Не прикасайся! (СИ)

 - А я расскажу отцу, что ты нашел меня на полдня раньше, чем позвонил ему. 
 - Вот как? – Он хмыкает. – И я должен испугаться? 
- Я бы на твоем месте испугалась. Папа нервно относится ко всем, кто покушается на душевное здоровье дочки.
- А я нервно отношусь к тем, кто нарушает правила и лезет на лед в отсутствие тренера. Померяемся нервами?
 - С папой? 
 - Папы здесь нет. 
- Тебе придется запереть меня здесь, чтобы так все оставалось и дальше. 
 Мы оба знаем, что это спор ради спора. Рассказать отцу? Неизвестно, для кого последствия такой болтливости окажутся серьезнее. Что, по сути, взять с Алекса? Мальчик из богатой семьи, получивший отцовские деньги, покровительство брата и внезапно выбившийся в число лучших. Ухлестывает за симпатичными девчонками, не обременяя себя обязательствами. К его выходкам все давно привыкли, и единственной заботой Крестовских станет то, чтобы жареные подробности моего побега не просочились в прессу. 
 А мне дома достанется по полной. И за глупость, и за легкомыслие, и за побег еще раз. Скорее всего, отменят соглашение с родителями Лены, отправят куда-нибудь в интернат для реабилитации слепых, заставят изучить какую-нибудь профессию вроде удаленного сотрудника техподдержки  -  и на этом кончится история Настасьи Никольской. 
 Поэтому я костьми лягу, чтобы отец ни о чем не узнал, но Крестовский об этом если и догадывается, то уверенности точно не имеет. И мне хочется, чтобы он хоть чуть-чуть испугался. Жаль, что я не вижу глаз. Стало так сложно определить чувства человека. Я где-то читала, что голос может врать, а глаза врут куда реже. Хотя, если верить этой фразе, я должна быть самой отпетой лгуньей. Если бы! 
 - Выходи на лед, - наконец говорит Крестовский.  -  И раскатывайся. 
 - Что, за ручку водить не будешь? 
 - Вымыть бы тебе рот с мылом, чтобы на тренера не огрызалась. 
 Я ежусь от ощущения дежавю. Как будто мне снова пятнадцать, и мы ставим программы, только тогда я, конечно, так не огрызалась. А сейчас от злости и обиды мне с трудом даются простейшие «фонарики». Я слышу, что Алекс держится на расстоянии меньше метра, но все равно с опаской разгоняюсь, надеясь, если что, хотя бы не сильно влететь в бортик. 
 Впрочем, ощущение движения на льду все равно потрясающее. 
 - Стоп. Закончили. Так... надо придумать, как тебе ставить программу. На примере уже не покажешь. 
 - Можно просто забить и оставить меня в покое. 
 - Размечталась. Так, твоя музыка  -  «Faded» Алана Уокера. 
 - А нельзя... 
 - Нет. 
 - Как обычно. 
 - Думала, к тебе будет особое отношение, потому что ты сбиваешь косяки? 
 - Думала, что это тебе нужно восстанавливать репутацию. И я делаю тебе одолжение, соглашаясь на шоу и всю эту... дурацкую показуху. 
 - Дурацкая показуха, как ты выразилась, это попытка спасти от полоскания в интернете меня, клуба и детей, которые не виноваты в том, что ты решила замутить вендетту. К ним, кстати, относится и твоя Леночка Азарова. Где логика, Никольская, ты рвешься помогать ей с платьем, но при этом сама же привлекаешь к ней внимание прессы. Думаешь, они не пронюхали, что я взял нищую ученицу? Ты хоть представляешь, сколько на нее сейчас льется? Хоть иногда читай прессу. 
 Я закусываю губу, потому что Лена  -  единственный человек, перед которым мне стыдно за то интервью. Ну, может, еще перед папой, потому что ему и без того крепко досталось от моего существования. Но Лена вряд ли заслужила еще один кирпичик к чувству вины по отношению к родителям. А рассказы, как в «Элит» во главу угла ставится платежеспособность учеников, это даже не кирпичик, а целый кирпичный завод на ее голову. 
 Но, если все пойдет, как нужно, то эту ошибку я исправлю. Мысль заставляет улыбнуться. 
 - Что это ты радуешься?  -  с подозрением спрашивает Крестовский. 
 Ага, конечно, размечтался! Так я и рассказала, чтобы Алекс костьми лег, но запретил контракт со мной? 
 - Просто забавно, ты, вроде, говорил, что мечтаешь о моем исчезновении из твоей жизни. А теперь делаешь все, чтобы я пробыла в ней как можно дольше. Ради репутации, на которую тебе, давай будем честны, всегда было плевать? 
- А ты всерьез не понимаешь, зачем это нужно?  -  вдруг неожиданно без привычной насмешки в голосе спрашивает Крестовский. 
 От неожиданности я запинаюсь о собственный конек и едва не падаю, но в последние момент руки тренера удерживают и ставят на ноги. От внезапной близости сердце бьется очень быстро и, хоть я убеждаю себя, что это лишь страх от не случившегося падения, все равно хочу, чтобы Алекс отстранился. 
 Но он, конечно, этого не делает. 
 - И зачем же?  -  удивительно, но я справляюсь с голосом. 
 - Мы не предохранялись. Ты никогда не читала, что после секса появляются дети? 
 Открыв рот, я «смотрю» на него. То есть, поворачиваю голову в сторону мужчины, как если бы делала, если бы могла видеть. Он серьезно? До сих пор мне казалось, что циничнее быть невозможно, но держать меня рядом со мной ради «карантина по беременности» - это новый уровень даже для Крестовского! 
- Мы? Ты считаешь, я должна при каждом побеге укладывать тревожный чемоданчик с мешком презервативов? 
 - При каждом побеге? Ты собираешься еще раз сбежать? Может, тебя где-нибудь запереть, чтобы ты глупостей не наделала? 
 - Похоже, что в этот раз глупостей наделал ты, да? И теперь планируешь держать меня возле себя, пока все не прояснится. А мне вот интересно, с чего ты взял, что я не выпила постинор? 
 - С того, что ты не умеешь скрывать чувства. И не думала даже о вероятности беременности. 
 - Точно, меня больше беспокоят ЗППП. 
 - Что?! 
 - Отпусти меня! 
 - Тогда ты грохнешься на лед! 
 Я упрямо топаю ногой, втайне надеясь попасть лезвием по ноге Крестовского, но сегодня удача не на моей стороне. Явно нехотя Алекс выпускает меня из рук, и я отъезжаю на метр-другой назад. Хочется прижаться горящими щеками ко льду! Я как будто очутилась в сухой сауне, и хоть на арене достаточно прохладно, мне до безумия жарко. Приходится снять свитшот, оставшись в тонкой майке. 
 - Никольская, ангину захотела? Откосить по болезни не получится. 
 Вместо ответа я нащупываю бортик, прикидываю расстояние и свое местоположение, чтобы начать разгоняться. Мне хочется спрятаться от Алекса, но прятаться на катке некуда, и я делаю то, что делала всегда, когда хотела выбить его образ из головы. 
 Крестовский не сразу понимает, что я собираюсь сделать, а когда понимает, его оглушительный крик разносится над катком. Но я уже отталкиваюсь ото льда и делаю оборот в воздухе. Всего один, самый простейший тулуп, который умеют прыгать пятилетние дети, кажется мне как минимум четверным акселем. В кровь выбрасывается такое количество адреналина, что, выезжая с прыжка, мне хочется рассмеяться. Я все же не удерживаю равновесие и касаюсь льда рукой, но чувство просто офигенное! 
 - Настя... - неожиданно серьезно говорит Алекс.  -  Остановись, пожалуйста. Ты можешь огрызаться и поливать меня дерьмом в прессе, но выполняй, пожалуйста, указания, которые даются для твоей безопасности. 
 - Привязать меня на два месяца  -  тоже для моей безопасности? Или ты заботишься о себе? А если я беременна, то что? Думаешь, поскачу на аборт, как только ты снисходительно махнешь рукой? 
 Он молчит, и я нервно смеюсь. 
 - Да ты понятия не имеешь, что собираешься делать! Но при этом все должны выполнять твои указания! Просто потрясающе! 
 - Ты собираешься репетировать или нет? 
 Вместо ответа я исполняю  -  черт, мастерски!  -  поклон  -  и еду к выходу с арены. Вряд ли сегодня получится репетировать, а к следующему занятию попробую переварить новость о том, что Алекс ждет возможности сделать тест. Ну да... предохранение  -  последнее, о чем я думала, а сейчас чувствую себя полной дурой. 
 По правде говоря, я попрощалась с отношениями в тот момент, когда вышла из больницы и поняла, что больше никогда и ничего не увижу. Наверное, в моих знаниях о мужчинах оставались пробелы, которые я не стремилась заполнять. И, хоть теоретически слово «контрацепция» мне было прекрасно известно, я как-то не примеряла его на себя. А зачем?