Боль и сладость твоих рук (СИ)

— Да.
Тимофей бросил это так быстро, словно едва дождался вопроса. Словно очень хотел его услышать и ответить на него.
— И это был последний разговор? — уточнила она тогда, тоже слегка кивая ему.
— Да.
Его ноздри раздулись, желваки налились, взгляд остановился на невидимой точке. Ирина еле слышно перевела дыхание и снова положила ладонь на его руку:
— Все, что ты сказал тогда, было абсолютно правильно.
Тимофей закрыл глаза, но прежде, чем это произошло — она могла бы поклясться — там мелькнула влага. Которой, впрочем, уже не было, когда он открыл их и уставился на нее исподлобья:
— Малыш. Пей чай и идем в спальню. Но сначала один вопрос.
— Какой?
— Табу на связывания. Ты хотела, чтобы я его нарушил?
Ирина ошеломленно раскрыла глаза, а за ними — и рот. Желудок обожгло. Черт. Черт, черт, как он… как он перешел в атаку так быстро?
— Я не хочу казаться излишне самоуверенным, но я вообще-то психолог.
— Что?
Ее рот мгновенно пересох, а в ушах зашумело. Он хотел казаться уверенным и самоуверенным — таким доминирующим, как только мог. Об этом была вся его поза, все внимание во взгляде, легкая ухмылка и даже еле заметное движение бровей:
— Я психолог, малыш. Это ответ на твой вопрос — как я догадался. И да, ты его не задала, просто по лицу видно.
— Тимофей, я… подожди…
— Я жду.
Он мягко улыбнулся, по-прежнему не сводя с нее глаз, и отхлебнул чай.
Ирина покраснела, переживая приступ мучительного стыда. Она солгала дому, и он поймал ее. Но как…
— Ладно. Связывания — это не настоящее табу, — признала она. — Точнее, настоящее, но…
— Действует на первый раз, — подсказал он.
— Да. Я тебя боялась. Не хотела быть полностью связанной. Это не только с тобой так… — невольно защищаясь, добавила Ира.
— Я понимаю, — спокойно кивнул он. — У тебя нет фобии, просто ты перестраховываешься.
— Да.
— Хорошо. Что еще ты забыла мне сказать?
Ирина открыла рот, потом закрыла, но потом, под его пылающим тяжелым взглядом, поспешила открыть снова:
— Порка… я все время боюсь.
— Это было табу?
— Нет… точнее… не знаю. Я вообще раньше не переносила болевых практик. Только шлепки ладонью.
— А-а, так вон оно что, — протянул Тимофей, наклоняя голову. Его брови поползли вверх — на этот раз он был действительно удивлен.
Ирина покраснела до ушей. Ее глаза увлажнились:
— Мне нравится… с тобой. Я хочу пробовать больше, но я… не знаю.
— Понятно. А ты знаешь, насколько опасно врать дому о своих табу? Особенно тех, которые ты скрываешь?
На этот раз его взгляд мог бы убивать. Повинуясь какому-то порыву, Ирину скользнула вниз и опустилась перед ним на колени — послушная нижняя, умоляющая о снисхождении. Дальше делать вид, что они все еще не в игре, уже было бессмысленно.
Тимофей провел по ее щеке костяшками пальцев и легонько шлепнул:
— Плохая саба, — еле слышно произнес он. — Будешь наказана.
Лори.
В клубе никого не было, прямо как на их первом свидании. Только тогда это было утро после игровой ночи, полный беспорядок, а теперь — тихая дистиллированная чистота и тишина.
Дима ждал ее у входа, поприветствовал сухим кивком, молча открыл тяжелую дверь своим ключом, а затем распахнул перед ней и вторую — как настоящий джентльмен. Лори на секунду замерла, ожидая, что в лицо дохнет привычным теплом, насыщенными терпкими запахами алкоголя, кальяна, секса. Но внутри было гулко и прохладно.
— Макс знает, что мы здесь? — спросила она, привычно сбрасывая обувь у входа. Идти в раздевалку смысла не было, но ей казалось невозможно пройти внутрь в обуви — она годами заходила сюда только босиком и полуголая, в образе сабы.
— Разумеется. Давай пальто.
Дима небрежно сбросил куртку на стол охраны, положил сверху пальто Лори, и уверенно прошел через весь зал к стойке бара. Немного помедлив, она прошла за ним и осторожно села на барный стул:
— Мы не будем играть? — поняла Лори через минуту по его лицу. На нем не было непроницаемой маски дома, хотя он и выглядел очень серьезным и сосредоточенным. Эмоции все же читались — легкое раздражение, легкая воинственность. Ее верх снова сердился на нее.
— Нет, не сегодня. И ни в один из ближайших дней, — отрывисто бросил он.
— Что ты имеешь в виду? — спокойно спросила Лори с легким кивком, подобрав под себя одну ногу. Его сухость и серьезность пробуждала в ней что-то детское, и она слегка съежилась, обхватывая колени.
Дима зашел за стойку, загремел бутылками, затем зазвенел бокалами и начал что-то смешивать. Он поднял вверх бокал, посмотрел на свет сквозь получившийся коктейль, чертыхнулся, вылил и смешал заново. Снова вылил, отставил бокал в сторону и еще более сердито глянул на нее:
— Я некоторое время думал. И я решил, что я не хочу секса с женщиной, которая не хочет оргазмов со мной. Это не табу, саба, это оскорбление.
— Я знаю. Прости, — торопливо подняла руку она. — Дело не в том, что я не хочу оргазмов…
Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения, но Лори покраснела до ушей и замолчала. Глаза наполнились слезами и настала ее очередь тихо ругаться. Она открыла сумочку, вытянула бумажные платочки, осторожно вытерла глаза. Дима снова вернулся к бутылкам и бокалам, и какое-то время они оба молчали. Лори долго суетилась со своим лицом, платочками и зеркалом, он молча смешивал коктейли для них.
Наконец, поставив перед ней нечто замысловатое и разноцветное, он уселся с другой стороны стойки и подвинул к себе второй стакан, наполненный чем-то зеленым:
— Тебе придется объяснить это, Лори. Иначе никак.
Его прямой взгляд обжигал. Он молча ждал ответа, и Лори пришлось выпить перед тем, как начать говорить. Оказалось, что разноцветный коктейль обжигал не хуже чистого виски.
— Не хочу знать, что там, — попробовала пошутить она, но он только холодно поднял бровь. — Ну хорошо… если ты хочешь…
— Да, я хочу, — выпалил он так яростно, словно она его ударила, — я очень сильно хочу знать, что с тобой не так. Потому что только это сделает меня твоим домом. И только так ты можешь быть моей нижней. Странно, что мне приходится объяснять тебе азы.
— Мне не нужно объяснять азы, — тихо процедила она, слегка отстраняясь. — И ты имеешь право знать правду о моих чувствах. Но речь идет только о тех чувствах, которые имеют к тебе, а это… ЭТО не имеет к тебе никакого отношения.
Внезапно ощутив, что начинает дрожать, Лори усилием воли взяла себя в руки и допила стакан до дна.
— То есть ты говоришь, что запрещаешь мне доводить тебя до оргазма, и это не имеет ко мне отношения? Вау, — саркастично протянул Дима.
Лори закатила глаза, потрясла головой и устало потерла лицо:
— Нет. Подожди. Просто дай мне… минуту.
— Хорошо, — внезапно смягчился он, внимательно наблюдая за ее лицом. Он слегка пригубил свой коктейль, забрал ее стакан, наполнил его снова.
Она начала говорить еще до того, как Дима закончил — глядя в его широкую накачанную спину, обтянутую черной футболкой из отличного хлопка.
— Дело в шрамах на моей спине… ты знаешь. Дело в том человеке.
— Я бы хотел убить его, — тихо сказал Дима, замирая, но не поворачиваясь. Он понял, что ей так проще начать.
— Я доверяла ему. Я шла дальше, не оглядываясь. Я шла за оргазмами. И каждый следующий был… словно ярче. Как будто лучше, чище предыдущего. И еще он был такой добрый, и до, и после. Очень внимательный.
— Я понимаю, — тихо сказал он, осторожно поворачиваясь.
Он старался не пялиться на ее лицо, залитое слезами, и за это Лори была очень благодарна. Она чувствовала облегчение, пока говорила, но это было облегчение, смешанное с горечью. В висках билось только одно: "Он осознает и уйдет. Он осознает, испытает отвращение и уйдет". Именно поэтому нормальные сабы никогда не говорят с домами о предыдущих домах — как бы те ни просили.
— Дим… пожалуйста. Я хочу быть с тобой, правда. Я не хочу тебя потерять, — всхлипнула она. — Мне кажется, ты на самом деле не хочешь это слы…