Звоночек 4

— Вы свобдны, Лидия, — вздохнул я, ловя себя на мысли о том, что не хочу ее отпускать. — К сожалению, отвезти вас домой мы не можем. Не сошлись во мнениях с польской кавалерией, кто из нас должен ехать по той дороге и они на нас, похоже, крупно обиделись.

— Я туда не пойду, — сказала она, скручивая волосы и пряча их под рогатывку, принесенную мной вместо платка. — У меня тут отец с матерью недалеко живут. Много солдат — честной женщине лишние хлопоты.

— В Чернухе? — уточнил я, зная, что поблизости этой деревни, да Подчернухи на другом берегу ручья, ближе пяти километров ничего нет. Впрочем, в мирное время это не расстояние.

— Нет, в лесу.

— Так вы у нас, оказывается, лесная фея? А в Белочках как же так некстати оказались?

— Почему некстати? — пропустила она мимо ушей сам собой вырвавшийся очередной комплимент. — Замуж вышла и оказалась.

— Не подумал бы, вы такая юная, — поймал я себя за язык, внутренне чертыхнувшись, и попробовал придать голосу озабоченный тон. — Муж поди ищет…

— Не ищет, — улыбнулась она. — Он сейчас в армии под Барановичами взводом командует.

— Да, в русском плену, если вообще жив, у него другие заботы, — пробормотав это, я вдруг опомнился, ругаясь на себя уже на чем свет стоит. Кобель, нанюхался флюидов, забыл вообще кто и зачем здесь! Она дочь лесника! И для нас, попавших среди сплошного леса в ловушку на рокаде между Поречьем и Друскениками, где окопались остатки бригады КОП «Вильно», это шанс! Наверняка по следам боя, стреляным гильзам, да переговорив с КОПовцами у Салатья, польская жандармерия уже примерно поняла, что мы не совсем свои или даже не свои вовсе. Наобум на север ехать рискованно, в штабе дивизии у поляков наверняка есть связь хотя бы с Гродно, а оттуда и пограничников могли предупредить, что шарахается в тылах у них неизвестная моторизованная часть. Встретят как надо. А местные дороги, ведущие на запад и обозначенные на карте, мы, или вовсе не смогли найти, или они оказывались уходящими в болото тупиками. Нужен проводник, иначе придется машины бросить и в лес уходить на своих двоих, убегая от разведдивизиона, который гонять нас будет, минимум, до вечера, пока к фронту 3-й Кубанский кавкорпус не подтянется и полякам станет не до нас.

— На машине к вашим родителям доехать можно? Мы вас довезем в целости и сохранности.

— Доехать можно, но право, не стоит себя утруждать, сама дойду, — усмехнулась Лидия, приняв мои слова за очередной подкат.

— А я сказал, довезем! — ответил я жестко и тут она, явно что-то заподозрив, испугалась. — Не волнуйтесь, мне только надо переговорить с вашим отцом.

До избушки лесника нам пришлось километра четыре буквально продираться по узкой, петляющей лесной дороге, которую за Чернухой мы прежде не заметили проезжая мимо. Основательный, добротный дом с резными наличниками, которых я прежде в окрестностях не замечал, стоял в углу небольшой поляны, упираясь глухим забором вокруг заднего двора прямо в лес. Хозяин, вышедший на шум, встречал нас стоя на высоком, в четыре ступени, крыльце, с явным неодобрением глядя, как ФИАТы вламываются задом прямо в кусты, уходя с открытого места под сень деревьев. Подошли мы к нему вместе с Лидией, но я остановился шагах в десяти, а девушка, подбежав к отцу, спряталась за богатырской спиной. Да, мужик был могуч, метра под два ростом, потому и приближаться я не стал. Неудобно разговаривать, когда твоя голова, с учетом позиции, занятой собеседником, находится ниже его пояса.

— Русский. Наверняка бывший белогвардеец, — не здороваясь вынес я свое суждение. Уж больно Лида правильно говорит, да на обычную крестьянку не похожа, сама замужем за офицером. Да и папаше мундир был бы к лицу.

— А вы-то сами кто? — не отвечая спросил тот сурово.

— Меня можно звать Семеном Петровичем. А вас?

— Георгий Александрович, допустим. С чем пришли и зачем лес топчете?

— Помилуйте, надо же было спасти вашу дочь от тягот войны и доставить ее в безопасное место, — усмехнулся я. — И еще у меня есть одно дело. Мне нужно к вечеру быть на берегу Немана, минуя большие дороги и не встречаясь с военными.

— Прошли дожди, прямых дорог на запад сейчас нет. Только по шляху через Поречье на Гродно или через Друскеники.

— Даже не сомневался, что вы черной неблагодарностью ответите на спасение дочери, — надавил я на него, подчеркнуто расставив пошире ноги и уперев руки в бока. — Тогда у меня к вам предложение о сделке. Вы, Георгий Александрович, проводите нас до Немана и ни вы сами, ни ваши женщины никогда не признаются, что вообще нас видели. Дорожку сюда мы парой сосенок на буксире замели, на песке да хвое следов не найти. А здесь на поляне сами уж приберетесь. В ответ на вашу услугу ее муж, — я указал на Лиду пальцем, — не поедет, как все пленные польские офицеры, на двадцать пять лет в Сибирь каналы да плотины строить, а вернется домой, как только закончится война.

Лесник молчал, вперив в меня тяжелый взгляд, будто хотел меня отбросить подальше, в ту самую Сибирь, о которой я только что сказал.

— Папа! — не выдержала Лидия, дернув отца за руку, но думал, взвешивал.

— А если я откажусь вам помогать, то вы меня казнить будете… — ни малейших вопросительных оттенков, только полная, абсолютная уверенность слышалась в голосе лесника.

— Зачем? Машины оставим и уйдем, никого и пальцем не тронув. Сам себя накажешь хуже, чем все, что бы я мог с тобой сделать. Слышишь канонаду? Второй день грохочет. Завтра-послезавтра здесь будет Красная Армия и, если ты встанешь на сторону наших врагов, тебе придется уходить к немцам за Вислу или в Пруссию. И будешь ты у исповедующих расовую теорию истинных арийцев рабом-недочеловеком, как и все остальные поляки, что под немцем останутся. А дочь твоя, исключительно благодаря внешним данным, может сделать карьеру в офицерском, а не солдатском борделе.

— А красные, стало быть, меня по головке погладят? — усмехнулся мужик, понимая, что нужен мне и потому чувствующий себя довольно уверенно.

— Нагадишь мне — ее мужу компанию составишь. Поможешь — по конституции 1936 года любой, не запятнавший себя в течение 10 лет эксплуатацией трудящихся, после прохождения испытательного срока становится полноправным гражданином. Уж сколько бывших белых на Родину вернулось… Батраков же здесь я у тебя не вижу. В общем, как был лесником, так и останешься, никто тебя не тронет. Или, если хочешь, можешь уехать и чем-нибудь другим честно на жизнь зарабатывать.

— А если польский офицер до войны инженером в пореченском депо работал и его самого эксплуатировали, то он тоже может гражданство получить? — с интересом спросила Лидия.

— Трудящимся у нас всегда рады, — улыбнулся я больше своим мыслям. Сейчас эта красавица папашу своего лучше меня убедит.

— Ну, папа!!! — не разочаровала меня девушка.

— Что папа? В двадцатом красные тоже чуть до Варшавы не дошли, а потом…

— Много воды с тех пор утекло, — хмыкнул я. — Нет уже ни Тухачевского, ни Пилсудского. А Красная Армия свою силу и в Маньчжурии показала, и здесь уже со всем справилась почти. Японцы, кстати, вояки покруче ваших панов поляков. Могу судить, был на Халхин-Голе. Не ошибись, лесник…

— Ладно!!! — в сердцах махнул отец рукой, сердито взглянув на дочь. — Выведу вас отсюда сухим путем на узкоколейку, что от Поречья до шляха Гродно — Друскеники идет. По ней вы уж сами. Здесь сейчас других дорог нет. Со шляха же съездов на запад к Неману много, разберетесь.

— И еще. Мы оставим здесь двух тяжелораненых на два-три дня. Придет Красная Армия и их заберут в госпиталь. Насчет проверок беспокоиться не стоит, раненые — настоящие польские солдаты и документы у них в полном порядке. Так и скажете, что принесли их товарищи, отходящие из под Вильно, — добавил я от себя еще одно требование, избавляясь от обузы.

Нельзя сказать, что путь, которым нас вел лесник, был легким. В низинах торфяники размокли, а где повыше, грузовики, бывало, застревали в песке. Однако три десятка бойцов в кузове делают почти любую машину транспортом повышенной проходимости. Главное, чтоб ширина дороги, по которой с вырубок к узкоколейке зимой возили лес, протиснуться позволяла. По рассказу лесника, другие пути, обозначенные на моей карте, тоже зимние и летом не везде проходимы даже пешим, потому ими сейчас и не пользуются. По железнодорожной насыпи же мы пошли гораздо быстрее и вскоре были на шляхе в четырех километрах от Плебанишек.

Если по лесу мы двигались, не опасаясь получить бомбу от красных соколов, то теперь ухо приходилось держать востро. Юго-восточнее небо беспрерывно гудело и грохотало, что было закономерно. Тяжелый бронепоезд должен был уже расстрелять свой боекомплект и комдиву Михееву в противостоянии с целой дивизией нужна была поддержка. К счастью, усилия советской авиации концентрировались именно там, выпрыгивать из машин и спасаться от своих в лесу нам не пришлось.

Дорога была совсем не пуста. Еще до выхода на нее нам пришлось пропустить спешащий к Друскеникам дивизион легкой артиллерии на конной тяге, а потом навстречу то и дело попадались коляски и даже старинные кареты. Состоятельные жители Гродно, напуганные зарницами и грохотом на востоке, спешили к литовской границе. Попадаясь нам, они съезжали на обочину, пропуская колонну, занимавшую почти всю ширину дороги. У украинцев, глядя на этих путников, чесались руки и только мое присутствие останавливало их от того, чтобы «посчитаться». Видно, Господь заметил их страдания и преподнес нам неожиданный и очень ценный сюрприз.

Неистово сигналя, навстречу нам вылетел советский черный «Тур» с целой горой чемоданов, прикрученных прямо к крыше веревками. Он дорогу уступать совсем не собирался, да и мы тоже. Колонна наша встала, упершись почти в бампер лимузина, который не переставал гудеть. Секунд пять прошло и у пассажира на переднем сидении не выдержали нервы, он выскочил наружу и принялся, судя по интонации, ругаться по-польски.

— Див¬ться, генерал! — изумился Мишкевич, ехавший, как и я, в первой машине.


— Поди к нему, доложи что-нибудь! Скажешь — старший колонны в кузове раненый лежит. Главное, спроси, кто он и куда едет!

Мишкевич обернулся быстро.

— Генерал бригади Млот-Ф¬алковський, командувач арм¬гю «Нарев». А куди в¬н ¬де, я ¬ так скажу. З ним т¬льки шофер ¬ три баби. В Литву в¬н втекти хоче.

— Берем!!! — чуть не завопил я от счастья.

Через борт высыпали бойцы и в считанные мгновения командующий Августовской группировкой противника, получив прикладом под дых, был скручен. Добровольцы, действуя по своим представлениям о подобных делах, успели, пока я не вмешался, выволочь из лимузина всех, совсем не церемонясь. Генеральшу с дочерьми, пробовавших упираться, вытащили за волосы, а водилу, бросив на землю, разок-другой отбуцкали сапогами.

— Прекратить! Чемоданы — долой! Покидайте их на грузовик, потом разберемся! Баб тоже туда же! Водилу за руль, генерала — на заднее сидение!! Горбатюк, — ткнул я пальцем в одного из посыльных, — со мной в лимузине поедешь, будешь переводить! Передать по колоне — мы теперь батальон охраны командующего армейской группой «Нарев»!

— Товариш бр¬г¬нженер, бричка зупинилася! — обратил мое внимание Мишкевич на повозку дальше по дороге с которой хорошо видели происходящий разбой.

— Задержать! — скомандовал я, видя, что возница стал разворачивать оглобли. Бойцы побежали вперед, но поняли, что не успевают и опять, по собственной инициативе, открыли огонь. Черт! Хреновый из меня командир, если все делается не так, как я хочу и мне остается лишь разгребать последствия! И вот опять!

— Отставить! — вне себя заорал я, видя, что генеральшу с дочерьми растаскивают по одной по разным машинам. — В один грузовик всех! И чтоб без дури!! Бричку в лес! Лошадей разогнать! Если кто выжил, с собой забираем!

Впрочем, последний приказ я отдал только для очистки совести. И без того было видно, что и возница, и единственный пассажир закончили здесь свой жизненный путь. Еще бы не так, когда с пятидесяти метров сразу шесть пулеметов лупят! Хорошо хоть, что дальше дорога изгибалась, больше впереди свидетелей не было, а сзади мы были прикрыты грузовиками. Ладно, поедем как ни в чем ни бывало, будут спрашивать — скажем, что бандитов гоняли.





Эпизод 20




К Неману у Лукавицы мы вышли через деревню Плебанишки к шести вечера, спустя всего час после захвата генерала. Я уж про себя стал думать, что знай я все заранее, выбрал бы в виде транспорта коней. Ведь на грузовиках мы за сутки прошли по прямой от Узбережи всего тридцать километров. Быстрым пешим ходом это заняло бы столько же времени, а конными мы были бы уже за рекой, не ввязываясь в бои, обойдя лесами все заслоны и препятствия. Да уж, не приперло бы так чекистов с моим «Туром», неизвестно, как бы все повернулось. Сидел бы сейчас у себя в корпусе и в ус не дул. Лимузин-то я, кстати, себе добыл снова, попроще конечно, не вездеход и двигло послабже, восьмицилиндровое. Знать бы еще, на кой ляд он нужен. Спрашивать раньше я остерегся. А ну как Судоплатов решил бы, что лимузин с довеском в виде меня слишком хлопотно? Впрочем, именно так он и решил. Сам виноват. Ему теперь, если опять надумает со мной соединиться, через дорогу снабжения польской пехотной дивизии перейти надо будет. И это меньшее зло, потому что южнее, судя по генеральской карте, польских войск еще больше. Жаль связи с нашими теперь у меня нет, чтобы чекистов предупредить, рации уже не добивают. Подожду их вечер и ночь, пока будем переправляться, а дальше уж сами пусть выкручиваются.

Сидеть на месте столько времени я не опасался. Да и переправа, сама по себе дело не быстрое, возможна только ночью. Иначе свои же с воздуха и перетопят, да и чужие заметят. Кроме того, выбрал я этот пункт заранее не просто так. У Немана здесь берега крутые, удобные спуски к воде редки и именно рядом с ними издавна люди и селились, так что переходить реку пришлось бы все равно поблизости от местных жителей. Лукавица же находится на острове, в лесах, отделенная от остального правобережья трясиной, старицей Немана. Дорог всего две отсюда, на юг, на Польницу, да на север, на Перелом, где места еще глуше. И узкий перешеек, и гать легко перекрыть, так что местные настучать на нас смогут, только когда мы уж на западном берегу будем. И то не сразу, пока они еще до Гродно доберутся. Мобильников еще не изобрели, да и обычных телефонов-телеграфов здесь отродясь не видывали. А на другом берегу Немана, имевшего здесь от ста до ста тридцати метров ширины, напротив Лукавицы тоже лес на полуострове, образованном рекой и Августовским каналом, от посторонних глаз нас скроет пока паром взад-вперед гонять будем. А оттуда нам все пути на запад открыты, ищи ветра в поле!

Так я думал в начале. Сейчас же, когда, возможно, у нас на хвосте висели преследователи, меня это тоже перестало беспокоить. Задачу, поставленную Судоплатову, я, считай, выполнил. Почти. Осталось только дождаться «ретранслятора» на вечерней заре, чтоб сообщить на большую землю добытые сведения. Могу даже вовсе Неман не переходить, а сидеть здесь до подхода Красной Армии. Выбить меня из этой берлоги — целая дивизия нужна. А уж патронов мне дней на пять хватит. К тому же, руками Млот-Фиалковского и его девочек я сделал все, чтоб этой дивизии у поляков не нашлось.

Как только прибыли в Лукавицу, послал бойцов прошерстить конюшни на предмет четвероного транспорта и сбруи. Пригодных лошадей нашлось аж шесть штук, коих мы и реквизировали, застращав крестьян карой за уклонение от конской мобилизации. Это было проще всего. Труднее было с составлением приказов штабу армейской группы «Нарев», засылающих все резервы аж в Острув-Мазовецкий, строить оборону на пустом варшавском направлении. Разведка наша, кстати, обмишулилась. Пехотных дивизий в Августовской группировке оказалось не двенадцать, а четырнадцать, кавбригад не две, а пять. Из них как раз две «потерянные» дивизии и вся конница составляли «пожарную команду».

Для составления бумаг у меня было все: генерал собственной персоной и подписанные им ранее документы для сверки автографа, сведения, печать, сургуч, даже бумага и пакеты. Но не было писарей! Из моих бойцов грамотных, то есть тех, что могли читать по-польски, было всего четверо, писать же не умел никто! Вышел я из этого положения, устроив диктант самой генеральше и двум ее дочерям, младшей из которых было лет пятнадцать. Рассадив их подальше, каждую за отдельный стол, предупредил честно, что если в тексте найдутся хоть какие-то отличия, они будут иметь честь стать первыми работницами солдатского борделя Польской Красной Армии. В виде рекламы — для всего батальона первая ночь бесплатно! Проняло. После часового путешествия в кузове грузовика со взводом солдат они все и без того выглядели помятыми так, что генералу я их показывать не стал. Слава Богу, что не по одной ехали и подол им мои бойцы задрать побоялись. Чемоданы, правда, распотрошили, помня мою установку о трофеях.

Предварительно попросив почитать и перевести мне три подобных приказа, оказавшихся при бригадном генерале, я проникся высоким штилем и польскими правилами составления документов, после чего стал диктовать. На написание, сличение и проверку ушел всего час, после чего трое смышленых добровольцев поскакали одвуконь в штаб армейской группы в Гродно. Надеялся я вскоре познакомиться с его работниками лично, ибо одно из весьма разумных распоряжений Млот-Фиалковского было о переводе штаба из находящегося под ударом Гродно в деревню Немново на Августовском канале. Точно за тем лесом, напротив которого я собирался форсировать реку. Я туда уж и вторую роту на конфискованных, всех до единой, рыбацких лодках переправил, чтоб теплую встречу организовать. Вот завтра будет картина маслом! Войска или связаны боем, или ушли черт знает куда, а штаб пропал и выруливать просто некому!

Закат солнца поставил меня перед фактом, что разведчик-ретранслятор не прилетел. Видно Неман, имевший здесь прямой участок двухкилометровой длины и достаточной ширины, посчитали в высших штабах недостаточной стартовой площадкой для тяжелых гидросамолетов. С другой стороны, преследователи, если они и были, не объявились. И до утра уже вряд ли объявятся. Зато над рекой пролетел английский «Сандерленд», прошел низко и убрался восвояси. И нашлись чекисты, махнувшие не глядя всю свою автомототехнику на семь санитарных двуколок из обоза польской дивизии. Тридцать шесть человек из девяноста, большей частью легкораненые. Японцев — всего двенадцать. Невредимых — трое. Самому капитану Исибасову задницу штыком пропороли вскользь. Судоплатов вообще плох, ему хоть и не досталось в бою, но последствия «солнечного удара», переход и нервная работа его почти доконали, в лежку лежит и даже почти не разговаривает. Мы тоже больше суток без сна, но чекисты, после тридцатикилометрового пешего марша и вовсе вымотаны.

— Эк вас жизнь-то приложила, — с искренним сочувствием встретил я временно принявшего командование Панкратова.

— Да, не повезло, — вздохнул Слава. — Если б не японцы, вообще бы нам хана. Дрались и резались как черти за десятерых. Что ты хочешь, лучшие бойцы всей японской армии. Из наших только мои спецы им под стать, а остальных многовато покрошило. И машины пришлось назад отправить с тяжелыми, чтоб шлях перейти. Уж потом санитарный обоз захватили.

— Раз везение, два везение, помилуйте, надобно и умение, — наставительно поднял я палец вверх. — Так сам генералиссимус Суворов говорил! А умение в том и заключается, что даже если твой план плох, то лучше все же следовать ему, а не метаться из стороны в сторону. Будет вам наука впредь. Везет, как мне, тем, кто упорно цели поставленной добивается, а не ищет наобум, где прошмыгнуть. Машина моя цела?

— Ну, есть пара дыр… — смутился старлей.

— С амбарные ворота размером, поди? Одна во всю правую сторону, другая во всю левую?

— Да ладно, выдадут тебе новую машину по должности! — разозлился Панкратов.

— Да, какой-нибудь «ГАЗик». Этот «Тур», между прочим, мой, личный, честно заработанный! И вы у меня теперь в долгу, выраженном в конкретном рублевом эквиваленте! Потому, как похерили мой лимузин не ради дела, а из амбиций и глупости собственной!

— Знал бы, что ты так вцепишься из-за своей колымаги, другой дорогой пошел бы! — еще пуще стал ругаться старлей.

— Ну и катись колбасой! Никто не держит! — подлил я масла в огонь.

— Ты, верно, забыл, какой у нас приказ и полномочия? Ты обязан нам всяческое содействие оказывать! — совсем разъярился Панкратов.

— Э, нет, брат, статус-кво изменился. Полномочия ваши актуальность потеряли, потому, как приказ ваш я уже выполнил! Так что — свободен! — самодовольно заявил я чекисту, с удовольствием заметив, как тот изумился.

— Да ну?!!

— Вот тебе и ну! Так что это ты мне должен сейчас всяческое содействие, выражающееся конкретно в вашей коротковолновой радиостанции для доклада в центр, оказать!

— Что, и Рыдз-Смиглы у тебя здесь? — пропустив мимо ушей мои слова, спросил Слава.

— Маршал Польши не здесь, но там, где мы знаем и, заметь, по сю сторону линии Керзона. Осталось только доложить, да десантный корпус ему на голову сбросить!

— Точно знаешь? Откуда сведения?!