Целительница: другая (СИ)

— Дело привычки. И вкуснее, если масло чуть подтаявшее.
— Поверю тебе на слово и пойду спать.
— Иди, я сейчас сделаю ромашковый чай и занесу. Странно ты звучишь. Есть риск, что завтра голос пропадёт. Не удивляйся. Это жизненный опыт и трое детей.
— Детей? — ахнула Пятницкая.
— Вспомни, сколько мне лет. Они уже взрослые. И вообще сейчас тебе пора в кровать.
— Девять вечера, самое оно. Сказку мне почитаешь? — пошутила Виктория.
— Учебник по физике.
— Там тоже много сказок с точки зрения обывателя. Писали бы их только попроще. Фотоны, к примеру, настоящие оборотни, то они ведут себя как частицы, то как световые волны.
— Ты была в школе хорошей девочкой, раз до сих пор помнишь принцип корпускулярно-волнового дуализма. Похвально.
— Да, хорошей девочкой, — задумчиво произнесла она.
— Раз ты сама это вспомнила. Поупражняйся и переведи эту теорию на образ человека. Завтра расскажешь. Хотя лучше тебе просто поспать. Но ты же всё равно не уснешь.
Вика улыбнулась и пошла наверх. Давно ей не было так уютно с кем-то. И не хотелось объяснять, что всё дело в возрасте Климова, мудрости или высоком интеллекте. Пятницкая окрестила это человечностью. Рома готов был передавать опыт без нравоучений, указать на важное, без излишних акцентов и просто приготовить вкусный чай, забывая, что он статусный человек.
***
Климов был прав, Пятницкая не могла уснуть. Порой она проваливалась в темную мглу из-за поднявшейся температуры, но раз за разом находила себя окружённая мыслями.
Ей было плохо и хорошо одновременно. Плохо от предательства Смолина, от измены самой себе. Она же чувствовала, что идёт на сделку с собой, принимая ухаживания Алексея и каждый раз убеждая себя в верности этого решения. Ей было хорошо в доме Романа, радостно, что она познакомилась с таким невероятным человеком, да ещё на берегах изумительно-красивого озера. Как бы она ещё сюда попала, если бы не Смолин?
«Вот он — дуализм фотона. Одновременно что-то может быть хорошим и плохим. Зависит от того, с какой стороны смотреть или кто наблюдает. Если я готова видеть хорошее, то буду благодарна Алексею за встречу с Климовым, если готова видеть плохое, то стану лишь злиться на его ложь. Но, как и фотон одновременно может быть частицей и волной, так и мы попадаем в ситуации, которые одновременно можно оценить как хорошие и плохие. И любой отказ видеть обе позиции — отказ от истинного положения вещей. Поэтому мы можем впасть в депрессию или витать в облаках. Может об этом писал Пушкин: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». И используя волю, остаёшься в эмоциональном нуле, то есть в покое. Равен ли покой принятию или он равноценен остановке? Как же страшно остановиться».
Тут Пятницкую передёрнуло.
«Нет, ужасно признать, что я уже остановилась и даже хуже, падаю всё ниже и ниже в своих же глазах. И вместо того, чтоб насладиться видом звёздного неба из окна, все ищу поводы себя пожурить. И не могу завершить именно это процесс. Да, Роман, я пустила всё на самотёк».
Кто-то окликнул её. Виктория посмотрела в сторону открытой двери, но никого не увидела. Очень хотелось найти этому простое объяснение, потому она сползла с постели и выглянула в коридор. В доме было темно. Климов прикрыл дверь в свою спальню. Там не горел свет.
«То заборы меняют цвет, то слышатся голоса. Может однажды вернётся мой дар, и я снова смогу слышать ангелов или видеть духов? Но вот цвет забора? Как объяснить?»
Вика села на небольшой диванчик у окна, закутавшись в теплое одеяло. В темной вышине по-прежнему висели яркие звезды. Было только двенадцать.
— Спокойной ночи, — снова произнес какой-то знакомый тихий голос. И снова никого не оказалось рядом.
— Ну да, — сама себе сказала Вика. — У меня галлюцинации. Или всё-таки это дом с приведениями? А вообще, мне это мне нравится. Чувствую себя необычной, как раньше. Нет, не буду думать, что я всё же сошла с ума от горя или просто температура. Поговори со мной ещё.
— Забыл сказать, завтра уже в девять придут менять сетевой кабель, — донесся крик издалека.
— Не, лучше о любви, — засмеялась Вика, утыкаясь головой в одеяло, чтоб не разбудить Климова громкими звуками. Но тут закашлялась, возвращаясь мыслями в реальность.
Её слабость вдруг показалась ей бессилием.
«Что бы я раньше подумала в этой ситуации о тех, кого исцеляла? Вялость, боль в горле и возможная потеря голоса. Какая мне от этого польза? Из-за слабости я осталась в Швейцарии. Рома говорил про неделю. Ладно, значит даю слово: неделю не рваться в Москву. Боль в горле? Сгусток-ёжик моих колючих слов. Я не кричала и не ругалась, когда мне было больно. Не выражала свои эмоции. Я снова сбежала от Алексея. Не поговорила с ним. И теперь наказываю его отсутствием понимания: где я и когда позволю говорить со мной. Кажется, я где-то читала, что молчание — самая жестокая форма психологического насилия. И вновь и вновь нет белого и чёрного. Я тоже делаю ему больно. А он всячески проявлял заботу обо мне».
Вика заставила себя встать, спуститься вниз на кухню, где остался рюкзак с вещами.
Оказалось, телефон разрядился. Взяв зарядку и телефон, она поднялась в спальню. Прикрыла дверь, чтоб не мешать Роману. Закуталась в одеяло, и принялась глубоко дышать, пока включался телефон.
Пришло сообщение, что Смолина звонил более десяти раз. Вика примостилась на полу у розетки и набрала Алексею.
— Привет.
— Привет, — тихо ответил он.
— Со мной все в порядке. Я у знакомого. Он тоже русский. У меня разрядился телефон. И я заболела.
— Это называется в порядке? — без эмоций спросил Смолин.
— Я жива и почти здорова. Только температура и слабость.
— Ты не вернёшься?
— Сегодня нет.
У Вики кольнуло сердце от этой фразы. Она дарила Алексею ложную надежду.
— Нет. Не вернусь, Леш. Но смогу встретиться с тобой, когда выздоровею, если хочешь.
— Хочу. Ты даже не представляешь, как мне было с тобой хорошо, и как мне сейчас плохо.
— Не представляю. И мне тоже сейчас плохо.
— Тебя бесполезно уговаривать приехать или дать адрес, откуда тебя забрать?
— Не надо, пожалуйста. Я обещаю позвонить завтра днём. А сейчас пойду спать.
— Хорошо. Я обещаю не приезжать сам, однако скажи, у кого ты. На всякий случай. Мне так будет спокойнее. Если ты будешь на связи, как обещала, я не буду тебя искать.
— Я у Романа Климова. Адрес не знаю.
— Мне этого достаточно, спасибо.
— Спокойной ночи, Лёш.
— Да, спокойной.
Мгновенного исцеления не произошло. Вика привалилась лбом к окну. Холод стекла был приятен для горячего тела. Пятницкая видела, что ей ещё пришли сообщения от Елены Смолиной. Она решила их не читать. Лене она ничего не должна. Пусть сами разбираются со своей семейной жизнью.
«Всё зависит от наблюдателя. Для Лёши я сейчас хорошая. Для Лены — плохая. И всё это в одних и тех же обстоятельствах».
***
— Вика, — бойко начал Роман, но замер в дверях. — Ты уже встала?
— Да, Ром, доброе утро. По ощущениям, я совершенно здорова, — поправляя складки на покрывале ответила Пятницкая, заканчивая застилать постель.
— По виду тоже, — оценивающе посмотрел Климов. — Обычная да необычная, — задумчиво протянул он. — Завтракать будешь?
— Буду. А ты чего хотел?
— Собственно я и хотел предложить тебе позавтракать сейчас. Через час придет ремонтник…
— Менять сетевой кабель? Интернет барахлит?
— Да, — подтвердил Роман, глядя Вике прямо в глаза.
— Мне кажется, это дом с привидениями. Иначе я не могу объяснить, откуда я это знаю. В девять же, да?
— Да, — с удивлением согласился Климов. — Как говорил Нильс Бор: «Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы оказаться верной». Это я про приведения. Ты будешь чай или кофе?
— Кофе с молоком.
— Прекрасное начало утра. А в десять придёт один молодой человек — Стас, мы беседуем с ним о физике. Он учится тут в университете. Заодно присматриваю за парнишкой по просьбе родителей, которые порой мотаются в Россию по делам. У него хроническая болезнь. Думал пока не знакомить вас, раз ты болеешь. На всякий случай.