Не прикасайся! (СИ)

 Пригреваясь, я засыпаю, и снова оказываюсь на льду. Его сияние слепит, но в то же время я так счастлива видеть, что готова -  парить надо льдом, летать, как давно уже не летала. Снова чувствую напряжение мышц, это особое состояние перед заходом на прыжок: внутри все замирает. Ребро... зубец... толчок  -  и я в воздухе, я сгруппирована и собрана в напряженный прочный канат, но одновременно с этим я свободна и счастлива. 
 Секунда свободного полета  -  и коленка мягко сгибается от приземления. Оно идеально: я не вбиваюсь в лед, а скольжу, откатываясь назад, захожу в кантилевер  -  и снова на разгон, к очередной высоте. 
 В отражении в стекле комментаторской будки вижу себя в простом белом платье, сверкающим под софитами. Идеальном платье, которого у меня никогда не было.  
  
9 
 
 Настя... Настасья. Анастасия. Почему это имя вертится в голове, хоть я и должен думать о работе? 
 Она не была выдающейся фигуристкой, не обладала феноменальными талантами, но запоминалась, западала в душу, заражала всех энергией и демонстрировала спортивный характер. Ей хотелось платье от Сатоми Ито, программу от Ше-Линн Бурн, показательный номер с реквизитом, произвольную программу под тему из «Гарри Поттера». У нее были фигурнокатательные мечты, а потом они разбились. Осколки сверкают на солнце, слепят глаза и никак не дают забыть о встрече с ней на катке. О растерянности, трогательного страха. Мне хочется снять с нее очки, увидеть глаза, смотрящие в одну точку. Сам не знаю, почему хочу поймать рассеянный слепой взгляд. 
 Знаю, что нельзя, что сердце снова совершит кульбит, но все равно хочу. 
 - Тук-тук. Занят? Я принесла кофе. 
 Надя. Очень похоже на Настю, но на самом деле это две совершенно разные вселенные. 
 - Привет. Я принесла белый флаг. Давай мириться, Крестовский. 
 Честно ли хотеть бывшую ученицу? А слепую бывшую ученицу? А честно ли продолжать трахать Надю, зная, что она рассчитывает на большее, а думать о другой? Вопросы риторические, а ответы на них меняются каждую секунду. 
 - Саш, ну я вспылила. Ну, прости. 
 Надя заходит мне за спину, обнимает, а рыжие локоны падают на светлую рубашку. Горячие губы мелкими поцелуями покрывают шею. 
 - Пойми меня. Это было неприятно. 
 - Я понимаю. 
 - Но злишься. Не злись... я пришла мириться. Я пришла о-о-очень медленно мириться... с чувством... с толком... с расстановкой. 
 Ее пальчики скользят по моей груди, расстегивая пуговички рубашки, пробираясь к обнаженной коже. Но я перехватываю руки Нади. 
 - Надо поговорить. Я подумал о том, что ты говорила. Что у нас нет развития отношений, что мы топчемся на месте. 
 Она садится напротив и сияет, а мне становится тошно. Надежды Нади виднеются в ее глазах, но все дело в том, что за годы отношений я не рассматривал ее в качестве жены ни разу, а она, похоже, считала кольцо и мою фамилию делом времени. 
 - Надь, когда мы с тобой начали спать, мы оба были погружены в работу. Не имели времени на отношения и имели друг друга. 
 - Да, но прошло столько лет! Группа работает, штаб готов подменить тебя в любой момент. Я устала жить на два дома, устала выходить от тебя и возвращаться в пустую квартиру. Я люблю тебя, Саш... 
 - Я не планирую жениться, - припечатываю ее, и краска сходит с Надиного лица. - Не планировал, когда встретил тебя и не планирую сейчас. Извини. Если ты рассчитывала на что-то большее... боюсь, ты ошибалась. Я женат на работе. 
 - Да, - невесело усмехается она. - И думаешь о Насте. 
 - Ну вот, а говорила, что пришла мириться. Дело не в Насте. А в том, что мне не нужна семья. Не нужны отношения. И я не испытываю к тебе ничего, кроме уважения к профессионализму и желания к красивой женщине. Прости, Надь, я не тот человек, который будет играть в идеального мужа. 
 - Скотина ты, Алекс. 
 - Я с тобой честен, Надя. 
 Ее губы искривляются в грустной усмешке. 
 - Нет. Не честен. Но к черту. К черту тебя, к черту отношения, к черту «Элит». Я увольняюсь. 
 Ну вот. Теперь я попал еще и на пресс-менеджера. Лишился любовницы, сотрудницы. И все из-за маленькой глупенькой Насти. Которая засела в мыслях, не выходит из головы, поселилась во сне и фантазиях. 
 Проклятая Настя. 
- А я думал, ты выше того, чтобы отношения влияли на работу. 
 - Иди ты в задницу, Крестовский. 
 Ее реплика совпадает с открывшейся дверью и светленькой головкой Риты, заглядывающей в кабинет. 
 - Александр Олегович, там Никольская пришла. Через десять минут ее время. 
 - Проводи к арене, как переобуется, я сейчас подойду. 
 Надя невесело смеется. 
 - А вот и Настя, да? 
 - Надь, в чем проблема? Мне показалось, разговор окончен. 
 - У меня нет никаких проблем, - улыбается она.  -  А вот у тебя появятся. 
 Обиженная женщина  -  самое страшное существо на свете. И я понимаю, что Надя ждет от меня действий, раскаяния, попыток ее вернуть, но в то же время осознаю, что не чувствую ровным счетом ничего. Она уйдет  -  и ничего не изменится, разве что появятся сложности с работой пресс-центра и придется проводить собеседования, но не более. Секс можно найти без особых усилий, а какие-то чувства  -  совсем не то, что меня сейчас интересует. 
 Настя, Настя, Настя... пора заняться дополнительными обязанностями. Понятия не имею, как буду тренировать слепую девчонку. Как вообще можно было поставить меня ее тренером? Я не умею быть мягким, не умею щадить чужие чувства. И уж точно не способен восторгаться кривовато исполненными «фонариками». А еще надо как-то обучить Риту. Н-да, задачка. 
 Стараюсь не думать о Никольской, как о девушке. Вспоминаю мелкую девчонку, путающуюся под ногами, школьницу, лишенную женского очарования. С Гавриловой это работает, в какую бы красотку не выросла Света, как бы ни мечтала перевести отношения с тренером на новый уровень, избавиться от мысли, что ставил ей в дневник двойки, не выходит. Даже несмотря на то, что это были всего лишь оценки за тренировки. Если действовать так с Никольской, то... 
 Нихрена не сработает. Четыре года, проведенные вдали от нее разделили Настасью на двух разных девушек. Одна  -  та сама школьница, ученица, девочка, сошедшая с дистанции. И вторая, вот эта вот гибкая, стройная, практически идеальная девушка с охрененной задницей и... каким-то мужиком. 
 Рита растерянно смотрит на меня, а в это время какой-то парень помогает Настасье снять чехлы с лезвий. 
 - Стоять!  -  командую я. 
 Никольская вздрагивает и оборачивается на звук. На ней облегающий бордовый костюм, тонкие черные перчатки. И очки, при виде которых мне становится неуютно. Я вдруг ловлю себя на мысли, что хочу увидеть ее глаза. Какого они цвета? 
 - Это еще кто? 
 - Никита, - натянуто улыбается Настя.  -  Он со мной. 
 - С чего вдруг? 
 - У меня оплачена аренда катка. Я могу позвать друга. 
 - Работа тренера оплачена для тебя. Этот, - киваю на парня, - может подождать на трибуне. 
 - Вот, - Никита отпускает Настину руку и протягивает мне сложенную вдвое квитанцию, - я заплатил за тренировку. 
 Мне хочется послать его нахрен, потому что я согласился тренировать Никольскую, а не ее любовничка, но Рита уже бросает на нас заинтересованный взгляд, а этот Никита смотрит с вызовом, и я сдаюсь. Не знаю, почему, но мне не нравится парень Никольской. Он симпатичный, неплохо сложен, явно занимается каким-то спортом. Темноволосый, с высокими скулами. Такие парни нравятся девчонкам. Хотя Никольская его даже не видит... чем взял ее, интересно? 
 Хотя у нее вряд ли большой выбор. 
 Мне чудится во взгляде этого Никита что-то странное, недоброе... и приходится обругать себя, чтобы хоть немного привести в чувства. Это что, ревность? Впервые за тридцать с хвостиком я ревную? Да ладно, мать вашу, такого не бывает. 
 - Значит, так. Техника безопасности такая: слушаем команды тренеров, выполняем все четко и без разговоров. Те, кто может смотреть  -  смотрим, куда едем. Кто не может, слушаем тренера. Падая, группируемся, стараемся упасть на руки. Колени согнуты всегда! Парень, шнурки перевяжи, ты запнешься о них, едва выйдешь. Стоишь на коньках?