Розы в декабре

вытерла глаза. Не дай Бог, кто-нибудь заметит…
Когда она вышла в коридор, свет совсем погас. Была кромешная тьма. Она слышала, как все смеются в кухне, разыскивая спички и свечи. Она двинулась на ощупь, вытянув руки перед собой. И без того незнакомый дом в темноте превращался в
лабиринт. Что говорил папа, когда они перебирались в новый пасторский дом? “Дом
только тогда дом, когда ты можешь пройти по нему в кромешной тьме”. На кухню
надо идти налево, там проход, подумала Фиона. Пальцы скользили по деревянному
сундуку, который она помнила, вешалка, картина — ага! — она уверенно повернула
в проход и наткнулась на кого-то. Правой ногой она наступила на чью-то ногу, отшатнулась, потеряла равновесие, инстинктивно за что-то уцепилась, ее
схватили, и она почувствовала, что ее прижали к широкой груди и она задыхается
в чем-то пушистом. Она издала сдавленный крик.
— Спокойно, — раздался голос Эдварда Кэмпбелла.
Они мгновение стояли покачиваясь, вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на
ногах. Щека Фионы скользнула по шероховатой щеке Эдварда. Эдвард вытянул руку, нащупал стену, и они наконец отлепились друг от друга и засмеялись.
— Тысяча извинений, — пробормотала Фиона. ~ Я не слышала, как вы шли. А в
незнакомом доме так трудно ориентироваться во тьме.
— Я вышел вам посветить. — В руке Эдвард держал незажженный фонарь, а тусклый
свет, который ей показался вначале, был матовым блеском водонепроницаемой
куртки, отороченной мехом. — Хотел посмотреть, что со светом.
— Я могу помочь подержать фонарь.
— Это было бы здорово. Там у заднего крыльца куртки.
Он повел ее обратно в кухню. От камина было светло и уютно. Он надел на нее
такую же куртку и застегнул до подбородка. Его пальцы были холодные, сильные.
Они вышли наружу в волшебный ночной мир. Откуда-то сквозь снежную круговерть
изливала свой призрачный и жутковатый свет луна. Тамати встретил их у сарая с
движком, помахивая фонарем. Фиона как-то обостренно ощутила бесконечность
озера, оторванный от всего мира уголок, окруженный холмами и горами. Невольно
она встала поближе к мужчинам. Им никак не удавалось найти неисправность, и они
решили отложить поиск до утра. Когда они вернулись к крыльцу, Фиона задержалась
на тропинке, глядя на озеро, окаймленное черным берегом, до которого не долетал
снег.
— Это самый сильный снегопад за последние пятнадцать лет, — заметил Эдвард.
— Как красиво, — тихо сказала Фиона.
Она словно завороженная следила за белыми хлопьями, оседающими на капюшон, на
выбившиеся пряди волос, не замечая, что Эдвард смотрит не на пейзаж, а на нее.
Потом повернулась и вслед за ним вошла в дом.
Дети складывали книжки.
— Дядя Эдвард сказал, чтоб мы готовились ко сну и не читали при таком свете.
Электричества сегодня не будет. Я сделаю нам что-нибудь горячее. — Элизабет
принесла кастрюльку с молоком, поставила ее на широкую полку в камине, насыпала
по ложке шоколада в три чашки и бросила туда же немного имбиря. — Можно нам
доесть пышки или вы хотите съесть их за ужином? — спросила она с тайной
надеждой.
— Конечно ешьте, Элизабет. Их легко приготовить. Я сделаю еще. Перекусите и
потом идите чистить зубы.
Когда дети уходили из кухни, Элизабет обернулась: — Мисс Макдоналд, а нас вы уложите?
Фиона кивнула, чувствуя, как потеплело у нее на сердце. Когда она уложила
девочек и подоткнула одеяла, то не решилась поцеловать их, а Виктория
прошептала:
— Уильям просил передать вам, чтоб вы выключили у них свет. На самом деле, я
думаю, ему хочется, чтоб вы его тоже уложили, но он стесняется просить сам.
Только не говорите, что я сказала.
— Не скажу. Спокойной ночи, милые. — Она пошла в комнату мальчиков, поправила
толстое одеяло на Уильяме и спросила: — Тебе не холодно? Накрыть еще одним
одеялом?
— Да, — прошептал он и, счастливый, свернулся калачиком.
Фиона взяла одеяло из груды, лежащей на диване, и аккуратно накрыла его.
— Спокойной ночи, Уильям, сладких снов. — Она задула лампу, легко коснулась его
кудряшек и вышла.
Эдвард растапливал второй камин у противоположной стены. Фиона подошла к огню.
— Давно хотел выяснить, да все руки не доходили… Это действительно старинный
тип очага?
Фиона внимательно посмотрела.
— Да, он в точности похож на очаги в горной Шотландии. Видите, там есть крюк
вешать котелок или кастрюлю. В них лучше всего печь лепешки. У вас есть
специальная сковорода?
— Думаю, есть. Вон там все. — И Эдвард показал на нишу. — Это еще от моей
бабушки. У нас есть еще походная печка. Она в ней хлеб пекла. Это, конечно, занимало уйму времени, но такого хлеба я больше нигде не пробовал. Его пекли в
углях, засыпая форму доверху. Бабушка делала его для нас как деликатес.
— Для чего вы затопили? В комнате и так тепло.
— Просто чтоб светлее было. Я обычно не забываю заливать лампы, но движок
выдохся, — мне сказали, что он дважды отключался, пока я был в Квинстоне. Вот я
и решил, что двух каминов и одной лампы достаточно, чтобы читать.
Было еще рано, и все трое сидели в тепле и уюте и читали. В старинных креслах
было так удобно, несмотря на их допотопный вид. Фиона углубилась в историю
озера, но через час встрепенулась и подошла к старинному камину. Укрепив крюк в
нужном положении над углями, она достала сковороду, подвесила ее и смазала
маслом. Проверив, все ли в порядке, она принесла миску с приготовленным заранее
овсяным тестом.
Эдвард поднялся и подошел к очагу:
— Мисс Макдоналд, что это вам взбрело в голову в такое время?
— Ребятишки съели остатки лепешек, а я сказала им, что сделаю еще, да забыла, что тесто не поднимется, раз свет погас и электроплитка остыла. Если завтра мы
будем заниматься по расписанию, я смогу напечь чего-нибудь до вечернего чая.
Что означало мычание Эдварда, она не совсем поняла, но про себя усмехнулась.
Мужчины не любят, когда над ними берут верх. Он выколотил трубку в камин.
— Что вы делаете? Это же на угли попадет и продымит все лепешки.
— Простите, — с подозрительной поспешностью извинился он и стер пепел ботинком.
Достав из буфета три чашки и три блюдца, он расставил их на маленьком столике у
другого камина, затем принес еще банку с желе из красной смородины, кружок
сбитого масла и приготовил чай. Пока он доливал чайник, Фиона принесла к столу
целое блюдо румяных овсяных лепешек. На скамье лежала кипа газет, Эдвард был
явно человек обстоятельный. Он начал с самой старой по времени. Она глянула на
аккуратно сложенные газеты, глаза ее загорелись, когда она увидела одну
небольшую заметку. Она называлась: “Приехавшая англичанка выступает в защиту
хиппи”. У нее даже дыхание перехватило. Может, он не запомнил, до какого числа
дошел. Фиона взяла подушечку и накрыла газету. Позже она возьмет и сожжет ее. И
она стала разливать чай. Эдвард съел почти все лепешки, потом взял сверху
газету и принялся читать. Фиона вздохнула с облегчением: он явно не заметил
пропажи.
Через какое-то время Эдвард отвез мисс Трудингтон в спальню и вернулся на
кухню. Фиона мыла посуду. Он снял скатерть. Все было совсем по-домашнему.
— Все гораздо лучше, чем я думал, — произнес Эдвард, накрывая стол к завтраку.
— Здесь вы предстаете в лучшем свете, чем в Эдинбурге, мисс Макдоналд. Я так и
думал.
Фиона молча положила последнюю домытую ложку и вышла из кухни, сжав кулаки и не
пожелав хозяину доброй ночи.
После обильного снегопада ударили морозы; вершины холмов сверкали, словно
окутанные алмазной пылью. Временами выпадал туман, а за ним крепкий мороз, и
тогда изморозь покрывала каждую веточку, каждую паутинку, и все это сверкало в