Сезон охоты на единорогов (СИ)

- Ну? Посмотрел?
Я моргнул, теряя настройку, и снова перед собой увидел каракули детского рисунка. Но теперь даже лёгкий взгляд на него возвращал в памяти ту, настоящую, картину.
- Да, - кивнул. – Теперь я увидел.
Чуда удовлетворённо кивнул и настороженно заглянул мне в глаза:
- Красивая?
- Красивая, - согласился я.
И пацанёнок тут же с шумом выдохнул:
- Ох! – и нервно замотал ногами под стулом, шёпотом сообщив: - Я, правда, старался! Ну, чтобы она понравилась… Тебе, ведь, понравилось?
Чуда смотрел предельно серьёзно. Ясно. Значит, красота этой пленительной дамы – заслуга Чудиного мастерства. Что ж, мастер он отменный и видения делает качественные, позволяя себе роскошь не создавать лубочных картинок с неестественными цветами, а передавая красоту через спокойствие мира, через мелкие погрешности, выделяющие главное. Действительно, сильная работа для юного веда, что тут сказать!
- Понравилась.
Тем более что, действительно, не отметить такую женщину было бы сложно. Жаль, что в реальности таких не сыщешь.
- Ты правда-правда влюбился? – шепотом спросил Чуда.
- М… - замялся я.
Ясен-пень, что нет. Но вот с чего такие мысли у малолетнего пацана? И не придётся ли сейчас на пальцах рассказывать о том, какова разница между «понравилось» и «полюбил»? Вед-то он вед, но, ведь, мальчонка ещё…
Чуда мгновенно расстроился. Сразу поник и расстроенно посмотрел снизу вверх, протянул жалобно:
- Ну, она же тебе понравилась?
- Понравилась, - согласился я. – Но чтобы появилась любовь просто «понравилось» недостаточно, Юр. Нужно узнать человека ближе. Какой он в жизни.
Юрка схватил меня за рубашку, притянул к себе и почти прижался мне к уху:
- Она добрая! Она заботливая! Она справедливая! И она… она лучшая!
Я отодвинулся от мальчонки и взял его за плечи:
- Юр, это всё здорово, конечно. Но только, согласись, это всё – как ты её придумал, какая она для тебя, правда? А для меня всё может быть и по-другому…
Юрка замотал головёнкой, плеская по воздуху рыжими лохмами:
- Не может! Она для тебя. Ты для неё. Не может быть, что бы по-другому!
Я отпустил хрупкие костлявые плечики и устроился удобнее возле стула.
- Это как – для меня?
Чуда нахмурился, скукожился и отвернулся. Словно нахохлившийся воробей под дождиком. Рыжий и обиженный. Такой, что захотелось взять зонт и прикрыть от дождика.
Юрка искоса стрельнул на меня карим взглядом и тут же над огненной шевелюрой возник полупрозрачный зонтик. С разноцветными секторам, с яркими рисунками оранжевых воробьёв в разных фазах полёта. Легко паря в воздухе, зонтик мягко опускался вниз, на рыжую головёнку и исчезал…
Вот так вот. Поставил на место, называется. Всё-таки совсем я потерялся в этой жизни, если опять забыл, что разговариваю с Ведом.
- Ладно, - я развёл руки в стороны, словно проигравший. – А я для неё – это как?
- Как-как, - Чуда от избытка чувств даже шмыгнул сухим носом. – Как все! Чтобы защищал, чтобы достаток на двоих, чтобы дом построил, ну и детей… чтобы… тоже…
Я схватил в горсть рот, чтобы не высказаться сразу, потёр щетину и задумчиво оглядел стену за спиной мальчонки. Обычную, бревенчатую, с развешенными листочками рисунков. Если каждый из них – ведовская картина – то я многое теряю, не умея сразу видеть, что же на самом деле на них изображено. Надо бы как-нибудь над каждой сосредоточиться. Но потом. Сейчас бы понять – за что же мне такую странную любовь навязывает этот малец.
- Понятно, - наконец, выдохнул я. – То есть, ты рисовал мне жену?
- Ну да, - кивнул он и тут же забеспокоился. – Тебе же нужна жена?
Я от неожиданного вопроса замер. Как бы тебе сказать помягче… Была у меня жена уже, Чуда. Была.
Но Чуда застенчиво улыбнулся и почесал ухо о костлявое плечо:
- Вот Жане не нужна. Он так сразу и сказал – рано, мол, много чего сделать ещё надо успеть. Но тебе же нужно! Ты же уже старый, правильно?
Вот так! Сороковник – это старый. Так и запишем. И ещё – что жениться надо только старым – ещё одна непреложная истина. Но ответ ещё не успел сформироваться у меня в голове, а непоседливое Чудо уже развивал тему моих будущих отношений с «зимней красавицей»:
- Она хорошая. Будет тебе жена, а мне - мама. – И тут же поправился, заметив мой ошалелый взгляд: - Ну, как будто мама. Понарошку. Я же не дурак, я понимаю, что мама может быть только одна. Просто… ну, как бы мне ещё, наверное, расти. Учиться всякому. Я, вот, даже кровать заправлять не умею… и шнурки завязывать… Надо меня учить. А ты же не будешь учить, правильно? Ты будешь всегда занят. Ты же тарх – тебе всегда нужно кого-нибудь охранять! А она не будет занятой. Вот. Ну и пока у вас своих детей не будет – она будет на мне тренироваться. 
Оставалось только прикусить язык и молча смотреть на рассуждающего пацанёнка и постоянно напоминать себе: не всё так просто, помни, это - вед.
- Это будущая королева Танистогории! - по секрету, наклоняясь ко мне ближе, сообщил Чуда. – Она скоро придёт к нам. Главное – не пропусти её, ладно?
- Как не пропустить? – кротко поинтересовался я.
Мальчонка пожал плечами:
- Ну, как только появится – сразу сказать, что любишь. И цветы какие-нибудь. Иначе она не поверит и уйдёт. А я долго тропы сводил, второй раз может не получиться.
Я открыл рот. И тут же закрыл. Всё. Молчать, молчать, молчать!
Теперь всё встало на свои места. Дело не в том, что вед что-то придумал себе, нарисовал для меня картинку, показал, давая насладиться образом женщины, которая, на его взгляд, мне бы подошла. Нет, не всё так просто. Он, получается, таким рисунком, а может и ещё какими своими, ведовскими способами, сводил тропы. Стёжки-дорожки двух судеб связал в узелок. И меня, получается, он тоже сюда привёл своим волшебным умением, а никак не сам я, пень старый, по доброй воле припёрся, чтобы его охраннику со стражеством помочь. Вот такой вот щелчок по носу.
Чуда недовольно почесал нос и обижено засопел.
- Раз всё понятно, - насупился он, - тогда иди! Я рисовать буду!
Он отвернулся к столу и зарылся в бумаги, вороша кипу в поисках чистого листа.
Разговаривать и вправду уже не о чем. И, тихо поднявшись, я двинулся на выход. Не хватило воздуха, чтобы продышаться после новой информации. Вот так, легко, взмахом карандаша и кисточки, мою судьбу перевязал незнакомый мне мальчонка-вед. Да так, что ни «привратник» не помог, ни поставленные когда-то охранные блоки от веда моей школы, ни даже амулет храма, висящий под рубахой на груди.
Я вышел на крыльцо и огляделся. Как и ожидалось, Женька работал. Приладил широкую доску на козлы и, вбив в неё пару гвоздей, приспособил в качестве верстака. Старым, посеревшим от времени, рубанком подправлял штакетину, срубленную из такой же старой половицы из разобранного сарая. Женька лишь исподлобья отследил моё появление и снова с ожесточением повёл рубанком по досочке. Лицо оставалась отрешённым, и даже случайные жесты не выдали отношения, но я всё равно нутром чуял, что Подобный не рад моему приходу. Вот только с чего бы? Вчера ещё в ночь сам предлагал присоединиться, утверждал, что «стражит» носителя особого дара и одинок в этом. А сегодня – стоило только откликнуться на его зов, - и уже замкнулся в себе. Нет, осознаю я, что - как выяснилось, старый пень и мало что понимаю в жизни, - напортачил и вчера ломался, как девка красная, и не доверял ему. Но, всё ж таки, я признал свою ошибку и притащился и напросился в гости сам. Так чего бы и ему чуток не попридержать это напряжение в плечах, которое сразу выдаёт, что «карман реальности» уже приоткрыт, и пистолеты – вот они, под руками, только дернись!
По традиции, дело хозяина подходить, если гость открыт для разговора. Но Женька прикипел взглядом к своему верстаку так, что стало ясно – подойти придётся мне. Если уж я хочу здесь, рядом с Чудой, остаться. Женькино право отказать или согласиться – он у меченного первый страж, ему и привилегия принимать других на стражество.