Нам покорилось море звёзд. Том 1 (СИ)
А однажды к нему явился Тот. Аэций силился и не мог вспомнить, как звали того. Он так испугался тогда, что судорожно попытался вспомнить своё имя и имена всех, кого когда-то знал, но тут память была ему верна. Только одно имя никак не удавалось поймать, и потому Аэций так и назвал его для себя – Тот.
Тот говорил, что может прекратить муки. Тот говорил, что может подарить Аэцию сладость мести, выпустить на волю ненависть, что снедала его. И это был первый голос, который Аэций услышал за долгие сотни лет.
Этот голос был страшен, потому что не походил на голоса людей. Будто сам воздух, сама тьма взывала к нему, обещая свои дары.
И ярость в самом деле проснулась, когда Аэций отвечал: «Нет».
- Ты опоздал, - сказал он, - никогда я не буду живым.
Тот ушёл и не приходил больше, а безумие стало утихать. Аэций гнал прочь призраков, заставляя себя думать день за днём, хотя думать было не о чем в серой пустоши Редеи, где лишь дождь и снег сменяли друг друга от года к году.
Он давно уже потерял счёт этих лет. Время для него превратилось в вечность.
***
- Стерильный мир, - сказал Аэций вслух, не отрывая взгляда от серой пелены за окном, чуть подёрнутой белыми хлопьями снега, таявшими, едва коснувшись земли, - зоопарк…
Он всё чаще говорил сам с собой, потому что хотя бы свой голос он должен был слышать, чтобы не раствориться полностью в этом сером нигде.
Здесь было всё, что требовалось человеку, чтобы выжить – пища, давно не имевшая вкуса, постель, казавшаяся конечной стадией тюрьмы, одежда, вода, кров.
- Ты ведь слышишь меня… - сказал он всё так же тихо, - слышишь и слушаешь… а если и нет, то обязательно посмотришь утром за завтраком…
Аэций с ненавистью посмотрел на стоявшую в углу кровать. Спать там он давно уже не мог.
Он устроился в кресле, всё так же глядя в окно, и стал следить за бесконечным бегом туч, уплывавших в никуда.
И когда маленькая серая точка, отделившись от туч, стала увеличиваться в размерах, всё более приближаясь к утлому домишке на краю вселенной, где он обитал уже много лет, Аэций лишь усмехнулся, твёрдо решив игнорировать шутки своего больного мозга.
Людей здесь быть не могло. Тем более здесь не могло быть Астрея. Аэций был твёрдо уверен в этом, пока наблюдал за тем, как движется от корабля до боли знакомая фигурка.
Этот Астрей отличался от того, что привык видеть Аэций в своих грёзах. Аэций не мог бы сказать, что именно было в нём не так – будто одна из серых туч покинула небо и поселилась у него на челе.
Дверь скрипнула, и Астрей остановился, внимательно разглядывая изгнанника, а тот продолжал усмехаться.
- Убей меня… - сказал Аэций, так же внимательно глядя на призрак, явившийся ему.
- У тебя тут холодно и сыро.
Аэций вздрогнул. Впервые за тысячу лет призрак заговорил.
Аэций столько раз представлял этот разговор, что теперь забыл все слова. Он сидел и смотрел, изучая плотно сжатые губы и незваные морщинки на лбу. Время перестало существовать для него, у него была вечность. И Аэций мог бы потратить её всю, сравнивая это лицо с тем, что он видел перед собой обычно. С тем, что он видел много лет назад, когда облетали с деревьев вишнёвые лепестки, а они стояли вдвоём на деревянном пароме и смотрели в глаза друг другу.
***
Астрей хмурился. Он сложил руки на груди и внимательно изучал лицо того, кого не видел живьём тысячу лет. Он видел Галактиона почти каждую ночь, следил за тем, жив ли он и не сошёл ли с ума. Астрей был достаточно откровенен с собой, чтобы признаться хотя бы себе, что Галактион всё ещё был его навязчивой идеей так же, как и много лет назад.
И в то же время Астрей готов был в любой момент ответить за слова, сказанные Искандеру: «В природе человека преодолевать свою природу».
Галактиона Астрей преодолел. Посадил его в отдельную камеру в своём сердце, так же, как в жизни он оказался на выделенной планете, где никто, даже он сам, не мог бы причинить ему вреда.
И всё же Аэций Астрею не нравился. Здесь, лицом к лицу, он выглядел старше на добрых десяток лет. На висках его поселились седые пряди, хотя Астрей и мог бы поклясться, что Галактион не может стареть.
Он смотрел на изгнанника и пытался вспомнить, куда делись все слова и все навыки дипломатии, освоенные им от начала и до конца. Снова Астрей чувствовал себя юнцом перед лицом генерала империи, годившегося ему в отцы, и это чувство стремительно превращалось в злость.
- Не смотри на меня так, - заметил он, - я пришёл предложить тебе сделку.
Аэций расхохотался. Он смеялся долго и заливисто, как безумец, и на какую-то секунду Астрей решил было, что Галактион в самом деле будет бесполезен. Это было плохо – даже если отключить вернувшуюся внезапно боль в давно иссохшейся груди.
Астрей ждал, пока истерика пройдёт, неторопливо размышляя о том, что делать, если Галактион в самом деле не в своём уме.
Когда смех смолк, и Аэций абсолютно спокойно спросил: «Какой сейчас год?», Астрей с трудом подавил вздох облегчения, внезапно волной проскользнувший по всему его телу.
- Девятьсот девяносто первый, - ответил он, продолжая внимательно наблюдать за изгнанником, - от начала эры освоения. Ты был здесь девятьсот семьдесят лет.
Аэций потёр глаза.
- Не могу посчитать, - сказал он, а затем покачал головой и снова поднял взгляд на Астрея. – Сделку?
Астрей выдавил из себя улыбку.
- Сделку. Я предлагаю тебе свободу. В обмен на твою помощь… В войне.
Аэций молчал и продолжал внимательно смотреть на гостя.
- Только не говори, что тебе не интересно, - Астрей повёл плечами, пытаясь избавиться от тягостного чувства, которое порождал этот взгляд.
- Мне всё равно.
Астрей поднял бровь.
- Я мёртв.
- О, всего лишь. Нет, Аэций, ты не мёртв. Я легко могу заставить тебя ощутить это, если ты не хочешь говорить по делу.
Аэций встал и одним броском оказался совсем близко к императору. Он был выше на голову, и рядом с ним Астрей казался хрупким, будто молодое дерево – как и тысячу лет назад.
Астрей не шевельнулся, продолжая внимательно смотреть противнику в глаза.
- Не смей мне угрожать, - процедил Аэций.
- Не смей угрожать мне.
С минуту они продолжали смотреть друг на друга, а потом Аэций спросил:
- Чего ты хочешь?
- Я уже сказал, помощи в войне.
- Помощи от меня, изгнанника, который ничего не знает ни о твоей империи, ни о твоих врагах?