Вражья дочь

Царь, как и прежде, встал у шатра. Его вельможи держались за ним. Иван Грозный ждал.

Епископ подошел к нему, развернул полотнище. Это оказалось городское знамя. Он протянул его русскому Царю.

Государь кивнул. Ближний боярин забрал стяг. Духовенство отошло, приблизился воевода Довойна.

Что он говорил, Савельев не слышал. После его слов Царь прошел в шатер в сопровождении князя Крылова и ближних воевод, среди которых Дмитрий узнал князей Хворостинина и Шереметьева, стрелецкого голову Ивана Голохвастова.

Начались переговоры. Длились они до вечера.

Наконец было объявлено, что Государь Всея Руси и воевода полоцкий договорились о сдаче города. Все условия, предъявленные Довойной, русский Царь отверг, но обещал оказать милость и казней не чинить. Да он и сам не собирался ничего такого делать.

Как стемнело, городская знать и наемники ушли обратно в Замок. Их выход оттуда вместе с ополченцами был перенесен на следующее утро.



Пятнадцатого февраля пленные вновь под сильной охраной покинули крепость и были разведены по двум сторонам стены. К одной встали наемники, к другой – ополченцы. Наемникам оставили личное оружие, у ополченцев его изъяли.

Иван Грозный с многочисленной свитой поначалу подъехал к ополченцам и объявил им:

– Вы выполняли свой долг, защищая крепость, и за то вам честь и хвала. Так должны поступать настоящие воины. У меня нет на вас зла. Посему писари перепишут вас. После этого ступайте с Богом к своим семьям и крепко запомните, что Полоцк прежде был и теперь будет русским городом.

Писари тут же принялись переписывать ополченцев, а те стояли в недоумении. Они еще толком не поняли, что русский Царь освободил их и отпустил к семьям. Но это быстро прошло. Многие ополченцы изъявили желание служить Царю.

После этого Иван Васильевич направился к наемникам. И к тем он проявил милость, заявил, что отпускает их, предложил желающим перейти на службу Москве. Особо это касалось артиллеристов. Некоторые приняли это предложение, большинство отказалось от него. Тогда Царь одарил шубами ротмистров, оставшихся в живых, и тоже отпустил их на все четыре стороны, взяв с каждого слово больше не воевать против России.

Воевода же Полоцка, представители знати, в том числе Ян Глебович и низложенный епископ Арсений, были отправлены под конвоем в Москву. В дальнейшем всех их обменяли на русских пленных.

Закончив с этим, Иван Грозный объявил о восстановлении порушенного города. Жителям Посадов была оказана помощь в постройке новых домов и подворий. Некоторые полочане изъявили желание уйти в Новгородские и Псковские земли.

Восемнадцатого февраля Иван Грозный был объявлен Князем Полоцким.

Порешив и с этим, русский Царь направил в сторону Вильно около двадцати тысяч служилых татар, чем не на шутку напугал литовцев.

Уже 21 февраля из Вильно в Полоцк прибыл посол Великого Княжества Литовского для переговоров о перемирии, которые были закончены 27 числа.

Царь Иван Васильевич оставил в Полоцке крепкий гарнизон и отдал приказ русской рати возвращаться на Москву.

Очередная победа русского Царя вызвала на Западе волнение и тревогу. Армия, созданная Иваном Васильевичем, брала те крепости, которые ранее выдерживали долгую оборону. Уже мало кто в Европе сомневался в полководческом таланте Царя Ивана Четвертого.

Схватка у Полоцка обсуждалась при всех дворах. В то время не было монарха, который решился бы на прямое столкновение с Москвой. Повлиял исход сражения и на Крымского хана, и на султана Оттоманской Порты.

Московская же рать торопливо возвращалась домой.



Дружина Дмитрия Савельева шла вместе с Государевым полком. С ней ехал и князь Крылов.

Тело Тараса Дроги ратники завернули в плотную материю, везли в санях. Морозы не давали ему разложиться. Воины в каждой молитве поминали его и Егора Тукина.

На удивление лекарей, быстро поправлялся Горбун. Он находился в специальном обозе, где везли раненых, и как-то мартовским вечером объявился в дружине, когда та встала на привал.

Завидев верного ратника, Савельев воскликнул:

– Осип, ты чего тут? Тебе где надобно быть?

– Князь, не гони! Ты не представляешь, как надоели мне эти доктора с их лекарями. То это пей, то то, и главное, лежи да лежи. Такое разве стерпеть можно? Я вполне здоров, а к Москве буду как новый. Дозволь остаться с товарищами. Не могу я больше в том обозе.

– А точно тебе лечение больше не требуется? – спросил Савельев.

– Точно, князь.

Тут на стоянку дружины прибыл какой-то мужичок весьма корявого вида.

– Ого! – воскликнул Горбун. – Помощник доктора немецкого, Жаба. Его в обозе все раненые так кличут. Да ты сам погляди, воевода, как он на жабу похож.

Савельев присмотрелся и заявил:

– И не похож вовсе.

– Ну, не я ему такое прозвище давал, – сказал Горбун и спрятался за санями.

Мужичок подошел к Савельеву и сказал:

– Доброго здравия, воевода.


– Доброго. Кто такой, чего надо?

– Я из обоза раненых, Иван Жабин, помощник немецкого доктора.

Савельев улыбнулся и подумал:

«Так вот почему мужики прозвали Жабой. Вовсе не из-за сходства».

– И что, Иван Жабин, ты желаешь от меня?

– Так твой раненый, Осип Горбун, сбежал с обоза.

– Сбежал? – Князь изобразил удивление. – Да как такое возможно? Он же раненый.

Помощник доктора вздохнул и заявил:

– Такого раненого можно смело в строй ставить. На нем заживает все, как на собаке.

– Так что, мой ратник здоров?

– Не здоров, конечно, надо бы еще лечиться, но уж такой он непоседливый и своевольный. Все не по нему. Вот взял и сбежал, а доктор не любит этого.

– Доктор может не любить свою жену или русскую кашу. У нас свои порядки. Ты мне лучше вот что скажи, Жабин. Осип Горбун может находиться в дружине?

– Я бы его давно отправил в войско, да доктор-то немец, а у них порядок, положено две недели лежать и пить лекарства всякие.

– Понял тебя. Передай своему немцу, что я забрал Горбуна. Мы его сами долечим.

Жабин вздохнул и проговорил:

– Как бы доктор не пожаловался на тебя Государю, он же из его лекарей.

– А ты так и передай немцу, пусть жалится сколько и кому угодно.

– Понял. Значит, Осип Горбун у тебя?

– У меня.

– Ну и хорошо, пущай тут и остается, а то от него шума слишком много.

Савельев улыбнулся и сказал:

– Да, что-что, а шум Осип поднять может.

– И не говори, князь. Ну, пошел я.

– Ступай с Богом.

Помощник полевого доктора ушел.

Горбун выбрался из-за саней и заявил:

– Благодарствую, Дмитрий Владимирович, освободил ты меня от пыток этого немецкого лекаря.

– Но предупреждаю, Осип, увижу, что худо с тобой, отправлю немедля обратно.

– Как скажешь, князь, так и будет.

Горбун остался в дружине.

Во время похода Влас Бессонов тоже немного отошел. Этому способствовало и его общение с сыном погибшего сапожника Петькой Тукиным. Они часто бывали вместе, разговаривали. Парень рассказывал Власу о гибели матери и сестры, тот ему – о своей истории с панночкой.



Изо дня в день войско приближалось к Москве. В столицу оно прибыло довольно морозным утром в конце марта. Встречать царскую рать вышел весь город.

Только особая дружина прошла окольными путями, тут же разделилась и разъехалась по подворьям. Петра Тукина забрал к себе Гордей Бессонов.

Савельев попрощался с князем Крыловым и подъехал к своему дому. А там никого не было. Жена с сыном и прислуга ушли на край улицы встречать всю дружину. Пришлось Дмитрию самому открывать ворота, заводить коня в стойло.

Он увидел супругу через четверть часа. Она с ребенком на руках зашла во двор. Следом шагали ключник Семен Габра, стряпуха Авдотья и служка Прошка.

Ульяна передала дите стряпухе, рванулась к мужу, повисла у него на шее и прошептала: