Нам покорилось море звёзд. Том 1 (СИ)
Леон думал, что он властен над собой, но оказалось, одной-единственной власти у него не было – власти полюбить. День ото дня он сам превращался в ледышку, впитывая бесконечное спокойствие мужа, и в конце концов перестал чувствовать. Где-то глубоко в горле залёг тугой комок невыплаканных слёз, но Леон так старательно загонял его внутрь, что был уже уверен в том, что никогда не выпустит эти слёзы наружу.
В эти секунды он ненавидел Дезмонда – ненавидел за то, что он пробудил в нём столько разных чувств: от любви до боли и сожаления. Ненавидел за то, что ни одному из этих чувств не было места в жизни Леона, за то, что для Леона существовало одно только слово «долг».
Он должен был принести союз с домом Аркан. Никто, кроме него, не мог бы сделать это в доме Мело. И никакая боль не могла бы стать оправданием того, что он лишает весь свой дом возможности получить заслуженные титулы и заслуженное признание в совете. Так говорил отец. Леон не мог позволить себе верить или не верить. Он мог лишь соглашаться, так учили его с самых ранних лет.
Леон всё ещё плакал, когда дверца флаера отползла в сторону, впуская внутрь его супруга. Он тут же стремительно промокнул слёзы шёлковым платком и постарался спрятать в тени покрасневшие глаза.
- В резиденцию Ордена, - отдал Анрэй приказ, и флаер тронулся с места. Анрэй на супруга не смотрел. В этом не было ничего необычного, как и в том, что Анрэй не поинтересовался его состоянием. Сам Анрэй воспринял арест Дезмонда всё с тем же ледяным спокойствием, которое наполняло всю их совместную жизнь.
Леон прижался виском к стеклу и смотрел, как мелькают за окном стены небоскрёбов. Флаер набирал высоту, пока не выбрался, наконец, на уровень висячих садов. Теперь пейзаж был более жизнерадостный, зато солнце здесь палило с новой силой.
- Кондиционирование шестнадцать градусов, - отдал Анрэй приказ, в унисон попавший в мысли Леона. На супруга он по-прежнему не смотрел.
Леон чувствовал, что Анрэй злится, но не мог понять на что. Не мог понять, какой смысл злиться теперь, когда дело сделано. Почему-то Леон был уверен, что Анрэю не впервой убивать и видеть смерть. Они никогда не говорили о службе Анрэя в Ордене – как не говорили вообще ни о чём, что не касалось их совместной жизни – но эта служба представлялась Леону постоянным построением на плацу. Никогда от Академии Дезмонда не веяло таким холодом и такой обречённостью, как от тех мест, где Леону теперь приходилось бывать вместе с Анрэем.
Анрэй не любил резиденции дома Аркан, хоть они и были на всех планетах, которые они посещали вместе. Он всегда останавливался в штабных квартирах Ордена, где не было ни единого лишнего предмета в интерьере - только стальные стены и пластиковая мебель без декоративных элементов.
Леон не мог бы сказать, что скучал по роскоши. Он пресытился ею уже давно. Но от безликих апартаментов адептов Ордена веяло смертью или, вернее, отсутствием жизни. Не таким представлял Леон свой брак даже в самых страшных своих помыслах, когда он думал о том, что ему всё же придётся просто выполнить долг перед семьёй. Даже думая о таком будущем, он видел роскошные апартаменты великих домов, прислугу и хоть маленькую, но свободу. В случае, если его брак стал бы простым расчетом, Леон резонно надеялся, что не будет пользоваться особым вниманием супруга. Тот поселит его где-нибудь вдали, а, может, и в своём доме в столице, и будет навещать изредка или даже просто присылать приглашения на торжественные церемонии. От таких образов тоже веяло тоской, но в них был смысл, потому что в таком браке Леон всё равно был бы по-своему свободен. Он лишился бы своей главной мечты - мечты о любви, но обрёл бы спокойствие и уют. И этим прогнозам, как и всем, не суждено было сбыться.
Анрэй брал Леона с собой всюду. Оставлял его одного лишь тогда, когда сам был занят на службе. Служба стала главным словом в их семье, прибавившимся к уже знакомому Леону слову «долг».
Будто в довершение этой бесконечной пытки Анрэй не переставал одаривать Леона драгоценностями и нарядами, более чем навязчиво показывая, что только таким он и хочет видеть супруга – с вплетёнными в волосы драгоценными камнями, такими тяжелыми, что к вечеру от них болела голова, и такими колючими, что даже сквозь локоны они царапали шею. С дорогими браслетами на тонких руках, от которых наутро невозможно было поднять запястье. Леон чувствовал себя единственным декоративным элементом в этих серых пустых квартирах, рождественским деревом, от которого не требовалось ни слов, ни мыслей – только вечная неувядающая красота.
Даже сейчас, находясь с ним плечом к плечу, Анрэй не замечал слез, которые снова хлынули из покрасневших глаз Леона. Леон старался сдерживаться, но не мог – горло душили рыдания, и ему оставалось лишь надеяться, что его всхлипы не слишком нервируют мужа. А Анрэй сидел с гордо поднятой головой и глядел в лобовое стекло. Лицо его оставалось бледным, и ни единое движение мускулов не выдавало его мыслей.
Только когда флаер остановился перед башней из стали и стекла, Анрэй развернулся, но не к двери, а к нему, и, внимательно глядя в глаза Леону своими глазами, полными пустоты, произнёс:
- Забудь его. Для тебя он мёртв.
- Я знаю… - сказал Леон тихо, - знаю, но не могу.
- Ты справишься. А я – никогда не отдам тебя. Никому.
От слов Анрэя по телу Леона пробежала волна мурашек. Он хотел ответить, но горло сдавил новый ком, а Анрэй, не дожидаясь этого ответа, развернулся и, открыв дверь, ступил на стальные ступени.
***
Остаток дня Леон провёл в одиночестве, собирая потихоньку осколки болезненных мыслей и снова выстраивая стены собственного спокойствия. Анрэй в соседней комнате тихонько переговаривался с кем-то по галасвязи. Леон не прислушивался, – это правило он выучил ещё в детстве. В работу супруга не следовало совать нос. Захочет – расскажет сам.
Когда солнце уже скатилось к краю горизонта, и жара немного спала, Леон скрылся в душе и какое-то время стоял под очищающими волнами тёплого воздуха – даже живая вода считалась излишеством для мастеров.
Эта процедура всё же немного привела его в чувство, и в конце концов Леон собрался с силами и стал одеваться к ужину. Он выбрал шёлковую мантию, которая могла бы порадовать глаз супруга, но не была бы слишком тяжёлой для жаркого солнечного дня. Вдел в уши тяжёлые серьги, подаренные Анрэем на первую годовщину их свадьбы, и, не успев опустить руки, поймал в зеркале фигуру супруга, застывшую на пороге его комнаты.
Леон замер. Анрэй нарушал этикет, незримо установленный между ними давным-давно. Как Леон не пытался лезть в дела супруга, так и тот не входил в его комнату без приглашения, чего не было ни разу до сих пор.
Теперь же Анрэй стоял неподвижно, привалившись к дверному косяку, и смотрел, как Леон готовит себя к встрече с ним. Поняв, что Леон видит его, Анрэй кивнул, давая знак, что понял, и Леон развернулся. Он шагнул к Анрэю и остановился в паре метров от него.
- Я бы хотел, - сказал Анрэй, - увести тебя туда, где только небо и лес. Может быть, на Аркан.
Леон опустил веки, не в силах смотреть в ледяные голубые глаза супруга, и тут же из другого конца комнаты раздался звонок коммуникатора.