Ханский ярлык

   — Она будет у меня самой любимой женой, — пообещал Ногай императору.
И слово своё сдержал. Евфросиния была у него в чести и часто сидела с ним рядом, особенно на приёме иностранных посольств или других торжествах. Мало того, Ногай не только советовался с ней, но иногда отдавал решение какого-то вопроса на её усмотрение.
Причерноморские степи от Дона до Дуная принадлежали теперь Ногайской Орде.
Великий князь Дмитрий Александрович последовал совету Святослава Ярославича, но отправился не к хану Менгу-Тимуру [74], сидевшему в Сарае на Волге [75], а вдоль Дона к хану Ногаю. Умные советчики подсказали Дмитрию Александровичу, что-де Ногай и Тудай-Менгу [76], воспринявший престол от брата Менгу-Тимура, не любят друг друга и именно этим надо воспользоваться.
Андрей Александрович, узнав о том, что старший брат отправился к хану, обеспокоился, что в Орде откроется истинная цена его кляузам, и послал отряд перехватить Дмитрия. Однако по понятным причинам это не удалось, засада сидела на Волге, а князь Дмитрий ушёл Доном.
Дмитрий Александрович прибыл в ставку Ногая с женой и сыновьями, Александром и Иваном, и немалой казной. Именно последнее обстоятельство гарантировало ему тёплый приём в Орде.
Он был принят ханом Ногаем и его женой во дворце и внимательно выслушан.
   — Да, — сказал Ногай, — нехорошо, когда младший лезет поперёд старшего. Нехорошо. Плохо, что в Сарае этого не понимают.
   — Андрей оклеветал меня перед Менгу-Тимуром, а сейчас и перед Тудай-Менгу.
   — У Менгу слишком доверчивые уши, — поморщился Ногай. — Я знаю. Но ты получишь великое княженье из наших рук, князь Дмитрий, и никто не посмеет оспаривать наш ярлык. Никто, — повторил с нажимом Ногай, и Дмитрий догадался, на кого намекает хан: «А он и впрямь недружен с Тудай-Менгу».
Приезд великого князя северорусских уделов к Ногаю был хану весьма приятен. Если до этого он держал в своей власти лишь южные княжества Руси, куда золотоордынский хан старался не посылать своих ставленников, чтобы не ссориться с Ногаем, то теперь, вручая ярлык Дмитрию на великокняжение, сам Ногай как бы вмешивался в дела сарайского недруга.
Такое положение не могло нравиться Тудай-Менгу хотя бы из-за того, что теперь русская дань уплывала мимо Сарая в Ногайскую Орду. И в очередное появление у него Андрея Александровича Тудай-Менгу допытывался:
   — Почему твой брат Дмитрий приехал не ко мне, а к Ногаю?
   — Он боится тебя, великий хан.
   — Но ты ж тоже боишься, однако приезжаешь ко мне.
   — Я — твой верный слуга и друг, Тудай-Менгу, а Дмитрий — хитрый и опасный враг.
   — Ох, Андрей, что-то ты не то говоришь. Чем может быть русский князь Дмитрий опасен для меня? Чем? Стоит мне послать на него темника [77] с войском, от твоего брата мокрого места не останется.
   — Пошли, великий хан.
   — А что толку? Прошлый раз ещё мой брат Менгу-Тимур послал с тобой своих лучших салтанов [78], ты сам вёл их. И где ж твой Дмитрий?
   — Он бежал, как заяц от орла.
   — Ну вот. А ты говоришь, «опасный враг». Вот теперь, когда он купил у Ногая ярлык [79], он станет опасным врагом, но не для меня, князь Андрей, для тебя. Что молчишь?
   — А что говорить, великий хан? Ты прав.
   — Придётся тебе как-то мириться с ним, Андрей. Ведь вы же братья. Мы ж с Менгу-Тимуром не ссорились. Говорят, Дмитрий даже нянчил тебя.
   — Да, нянчил. Один раз так нанянчил, что едва не утопил.
   — Как? — удивился Тудай-Менгу.
   — Очень просто, уронил с моста в реку.
   — Нет, серьёзно? — засмеялся хан.
   — Уж куда серьёзней. Если б не кормилец, так и утоп бы я.
   — Сколько ж тебе было тогда?
   — Около трёх лет где-то.
   — И ты до сих пор помнишь это? Нехорошо, Андрей, нехорошо быть таким злопамятным. Он же наверняка нечаянно уронил тебя.
   — Какая б была разница, если б я захлебнулся, чаянно или нечаянно.
Тудай-Менгу просмеялся, молвил прищурясь:
   — Да, князь, поди, брат-то ныне жалеет, что тогда не утопил тебя. А?
   — Кто его знает. Вполне возможно.
   — Так что придётся тебе с ним мириться, Андрей. Мирись, и в следующий раз приезжайте ко мне вместе.
   — Постараюсь, — промямлил Андрей, понимая, что Тудай-Менгу не так Дмитрий нужен, как то, что он привезёт в Орду. Ясно, что золотоордынец был расстроен, что выход Дмитриев мимо него проплыл.
А между тем Тудай-Менгу всерьёз опасался Ногая, усилившегося настолько, что заставил даже могучую Византию смотреть ему в рот, уж не говоря о покорённых сербах и хорватах.
И вот пожалуйста, мало ему своих голдовников [80], так он уже и к Северной Руси руку протянул — к законным данникам Золотой Орды. И всё из-за этого дурака Андрея. Если б он не поссорился с братом, разве бы Дмитрий побежал в Ногайскую Орду?
Ведь брат Менгу-Тимур промолчал, когда Ногай захватил Курское и Липецкое княжества и пустил туда своих баскаков. А ему, видишь ли, понравилось, вот и на Суздальщину пытается свой аркан накинуть, хотя это законная добыча Золотой Орды. Ах, Ногай, Ногай. Думаешь, Тудай-Менгу так просто уступит свой кусок? Как же, жди. Он помирит братьев для начала, а там ещё поглядим.
Перед отъездом князя Андрея Тудай-Менгу снова призвал его к себе и уже не советовал, а приказал жёстко:
   — Мирись с Дмитрием. Слышишь? Мирись.
Андрей мялся, вздыхал, и хан, восприняв это как колебание, спросил:
   — Ну, чего скривился, как от кислого?
   — Да не знаю, как это сделать.
   — Как? Очень просто. Дмитрий старше тебя, а перед старшим не грех и выю пригнуть, гордыню смирить. Мало того, прощения попросить за прошлые досады, а если ещё слеза в глазах явится при этом, то он поверит в твою искренность. Понял?
   — Понял, Менгу, — вздохнул Андрей.
   — Да не вешай носа. Помни, я всегда на твоей стороне. А с Дмитрием всё может случиться, не железный же он: с коня может упасть, утонуть или грибами отравиться. Так что не горюй, князь.
Андрей и впрямь повеселел, восприняв намёк хана буквально:
«Значит, что-то задумал косоглазый против Дмитрия. Не может простить ему поездку к Ногаю. Ну и тем лучше».
Возвращался Андрей Александрович со своими ближними боярами. Самым близким советником был Семён Толниевич, он переехал к нему из Костромы после смерти Василия Ярославича, которому верно служил до самого конца. Этим боярином Андрей был очень доволен, отличив его ото всех за ум и личную преданность.
И особенно нравилось Андрею в Толниевиче, что тот никогда не говорил плохо о своём бывшем князе костромском, Василии, и если вспоминал его, то только добром:
   — Замечательный человек был Василий Ярославич.
   — Но он же донимал новгородцев требованиями отринуть грамоты Ярослава.
   — Правильно донимал, — твёрдо отвечал Семён Толниевич. — Потому как по тем грамотам князь был почти бесправен в Новгороде.
По этим разговорам князь Андрей догадывался, кто советовал князю Василию «донимать» новгородцев.
И сам, приблизив к себе Семёна Толниевича, всегда прислушивался к его советам, хотя не всегда им следовал. Вот и в отношениях с Дмитрием Семён Толниевич пытался как-то уговорить Андрея не очень обострять их, не всегда поддерживал и призвание татар на Русь. Уж очень дорого обходились эти призывы русским княжествам. Мало того что Андрею приходилось содержать нанятую Орду, так она ж ещё и пустошила землю, обезлюживала княжества.
   — Мы на этом суку сидим, Андрей Александрович, — говорил Семён Толниевич, уговаривая князя отказаться от найма татар. — А они и помогут нам, и срубят этот сук.