Вернись и полюби меня (ЛП)
- Ты что угодно вынесешь, - сказал он все тем же тусклым голосом, - только чтобы эта сила возвращалась к тебе снова и снова.
У нее отнялся язык. Северус заговорил громче – словно поднимался в день сегодняшний из глубин воспоминаний; благо что Лили еще не успела решить, как относиться к услышанному.
- Но не забывай, что за все нужно платить, и Темные искусства воздействуют не только на магию, но и на разум. Яркий пример тому – Беллатрикс; она была способна на сложнейшие заклинания, но в конце концов… пристрастилась к боли. На этом этапе такого рода зависимость возникает у большинства волшебников; когда заходишь так далеко – это единственный способ выжить. Сила и боль становятся одним и тем же, и когда это происходит – личность адепта совершенно меняется. Такие, как Беллатрикс – и Темный Лорд, который всегда был на голову ее выше – становятся неспособны отождествлять себя с чем-то, кроме боли. Они причиняют боль другим и сами ее испытывают; это приносит им радость и поднимает настроение.
Должно быть, он как-то по-своему истрактовал выражение ее лица – хотя она не представляла, как именно; Северус произнес уверенно и резко:
- Со мной этого не случилось. И не случится.
- Почему? - голос ее дрожал; Лили представляла, как Севу – ее Севу – нравится мучить людей… - Чем ты такой особенный?
- Окклюменция, - сказал он.
- Что?
- Окклюменция. Как и легилименция, это не заклинание, а ментальные искусства. Они требуют умения работать с сознанием – как чужим, так и своим собственным. Есть способ… я могу описать это только как “убрать часть себя на хранение”. Ты знаешь, что длительное воздействие Круциатуса сводит людей с ума?
Она ошеломленно кивнула. Он подвергал себя этому – ради развлечения?
- То же касается и любых других пыток – продолжительное воздействие физической и душевной боли деформирует человеческий разум. Оно его… разрушает. Именно к этому в конечном счете приводит использование темной магии – если только ты не знаешь, как претерпевать страдания, не разрушаясь. Я мог разделить свое сознание, и какая-то часть меня… оставалась незатронутой, пока другая переносила боль. Мой метод удалось воспроизвести только Нарциссе – жене Люциуса.
- Ты что же, ее научил? - отчего-то Лили находила отвратительной саму эту идею.
- Да, - он слегка пожал плечами. - Нарцисса прекрасно разбиралась в ментальных искусствах – как и Темный Лорд, как и Беллатрикс; но они не были заинтересованы во всяких “уловках”, как они это называли, и считали нас с Нарциссой слабаками – за стремление отгородиться от боли. Сами они ее переносили, не возводя никаких внутренних преград, и почитали это признаком силы… что ж, в конечном счете у них не выдержал рассудок – закономерный и очевидный для любого исход, хоть они и мнили себя выше этого…
Он замолчал, уставившись куда-то вдаль – похоже, снова углубился в воспоминания. Лили едва не разобрал истерический смех – Северус называл этих кошмарных Пожирателей по именам, будь они неладны… Слова не шли на язык; неизвестно еще, что хуже – их прошлые ссоры, когда они кричали и обзывали друг друга глупцами, или же эта нынешняя короткая и бесстрастная лекция.
- Темные искусства никогда меня не изменят, - произнес он – взгляд его оставался невидящим, - если только я сам того не пожелаю. А я повидал достаточно безумия, чтобы осознать, что оно лишь меняет одну реальность на другую, а не избавляет от нее. Что до тебя, то одно темное заклинание не сделает из тебя садистку – а уж то заклинание, которым ты воспользовалась, и подавно. Контрапассо связано с раскаянием и прощением; если ты что и почувствуешь – то лишь более частые угрызения совести, и то ненадолго. Или же прощать станет легче. Возможно – и то, и другое сразу.
Это было подозрительно похоже на правду. Дамблдор предупредил ее прямым текстом, что научиться прощать себя – единственное, что поможет простить другого… и заставил окончательно усвоить урок на примере этого заклинания. И когда она прокляла Северуса, то так мучительно переживала свою вину, ее едва не тошнило от самой себя… чтобы снять это заклятье – ей пришлось простить их обоих от всего сердца…
- Да нет, ну все-таки вряд ли, - оцепенело сказала она, глядя в сторону Северуса, но словно сквозь него, - не может быть, чтобы оно и впрямь было темным…
Потому что – ну как, как оно могло быть темным? Как мог Дамблдор – создать его, научить ему других – заклинанию, которое…
Ты наложила проклятие на Эйвери. Ты знала, что ему будет больно. В чем разница между темным заклинанием и светлым, если оба причиняют боль? Северус говорит – только в способе получения силы…
- Лили, - Северус положил руку ей на плечо – сначала почти невесомо, потом чуть крепче сжал пальцы. Его ладонь согревала. - Это заклинание темное потому, что оно позволяет тебе воспользоваться внешним источником силы. Не оттого, что оно несет людям зло или создано им вредить. Отдача, которую ты почувствовала – не наказание, а способ соблюсти баланс. Из-за того, что оно темное, в заклинании не меняется ничего – ни необходимое для него намерение, ни его воздействие, ни даже его природа.
- Тогда отчего эта магия зовется темной? - она не знала, чего ей больше хочется – спихнуть эту руку или уткнуться ему в плечо.
- Потому что практиковать ее чрезвычайно опасно, и в основном она применяется, чтобы вызывать боль. Еще один уроборос: она причиняет боль, ты к этому привыкаешь, ты начинаешь отдавать предпочтение именно таким заклинаниям. И лишь тот, кто не попал в этот замкнутый круг, будет осваивать другие, не связанные с болью.
Помедлив, он продолжил:
- Именно поэтому я и полагаю, что Дамблдор тоже знал, как разделять сознание. В ментальных искусствах он многого достиг; готов поспорить, что он умел и это тоже. И он же создал Контрапассо.
Лили кивнула, спрятав лицо в ладонях. Она и понимала, и не понимала одновременно. В этом не было никакого смысла. Какой смысл Дамблдору заниматься темной магией и учить их, как… Ведь это же и есть то, с чем они боролись! Орден всегда сражался за правое дело, но если они сами при этом пользовались темной магией, то…
Северус погладил ее по плечу, но как-то неуверенно, словно не зная, верно ли поступает. Она растопырила пальцы, но вверх сквозь них взглянуть не осмелилась.
- Ты думаешь – я делаю из мухи слона.
Он помедлил.
- В моем понимании – да, - сказал он наконец. - Но в то же время я весьма ценю и… положительную динамику. Я помню, как ты… ненавидела Темные искусства, - боялась и передергивалась от омерзения, - и во многом твои переживания… оправданны. - В его голосе слышалось отвращение – почему? - Но в остальном… Сами по себе Темные искусства не обязательно зло; они просто ведут в этом направлении – девяносто восемь дорог из ста.
Она чувствовала себя так, словно стояла на распутье, и впереди тоже простиралось девяносто восемь дорог – разные русла, по которым может потечь эта беседа. Лили выпрямилась на постели, откинув волосы с лица; Северус глядел на нее с опаской, словно подозревал, что она вот-вот возьмет волшебную палочку и запустит в него каким-нибудь проклятием. Он что – так и сидел бы, как мишень?..
Она не хотела его проклинать. Больше никогда в жизни.
- Сев… знаешь, как я тебя вылечила?
Он и глазом не моргнул.
- Я предположил, что ты воспользовалась контрзаклинанием.
- Да, но это было не то, что я думала. Не слова “я прощаю”, а само прощение.
Он сдвинул брови – на переносице появилась складка.
- Боюсь, что я не…
- Я выслушала все, что ты рассказал – обо всем, что ты сделал – и простила тебя.
В комнате стало так тихо, как будто оттуда вытекли все звуки. Он произнес едва слышно:
- Не может быть, чтобы ты…
- Я слышала все. О Дамблдоре. О Хогвартсе. О погибших. - Он затаил дыхание. - О Гарри. И… пророчестве.
Северус вздрогнул всем телом и страшно, смертельно побледнел. Она схватила его ладонь – словно в рукопожатии; стиснула ее и прижала к груди.