С любовью, Луков (ЛП)

Выражение лица Ивана должно было что-то мне сказать, но этого не случилось.
— Я так и не понял, что ты имеешь в виду. Объясни.
Мой взгляд скользнул к потолку.
— Чего ты не понял? Мамин любимчик — мой брат Джонатан. А отец больше всех любит Руби.
— Что??
Я пожала плечами.
— У каждого есть свои любимчики, не только у родителей. Например, у Руби это Тали. А у Тали — Руби. Себастьян и ДжоДжо тоже любят Руби больше всех. Все нормально.
Дело было не в том, что Иван скорчил лицо. Потому что он этого не сделал. По крайней мере, не то выражение лица, на которое отреагировали бы девять из десяти обычных людей. Однако я была той единственной, что заметила изменения. Видимо, потому что я это я. То, что отразилось на лице моего партнёра, по моему мнению, получилось рефлекторно, а не специально. У Ивана слегка напряглись мышцы челюсти. Все произошло стремительно. Просто секундное и несущественное движение.
Но мое пристальное внимание меня не подвело.
— Что? — спросила я, продолжая смотреть на парня.
Он не удивился тому, что его поймали, так что отпираться не стал.
— Кто же тогда твой любимчик? — медленно уточнил мой партнер, пристально изучая меня серо-голубыми глазами.
Я посмотрела на малышку в своих руках и улыбнулась, вглядываясь в ее крошечное личико.
— Оба ребёнка Руби.
И тут же заметила, как сильно у Ивана дернулся кадык, и как дрогнул его голос, когда он задал мне еще один вопрос.
— Я про твою семью, Пончик. В твоей непосредственной семье кого ты любишь больше всех?
Мне не нужно было рассуждать об этом. Ни секунды. Вообще. И не стоило даже смотреть Ивану в глаза для того, чтобы ответить:
— Каждого из них.
В его тоне не сквозило недоверие, когда парень задал новый вопрос.
— Что, всех сразу?
Поцеловав ребенка в лоб, я сказала:
— Да. Всех сразу. У меня нет любимчиков.
Иван сделал паузу, а затем продолжил:
— Но почему?
В груди кольнуло так, что у меня перехватило дыхание.
Что причинило мне боль. Не сильно, но достаточно, чтобы я почувствовала. Не важно, насколько редко это случалось, ощущение всегда было одним и тем же.
Так что я определенно не смотрела на своего партнера, с которым проводила дни напролёт, когда ответила:
— Потому что люблю их всех одинаково.
Однако засранец не сдавался.
— Почему?
— Что значит «почему»? Я просто люблю их и все, — сказала я, продолжая избегать зрительного контакта и пытаясь сделать вид, будто изучаю крошечное лицо в своих руках.
Дело в том, что спортсмены, да и люди в целом, которые жаждали побеждать везде и всегда, не знали значения слова «сдаться»... Смириться. Эта концепция им была чужда. Так с чего я решила, что человек, который, по-видимому, был еще более жалким неудачником, чем самый огромный лузер на планете (я), не станет зацикливаться на чем-то, что и так уже ясно. И это было выше моего понимания.
Поэтому не стоило удивляться, когда парень продолжил задавать один и тот же вопрос, на который я абсолютно не хотела отвечать.
— Так почему, Жасмин? — Иван сделал паузу, давая словам отложиться в моем сознании. — По какой причине ты любишь их всех одинаково?
Мне была ненавистна ложь, потому что как только ты решался солгать, враньё начинало съедать тебя изнутри, приходилось постоянно помнить об обмане и контролировать свои слова… Зная, что рано или поздно твоя ложь причинит кому-то боль. Возможно, я была тряпкой, но все же рискнула сказать Ивану правду.
— Потому что в каждом из них есть и хорошее, и плохое. Я не пытаюсь использовать их недостатки против них самих, — объяснила я ему вынужденно, сама того не желая. Определенно не желая. Чем так плоха была правда, кроме того, что из-за неё у меня внутри все ужасно болело.
Я посмотрела на Ивана, прежде чем продолжить, потому что не хотела, чтобы он подумал, будто я смущена. Мне не хотелось, чтобы мои слова казались чем-то важным. В противном случае, он воспринял бы все именно так, а я определенно этого не желала. Поэтому продолжила.
— Мне хочется, чтобы моя семья знала, что я люблю их такими, какие они есть. И не желаю, чтобы кто-то из них чувствовал себя плохо, думая, что моя симпатия принадлежит кому-то одному.
Ну вот, я призналась. Теперь уже нельзя было забрать свои слова.
Они повисли в воздухе, витая между мной и Иваном.
Но он ничего не сказал.
Мой напарник не произнёс ни слова, пока стоял весь такой высокий и совершенный, глядя на меня своими голубыми глазами так долго, что мне захотелось поежиться. Однако Луков точно был последним человеком в мире, перед которым я бы это сделала, и не важно друзья мы или нет. Парень и так уже видел меня не в лучшем состоянии. Ему не стоило знать, что со мной делают разговоры о любимчиках.
Вместо этого я закатила глаза и спросила:
— Как насчет того, чтобы перестать на меня пялиться? Из-за тебя я чувствую себя неловко.
И что же ответил этот придурок? Обычное «Неа».
Я просто проигнорировала его.
К счастью, именно в этот момент в комнату вразвалочку вошёл Бенни в помятой одежде и с опухшим лицом, и пробубнил:
— Жасси, я ефть хосю.
Я ухватилась за этот шанс, прежде чем увязла бы в нежеланном разговоре, продолжая обсуждать то, о чем мне не хотелось даже думать.
— Хорошо, Бенни, — сказала я, а затем посмотрела на Ивана и спросила. — За кем будешь присматривать, за малышкой или мальчиком?
На лице моего партнера мелькнуло тревожное выражение, и у меня чуть не вырвался смешок.
— Нужно кого-то выбрать?
— А зачем, по-твоему, я тебя сюда притащила? Конечно.
Иван моргнул, прежде чем его взгляд прошелся по Бенни, который все еще дремал, стоя в дверях, а затем перескочил на спящее лицо Джесси.
— Они оба маленькие, — сказал парень так, словно открыл мне глаза на мир.
Настала моя очередь моргать.
Иван прикусил свою розовую губу и посмотрел на мальчугана, который стоял в дверях, вероятно, даже не понимая, что мы не его родители. Потом Луков решился.
— Возьму на себя малышку.
Я не позволила удивлению отразиться на моем лице. Мне казалось, что он выберет Бенни вместо Джесси.
— Окей. Вот, — произнесла я, подойдя к Ивану и протянув ему ребёнка.
Выражение лица парня почти рассмешило меня.
— Я никогда раньше не держал в руках младенца, — пробормотал он, напрягаясь всем телом.
— У тебя получится.
Иван пристально на меня взглянул, а затем сложил свои руки, повторяя мою позу.
— Конечно, получится.
Я просто хмыкнула, а Луков улыбнулся. Было несложно переложить малышку в его руки. Парень уложил маленькую головку Джесси в сгиб локтя, а затем прижал к себе.
— Она такая легкая, — прокомментировал мой партнер, когда девочка оказалась полностью в его объятиях.
— Ей всего несколько месяцев, — ответила я ему, разворачиваясь к Бенни.
Иван усмехнулся.
— Это ничего не значит. Ты тоже маленькая, но ужасно тяжёлая.
— Ой, заткнись. Я не настолько тяжёлая, — повернув голову и посмотрев на него через плечо, я протянула руки к племяннику.
— Так и есть. Ты самая тяжелая партнерша, которая у меня была.
— Все дело в мышцах.
— Так вот как это называется?
Я рассмеялась, когда Бенни подошел ко мне, все еще потирая лицо.
— Знаешь, что, фея Динь-Динь? Ты тоже совсем не легкий, — бросила я Ивану, прежде чем обнять любимого трехлетнего племянника и взять его на руки.
Иван тихо засмеялся и поднес девочку к своему лицу точно так же, как и я несколько минут назад.
— Мне и не положено. Ты же знаешь, все дело в мышцах.
***
— Не понимаю, почему люди жалуются. Это ведь легко, — сказал Иван, прижимая бутылочку ко рту Джесси, жадно сосавшей ее.
Не хотелось признавать, но у Ивана отлично получалось быть нянькой. Наверное, так не должно было быть. Однако было.
В следующий раз, когда Джесси расплакалась, находясь в руках парня, Иван слегка подпрыгнул, нахмурился и повернулся ко мне с паникой на лице, но прежде чем я успела подсказать ему, что делать, парень начал напевать и покачивать ее сам. Его «тихо, тихо» звучало очень странно. Я не следила за временем, но мне показалось, что меньше, чем через минуту кошачьи вопли малышки превратились в тихие всхлипы, а ещё через минуту прекратились вовсе. Мне пришлось сдержаться, лишь бы не ляпнуть вслух, что Иван прирождённый нянька, но ему не обязательно было знать об этом. У парня и так завышенная самооценка.