Служанка (СИ)

.А тут она неожиданно вспыхнула и начала краснеть. Неужели совесть проснулась?!
— Мне нравилось, как вы меня учите. Вы очень терпеливый и снисходительный тренер.
— А у тебя, что, жесткий и нетерпимый был? Где ты училась? Кто ты вообще, девочка — вредитель?
Чуть не ляпнул — девочка — членовредитель!
— Я не училась специально, — бормочет она, опустив глазки, и полностью влипает, как мошка в мед. Врет.
— Аня, ты мне врешь, хоть и краснеешь! Похвально, что ты умеешь играть в теннис, но человек, который нагло врет, не вызывает доверия. И второй вопрос. Откуда ты знаешь итальянский? Ответ, что на специальных курсах домработниц обучают, не принимается сразу, — мои глаза помимо воли превращаются в холодную сталь, и мало кто выдерживает такой взгляд.
Анюта закусила нижнюю губу
— Я была домработницей в Италии и своего рода гувернанткой для девушки. И нас учил тренер, чтобы мы могли в его отсутствие играть вдвоем, — голосок дрогнул.
— А почему не работаешь там? — я не понимаю, как такое может быть, но нюхом чую, что в ее ответах ложь переплетается с правдой. — Может, права была Ника, когда предположила, что тебя выгнали? — прочно войдя в роль плохого полицейского, продолжаю давить.
— Мне нужно было уехать, чтобы помочь семье.
А тут точно не врет. Семейные проблемы? Сочувствие вынырнуло из недр души и велело перестать изображать гестапо. Девчонка совсем расстроилась, а я допрос с пристрастием.
Она шмыгнула носом, а мне уже стало стыдно. Молодая симпатичная девчонка должна решать проблемы семьи. Чем ей помочь? Так еще и не скажет. Но я делаю первое, что диктует тело. Беру ее за руку и тяну к себе.
— Ну не расстраивайся. Прости, не хотел тебя до слез доводить, но я терпеть не могу вранья. Когда человек обманывает другого, он изначально его уже в своих глазах считает недоумком. А такое никому не понравится.
— Садись со мной.
Анюта послушно села, и я, пользуясь случаем, притянул ее к себе, обхватил двумя руками и, несмотря на все «нельзя» и «не должен», легонько поцеловал в макушку. Уловив это, она еще больше разрыдалась, словно маленькая девочка. А я, как большой и добрый слон принялся гладить ее по спине. Вздрагивающая спинка, огорченно шмыгающий нос, и в моей душе порхают диковинные бабочки. От взмахов их крылышек я чувствую будоражащий холодок. Я понимаю, что хочу защищать эту девочку, оберегать и даже баловать. Не банально сунуть карточку и небрежно кивнуть, типа, возьми, сколько нужно. А именно баловать. Видеть восторг в ее глазах, выбирать что-то для нее с любовью…
Как я сказал? С любовью?
Барковский, ты в своем уме? Еще скажи, что готов предложение руки и сердца сделать необразованной домработнице! Вечно в самый неподходящий момент вклинивается этот внутренний циник, который может испортить самый трогательный момент. Именно трогательный. Потому что мне дико хотелось трогать, гладить более дерзко эту девочку. К тому же у меня был повод показать язык своему внутреннему голосу — необразованная домработница знает итальянский и владеет ракеткой так, что теперь мне в пору задуматься — а не обыграет ли она меня?
— Аня, я может излишне пристрастно спрашивал, но я уже сказал, для меня человек, который врет, становится неинтересен. Я не буду с ним иметь дела, потому что не буду доверять. Я надеюсь, что на этом твои врушки закончились?
Я уже настроился на продолжение такого уютного диалога, как Анюта подскочила и перепуганно воскликнула:
— Ой, Тимофей! Простите, мне нужно бежать! Там вещи Вероники в стирке, боюсь она меня заругает, если к ее приезду они не будут отглажены как следует. Еще раз простите, что так вышло!
И умчалась, как шаровая молния, оставив меня наедине с болью физической и непонятным душевным томлением. А непонятным оно было потому, что Анюта убежала, не ответив на мой вопрос. С одной стороны, вроде скрывать ей больше нечего, с другой — «Вы не сказали да!»
Начинать заново этот разговор было бы странно. Что я, правда, гестаповец? Но жизнь сама расставила все на места.
Несколько дней я крутился, как белка в колесе. Мотался в Москву по новому проекту, два раза на день заезжал к отцу. Утром, чтоб самому пообщаться. Вечером привозил Никотинку. И эти вечерние визиты не могли не радовать. Глядя на осунувшееся лицо моего Барковского и цветущую рожицу его любовницы, я отчетливо видел, что их разрыв — дело времени.
Очевидно, понимал это и отец, потому что старался быстрей нас выпроводить, ссылаясь на то, что сейчас его заберут на процедуры.
Что касается меня, то после того памятного минета с бонусом в виде теннисного мяча по яйцам, я окончательно вылечился. И утренняя йога на террасе не выводила меня из себя. Я трахнул Недотрогу — Королеву, и теперь птица вольная.
Но вольная понятие относительное. Все чаще я расправлял крылья и, как коршун, парил над Анютой.
По вечерам мы играли в теннис уже как положено, через сетку и без поддавков. Бойтесь желаний своих, ибо они могут исполниться. Я хотел партнера, чтоб можно было хорошенько размяться. Теперь же меня Анюта гоняла до седьмого пота. И реально приходилось выкладываться по полной, чтоб ее обыграть.
После тренировки мы сидели на террасе и пили заваренный Анютой совершенно потрясающий травяной чай. Никогда бы не подумал, что буду балдеть от него, как кот от валерьянки. Или же от рук Анюты он приобретал такой потрясающий вкус и запах?! Может, она и правда туда бросала корочку цитрусовых, но неуловимая сладостная кислинка окружала меня заботливым и нежным облаком.
Сокровенную радость этих минут не могла нарушить даже Никотинка, которая так и норовила дернуть Анюту с каким-нибудь дурацким поручением. Однако моего взгляда было достаточно, чтоб она тут же умеривала свои барские замашки. Либо поручение сразу становилось неактуальным, либо она присоединялась к нам.
Моя мандариновая фея давала и ей чашку, и мы наслаждались волшебством летнего вечера.
Понятно, нам без Никотинки было намного лучше, но я ей даже сочувствовать начал. Уверенный внутренней чуйкой, что скоро ее здесь не будет, я даже не затевал расследование. Но и так было видно, что она просто несчастная голодная девчонка, которая, как прожорливая чайка, бросается на все с целью захватить, загрести или припрятать на черный день.
В ней чувствовалась какая-то надорванность, ей что-то мешало найти себя. То она дерзила и строила из себя прожженную стерву, то впадала в прелесть. Даже когда она наряжалась в брендовые шмотки, я все равно чувствовал в ней дешевку.
А Анюта в униформе горничной удерживала мои руки от посягательств одним взглядом. Хоть тресни, но в ней было достоинство. И я уже всерьез начал обдумывать, как ей предложить помощь, устроить ее, а потом начать ухаживать. С цветами, ресторанами, подарками.
Однако жизнь всегда вносит коррективы в любые планы. И иногда такие кардинальные, что начинаешь сомневаться, действительно ли хотел этого.
С вечера отпустил Дарью Сергеевну на выходной, так как Никотинка собиралась в СПА, а я целый день распланировал в городе. Но, как любит шутить компьютер, что — то пошло не так.
Приготовившись к долгой осаде «жирного» инвестора, я заполучил его согласие в считанные минуты, другая встреча сорвалась, третью я сам отложил, поэтому вернулся домой очень быстро.
Понимая, что Анюта не готовит еду, я заказал доставку и пошел искать свою фею. На территории ее не было видно, поэтому я по очереди обошел те комнаты, которые она могла убирать.
Я представлял наш совместный обед, ее милое смущение, ее безумно соблазнительную и в то же время трогательную улыбку.
«Анют, передай, пожалуйста, перец!» — фантазирую я. Она подает, и я обхватываю ее пальчики, задерживаю в своих, чуть сжимаю и только потом выпускаю.
Или захожу со спины и захватываю ее в объятия, зарываясь носом в ее шею. Ладонями накрываю ее груди и чувствую, как шалею от их налитой тяжести. Нервно сглотнув, встряхиваю головой, потому что в паху уже пульсирует желание.