Боль и сладость твоих рук (СИ)

Он приедет потому, что она напугала его дурацким хриплым голосом по телефону или потому, что он действительно ждал ее звонка весь месяц?
Потому, что у него сработал покровительственный инстинкт дома или потому, что он действительно был ее домом и не переставал им быть?
Внезапно ее покинули все силы. Ира умыла лицо и замотала волосы полотенцем. Надо было накраситься, хоть немного, но не хотелось даже идти в спальню за косметикой. Она накинула шелковый халат, затянув пояс, и села на край ванны, молча глядя в большое зеркало. Ей почему-то вспомнилось, как она покупала это зеркало, лет десять назад.
Тогда ей казалось, что в ее жизни вот-вот появится постоянный партнер, и она уговорит его жить именно у нее, потому что иначе и быть не могло после того, сколько сил она вложила в ремонт. Взять хотя бы это зеркало шириной почти во всю стену. Или освещение, которое можно приглушить до очень романтичного полумрака. Эта ванна была создана, чтобы заниматься в ней сексом, и они несколько раз это делали с Лори. Но мужчины здесь так и не появилось.
Звонок ударил по нервам. Ира бросилась на кухню, взяла телефон в руку, но Тимофей уже сбросил вызов и написал сообщение: "Спускайся".
О, черт. Похоже, они немного по-разному представляли эту встречу.
"Не могу. Поднимись, пожалуйста", — написала она, добавив этаж, код и номер квартиры. И застыла, боясь, что он откажет. Что, если он откажет? Наверное, ей все-таки следовало спуститься без споров. Кому вообще нужна такая саба, как она? Они еще не успели поговорить, а она опять с ним спорит и чего-то требует.
Ответа на сообщение не было, но Ира пошла к двери. На этот раз интуиция ее не подвела — она услышала звук открывающихся дверей лифта и быстро открыла — еще до того, как он успел бы позвонить.
От прямого внимательного взгляда ее щеки загорелись. Он не смог скрыть удивление — еще бы. Возможно, еще ни одна саба не приходила на встречу с ним в не пойми каком халате с полотенцем на волосах. А она и забыла, какой он большой.
Немного помедлив, Тимофей осторожно вдвинулся внутрь и сам прикрыл за собой дверь. Они оба так и не произнесли ни слова, но оба издали какие-то невнятные восклицания, когда он сгреб ее и сдавил в объятиях, прижимая к своей холодной кожаной куртке, немного влажной от дождя со снегом.
Этот проклятый снежный дождь засыпал город уже недели две без перерыва, или целую вечность. Ира почти не помнила, когда в Москве последний раз была хорошая погода… и когда в последний раз он целовал ее и тискал так, словно хотел съесть целиком.
Он целовал ее. Она целовала его. Потом они долго обнимались, и снова целовались. И только когда из ее горла вырвался хриплый стон, и она прижалась к нему крепче, недвусмысленно требуя больше, Тимофей мягко отстранился:
— Погоди. Что случилось? Ира?
— Потом, — прошептала она. — Пожалуйста.
Удивленно приподняв одну бровь, когда она попыталась требовательно притянуть его к себе, Тимофей снова отстранился и перехватил ее запястья:
— Саба, со мной так нельзя. Если ты не в игре, то…
— Я в игре. Пожалуйста. Пожалуйста.
Все, что она могла — только умолять хриплым шепотом. Это было чистое сумасшествие, но у нее просто сорвало крышу от его близости, его запаха. Она хотела его немедленно. Как угодно. А, может, она позволяла себе такое только потому, что видела бешеное желание и в его глазах.
С тихим стоном Тимофей сдался, сорвал с себя куртку, бросил на пол и быстро наклонился, чтобы снять ботинки.
— Где спальня? — спросил он, выпрямляясь.
Ира молча указала глазами направление.
— Вперед, — велел он. На его лицо опустилась знакомая маска дома, за которую почти не просачивалось никаких чувств.
Все, что произошло дальше, было очень жадно, очень быстро и так страстно, словно у них обоих не было секса целую вечность. Никто из них не мог терпеть ни одной лишней секунды. Ира быстро разделась, едва дождавшись приказа, молча опустилась в коленно-локтевую. Тимофей едва не разодрал пополам футболку, срывая ее с себя. Затем она услышала звук открывающейся молнии и хруст разрываемого пакетика презерватива.
И больше ни слова, ни единого приказа, только жесткий животный секс. Все, что она помнила — это его руку, которая крепко держала за плечо, не позволяя ни одного свободного движения. И ощущение его внутри — яростного, большого, требовательного, не терпящего возражений.
Оргазмы бывают совершенно разные — Ира была уже достаточно взрослой, чтобы это понимать, достаточно хорошо чувствовала свое тело. Бывает, что кончишь так, как будто вовсе не кончила — и потом может стать тошно. Так бывает с неправильными партнерами или после неправильной подготовки.
Бывают нежные оргазмы, которые оставляют сладостное послевкусие и желание повторить. Бывает, когда очень жестко, и даже больно. И долго-долго. Можно сдвинуть ноги и продолжать, когда партнер уже где-нибудь в душе.
А иногда у нее бывали такие оргазмы, когда весь воздух словно становится чище и наполняется озоном, как перед грозой. Можно свободно дышать всем телом — грудью, животом, кончиками пальцев на ногах. Ты полностью удовлетворена, все тело поет и наполняется энергией. Это самое настоящее земное счастье. Самое высшее наслаждение, которое можно испытать с помощью собственного тела и партнера, который в данную минуту идеально тебе подходит, потому что находится с тобой на одной волне.
В этот раз Ира чувствовала, что испытала именно такой оргазм. Она хотела бы издать красивый протяжный стон, но вместо этого из ее горла вырывались только хрипы. И все же она была абсолютно счастлива.
Какое-то время они лежали рядом в полной тишине, и Тимофей даже обнял ее — так что Ире вообще не хотелось ни вставать, ни разговаривать, ни прерывать это волшебство каким-либо образом. Но, к сожалению, ее партнер все же намеревался поговорить.
— Звуки, которые ты сегодня издаешь, меня слегка напрягают, — полушутливо-полусерьезно начал он и слегка отодвинулся, чтобы посмотреть в лицо. — Что с твоим голосом?
Он спросил это таким строгим тоном, что Ира почувствовала себя маленькой — даже меньше, чем когда он обладал ею, держа ее всю целиком в руках и не позволяя шевельнуться. Возможно, это было неправильно, но именно такой ей и нравилось себя чувствовать рядом с ним.
— Я его сорвала, — прошептала она. — Я орала на Лори.
— Зачем?
Его тон неуловимо изменился — Тимофей еще не встал с кровати, но определенно уже вышел из игры. Ира вздохнула:
— Чтобы она рассказала мне, что произошло.
— А-а. Так что же, моих слов тебе было недостаточно?
Его лицо закаменело.
— Нет, недостаточно, — твердо прошептала Ира и села на кровати, спустив ноги на пол. Она села спиной к нему, потому что спорить было страшно. Но не спорить она не могла.
— Недостаточно, — упрямо просипела она. — Тем более, что Лори все рассказала иначе.
— Лори слишком эмоциональна и слишком эгоцентрична. Готов поспорить, это выглядело как будто она управляла мной, как марионеткой.
Ира прикрыла глаза. Кровать под ней прогнулась и распрямилась: Тимофей встал. Нарастающее раздражение в его голосе было сложно с чем-то перепутать. Ей предстояло пройти по очень тонкому льду.
— Нет, не так. Лори просто сказала мне, что ты не садист. И это похоже на то, что и ты говорил раньше, — прохрипела она, чувствуя, что снова перенапрягает связки.
— И сколько раз мне нужно поиметь тебя, заплаканную, чтобы ты передумала? — грубо, с наездом, спросил он.
Ира криво улыбнулась:
— Сколько хочешь. А ты когда-нибудь хотел причинить мне сильную боль? Физически?
На этот раз он долго молчал. И после очень длинной паузы спросил:
— Где у тебя душ?
— Я дам тебе полотенце, — мгновенно согласилась Ира и, стараясь не смотреть на него, пересекла комнату, чтобы залезть в комод.
Когда они по очереди приняли душ, Ира вылила холодный кофе и приготовила большой чайник с чаем, нарезала бутерброды с копченой колбасой и любимым санкционным итальянским сыром из своих личных запасов. Тимофей молча сидел в кухне, глядя в свой смартфон. Насупленный и раздраженный, он все же не думал уходить, и это согревало. Она с улыбкой посмотрела на него и подвинула поближе тарелку: