Вражья дочь
Часть 42 из 54 Информация о книге
Тут-то и произошло то, чего он никак не ожидал. Из дома при полном вооружении вышел хорунжий Витейский. – Пся крев! – вскричал он, увидев Тукина. – Это опять ты, подлая русская скотина! Егор вытащил из-за пояса топорик. – Я, польская собака! Долго же я ждал этой минуты! Сейчас рассчитаюсь с тобой за жену и дочку! – Ха! – воскликнул хорунжий. – Ты желаешь драться со мной, свинья? Давай быстрее, я спешу. – Хорунжий выхватил саблю из ножен. Тут из-за угла вышел Горбун и с недоумением пробубнил: – Да тут вроде как драка намечается? Почему без меня? – Ах, вас двое? Ну, тем хуже, собаки! Витейский, как и все знатные поляки, довольно хорошо владел саблей. Но он не знал силы Горбуна. Однако сапожник крикнул: – Не мешайся, Осип! Я сам. – Осип?.. – Кажется, хорунжий начал понимать, что сапожник тут не только для того, чтобы отомстить ему, но поднять тревоги уже не мог. Егор махнул рукой, и лезвие топорика прошло рядом с физиономией хорунжего. Тот успел увернуться и тут же занес саблю. Быть бы сапожнику зарубленным, если бы не его хитрость. В одной руке он держал топорик, второй сжимал нож. Когда хорунжий замахнулся саблей, Егор сделал шаг вперед, прижался к врагу и всадил клинок ему в живот. Витейский открыл рот, сабля выпала из его руки. Он недоуменно посмотрел на сапожника. – Ах ты, скотина!.. Егор выдернул нож и тут же всадил его в грудь поляка. Тот упал на колени. Лезвие рассекло шею хорунжего. Он упал на снег. Тукин навалился на него и продолжал в исступлении наносить удар за ударом. Он раскромсал бы врага на куски, если бы на шум не прибежал Савельев. Дмитрий тут же выбил из руки сапожника нож, ударом сапога сбросил его с изуродованного трупа. – Охолонись, Егор! – Воевода тут же обратился к Горбуну: – А ты чего замер? Видишь, не в себе человек. – А я-то чего, воевода? Это личное дело Егора, очень даже праведное. – Тащи его в подземелье. – Кого? Труп? – Да дался он тебе. Тукина волоки! – Ага. Понял. Дмитрий взял себе саблю хорунжего, потом за ногу оттащил его к бане, к трупу ратника, и осмотрелся. С улицы вроде никто ничего не видел. Надо было хорошенько убрать следы. – Тарас, сюда! – позвал воевода. Прибежал лучник. – Я здесь, князь! – Он увидел кровавые следы и осведомился: – Это чего тут за бойня была? – Тукин налетел на Витейского. – Ага! Значит, все-таки пересеклись их дорожки? – Пересеклись. Метлу у изгороди видишь? – Вижу. – Бери ее и быстро замети все следы! – Слушаюсь! Пока Дрога прибирался, Савельев заглянул в дом, убедился в том, что там никого не было, подошел к воротам, выглянул на улицу. По ней, как и прежде, метались люди, конные и пешие. Они тащили пушки, пищали, порох, ядра. Спохватились поляки. – Все, князь! – крикнул Тарас Дрога. – Хорошо. Теперь вам с Горбуном надо трупы накрыть или засыпать чем-нибудь прямо там, у бани. – Понял. Это было сделано. Потом ратники и сапожник, пришедший в себя, подошли к погребу, вход в который теперь был открыт. – Факелы! – приказал Савельев. Горбун засунул за пояс шестопер, вставил в ножны трофейную саблю и вытащил из сумы палки с тряпками и огниво, приготовленные заранее. – Зажечь внутри! – распорядился воевода и добавил: – Один факел, Осип, оставь про запас, положи его у бочонков с порохом. – Для чего? – Может понадобиться. Они вошли в подземелье, закрыли за собой дверь, подожгли факелы и двинулись по ходу. Впереди шагали Савельев с Бессоновым-младшим. Вскоре они оказались в том самом просторном помещении, пронизанном тремя тоннелями. – Все ко мне! – приказал Савельев. – Один факел оставить, остальные притушить. Будем привыкать к темноте. Горбун передал факел Дроге, остальные погасил и оставил при себе. Савельев указал на левый ход, в глубине которого была видна стена, сложенная из мешков, и проговорил: – Дрога, пойдешь туда, снимешь с десяток мешков, перетащишь их к краю хода, соорудишь укрытие и засядешь там сам, один. Оттуда по моей команде будешь стрелами класть поляков, которые объявятся здесь. – Понял, князь. – Выполняй! – Воевода повернулся к Бессонову-младшему. – Ты тоже тащи сюда мешки и укладывай их друг на друга. За ними укроемся мы с тобой. – Уразумел, князь. – Влас оставил у входа оружие, которое помешало бы ему таскать мешки, и бросился в тоннель. – Вы занимаете крайний ход, тоже делаете там преграду и укрываетесь за ней, – сказал Савельев Горбуну и Тукину. – Но мешки следует брать осторожно. Они за бочонками с порохом должны быть. Коли нет, притащите из двух других ходов. Ты, Егор, будешь стрелять в поляков из укрытия. Осипу быть в готовности выйти на площадку со мной и Власом для рукопашной схватки. – Угу, князь, к этому я завсегда готов, – сказал Горбун. – Один целый факел и огниво положишь рядом с бочонками с порохом. – Положу. К этому моменту ко входу вышли все ратники. Дрога с Власом притащили первые мешки с мукой. – Слушать всем! – приказал князь. Ратники застыли, глядя на него. – В левом от меня крайнем тоннеле бочонки с порохом. Рядом Осип положит факел с огнивом. Коли не подойдет подмога, то последний, кто останется в живых, целый он будет или раненый, должен добраться до факела и поджечь порох, подорвать ко всем чертям эти схроны. Понятно, друзья мои? – Понятно, князь! – ответили все в один голос. Савельев улыбнулся. Иного ответа он и не ожидал. – Но я надеюсь, что этого не потребуется, – добавил Дмитрий. – Подмога должна подойти вовремя. А теперь продолжаем дело. Все взялись таскать мешки и делать заграждения. Хорунжий Витейский собирался завести в подземелье пару десятков поляков, дабы они захватили там русских ратников. Но он не успел это сделать, испустил дух под ножом Тукина. Поляки так и не дождались хорунжего, получили приказ своего ротмистра и ушли на стены. Этот самый ротмистр Михай Дерник расставил своих людей на городских стенах, а потом решил пройти до подворья Витейского, поглядеть, куда это запропастился хорунжий, специально оставленный Голубицким для каких-то тайных дел. Дерник не знал, что именно замыслил Голубицкий, да и знать не хотел. Это было не его дело. Ему требовалось правильно организовать бой своей роты и выжить в этой схватке с мощной русской армией. О победе он даже не думал, знал, что добиться ее не удастся. Сперва надо умудриться не погибнуть, а потом просить небо о том, чтобы Царь Иван проявил милость. Однако посмотреть подворье все-таки следовало. Если Витейский не на Посаде, то Голубицкий обязательно пришлет посыльного к нему, Дернику, чтобы узнать, куда запропастился его верный хорунжий. В это время русская армия взяла Полоцк в осаду. По плану, утвержденному Иваном Васильевичем, наступление должно было идти по льду Западной Двины, посему за рекой встали самые сильные полки: Государев, Передовой и Правой руки. Головные заставы расположились в Заполотском посаде, растянулись до правого берега Двины. Северо-восточнее занял позиции Сторожевой полк, за Полотой до Спасского монастыря встал Большой. Полк Левой руки расположился там же, в Задвинье, у Борисоглебского монастыря. С востока вышла на позиции артиллерия, не считая той, которая была в полках. Окружение Полоцка было завершено быстро. Защитники города открыли артиллерийский огонь по русской армии. Иван Грозный потребовал от своих пушкарей ответить тем же. Эта перестрелка велась слабо, не наносила особого ущерба ни одной из сторон. По округе ползли слухи о том, что от Минска к Полоцку идет гетман Радзивилл с войском в сорок тысяч ратников, мощной артиллерией и большим обозом. Царь Иван Грозный бросил навстречу ему дружины татарского царевича Ибака и воевод князей Репнина и Ярославского. В это же время пушечный наряд усилил обстрел города.