Отступник

– Я как барон красивых слов говорить не умею. Да и нет места пустым словам в этом загаженном мире. – Лихо опрокинув содержимое мятой кружки и влив в себя все до последней капельки, Гожо, даже не скривился, хотя, в принципе, винцо было ядреным. Я последовал его примеру и отпил с половину, на большее сил не хватило. Обтерев тыльной стороной ладони тоненькие губы, здоровяк, вдохнув полной грудью, продолжил:
– Я вот удивился, когда тебя среди кучи трупов живым отыскал. Мы же вообще думали поживиться, так сказать, на халяву. Ну, сам понимаешь: не мы такие, жизнь такая! А поживится там, было чем, вон, на свои моторы столько железок подсобрал, катран не горюй! Сначала хотел бросить, думаю, падальщики свое дело сделают. Зачем мне лишние хлопоты? Потом сам себе говорю: Гожо, ты что? Это же человек, как ты его бросишь, он же жив еще! И тут, ты знаешь, я сам себе противен стал. Что мы, как скоты последние, совсем личину людскую потеряли. В тот момент вспомнил я мать-старушку, отца, сестренку Лейлу, пожары в нищенских кварталах Москвы, дым, обгорелые трупы. Я тогда не успел их спасти. Сам видишь, навсегда память об этой беде на моем лице осталась. – На глаза сильного мужчины навернулись слезы, нижняя губа дрожала, а Гожо говорил и говорил:
– Никогда себя не прощу! Говорила мне мама, не лезь ты сынок в дела воровские, а я все старался, на Ферзя пахал. Видно разгневал Создателя. Твари из замка Омега все сожгли, огнеметами целые улицы выжигали, пока хозяева кварталов на поклон к Топливным королям не пошли. Только не было в том толку, родителей и маленькую сестренку уже не вернуть… В память о них я и решил тебя спасти, так сказать, жизнь тебе подарить. Живи, монах, и не забывай другим помогать, уж так велит нам Создатель!
В том, что так велел нам Создатель, я не сомневался. В свое время я так же, через муки, пришел к этому. Гожо по своим убеждениям был схож со мной и это радовало. Сам того не замечая, я разделался с вином и прильнул спиной к прохладной стене. Выплеснув терзавшие душу мысли, цыган взялся за гитару и ударил по струнам. Мелодия нарушила тишину, заполняя пространство комнаты величественными звуками. Почему-то по-настоящему было спокойно и как-то по-домашнему уютно. Как когда-то в доме фермерши Айвы, после бесконечных испытаний и жизненных потрясений, я обрел покой и благоденствие. Цыган запел, а я от умиления прикрыл глаза.
 
 
Ехал я, ехал долгими дорогами,
 
По пустыням вымерших земель.
 
Я встречал развалины и града – призраки,
 
великой Пустоши моей.
 
Ай, цыгане, ай, ребята.
 
Табор ваш, откуда путь держал?
 
По дорогам да по трактам, много он ночей не спал?
 
Воют в темноте панцирные волки!
 
В холмовейниках ползуны не спят!
 
Все вокруг покрыто пятнами некроза.
 
Как уж тут прожить ребята нам?
 
Ай, цыгане, ай, ребята.
 
Прежде была у меня семья,
 
Большая, добрая,
 
да убили её Чёрные Легионы…
 
и теперь один остался я…
 
Идите вы со мною, цыгане всего мира,
 
открыты цыганские дороги!
 
Ай, цыгане, ай, ребята.
 
Не погибнем мы в некрозе!
 
Когда в комнату вошли старик и девчонка, я не знаю. Песня будто перенесла меня в другое место, там были повозки, цыгане, отряды солдат из замка Омега с огнеметами наперевес, огонь, смерть и несломленный, сильный дух. Дух веры и борьбы. Веры в светлое будущее и борьбы с врагом и сложившимися устоями. Сплоченность и непоколебимость.
 
По одной щеке Гожо текла слеза, по второй слеза заблудилась в складках обгоревшей кожи, поблескивая в неглубоких рытвинах.
 
 
– Вижу, вы не только спелись, но и спились. Заканчивай, сынок, с вином, нас ждут дела. Да и время нынче играет против нас. Мы меняем курс, придется двигать к Рязани! Там у меня встреча с важными людьми. Ворон весточку принес. – Обратился старец к здоровяку.
– А Гожо, уважаемый Годявир, всегда на ногах стоит. И в полной, так сказать, боевой готовности. Ик… – Пролепетал здоровяк, заметно охмелев. Наверное, он всю ночь у пузатого кувшина провел.
– А как же Мост? – Нашелся я.
– Как и обещал, мой друг, я помогу тебе! Вы с Гожо отправитесь туда на наших «пустынных мустангах», они быстры как ветер и проходимы, тем более что Магарыч, закончил с их починкой. Так что, помогу. К тому же я отправил весточку с почтовым вороном на Мост, там у меня свой человечек имеется, пока то да се, он все выяснит и встретит вас со всей нужной информацией. Спасешь ты свою девчонку, это я тебе обещаю.
– Не знаю даже как вас отблагодарить, достопочтенный барон! – Преклонив голову и положив руку на грудь, сказал я.
– Отблагодаришь, монах, уж поверь, всему свое время. Не забывай про наш разговор. Возможно, что скоро мы к нему вернемся, пока же вам надо собираться в путь. – Проговорил старый барон, упираясь на свою трость, вышел прочь. За ним, так и не проронив ни слова, выскочила темноволосая девица, лишь на прощание одарив красивой улыбкой.
– Вот оно как! Видишь, монах? Только вздумается посидеть, расслабиться, накатить некоторое количество стопочек огненной воды, как нарисуется Годявир и изгадит всю малину. Ну что же, спасать девчонку? Это хорошо! На все воля Создателя.
Комната Гожо оказалась на проверку не такой простой, в стене имелась небольшая ниша, в которую был замурован объёмистый сейф, забитый под завязку всевозможным оружием и боеприпасами.
– Выбирай, монах, что твоей душе угодно. Все это оружие лично проверял и пристреливал, так что надежно, как за моей широкой спиной. Давай!
Мне сразу приглянулся «помповый» дробовик, как прозвал его цыган. К нему я прихватил патронташ. Взял пару длинноствольных «кольтов». Для пущей уверенности, за пояс широкого цыганского ремня отправился маузер и несколько магазинов к нему. В пустые ножны на перевязи уместились боевые ножи: острые клинки обоих обоюдно заточены, снизу за гладкой заточкой имелась серрейторная заточка, а на пяте каждого из клинков красовалось выбитое клеймо. Умелая, я скажу вам, работа. Не обошлось без пары-тройки гранат. Мало ли какая силушка притаилась за воротами Моста. Ну а вместо любимой сабли и дорогих топориков, пришлось взять два неестественно огромных ножа-мачете. В общем, повозившись некоторое время со всем этим арсеналом, я был в полной боевой готовности.
– Как твоя рука? – Спросил Гожо, указывая на мою кибернетическую руку.
– Отлично!
– Вот видишь, каких толковых людей собрал вокруг себя наш старик! С твоей рукой провозился наш механик Магарыч, толковый мужик, но не без своих тараканов в башке. Пойдем, я тебя с ним познакомлю, а заодно и на «мустангов» взглянешь.
Мы прошли в теплицу. Снова пришлось спускаться в моторный отсек, при этом забулдыга с гнездом на голове не проронил ни слова, а лишь косо поглядывал на меня, выказывая сое пренебрежение. Видно, с бутылкой горилки ему обломилось, и вместо радостного похмелья, алкаш получил хорошую взбучку, сначала от механика Магарыча, а потом и от старика Годявира.
В полутьме моторного отсека, склонившись над тушей генератора, трудился круглый человек. Назвать его по-другому я бы не решился. Его отличающаяся нереально большим размером голова держалась на таком же шарообразном теле, шея и вовсе не предусматривалась в этой гремучей, покрытой толстым слоем сального пота смеси. Кругленькие, почти поросячьи глазки прикрывали прозрачные стекла маленьких, едва усаженных на нос картошку очков. Сальные губы то и дело облизывал влажный язык. Облачённый в один затертый до дыр черный халат, полы которого едва сходились под пузом на одной единственной пуговице, Магарыч, обливаясь потом, взглянул на нас.