Шёлковая тишина (ЛП)

Мы оба избегали разговора о том, что случилось на большом горячем камне. Это было запретной темой, с которой мы оба не знали, что делать.
Но пока я лежу в детской комнате и смотрю на тёмный потолок, я снова чувствую горячую ладонь Макса на своей пояснице. Чувствую, как другой рукой он обхватил мой затылок и притянул к себе. Чувствую его губы на своих… я провожу пальцем по своим губам и тихо вздыхаю, скучая по его теплу, по его силе, по его близости. Я понимаю, что эти чувства вряд ли куда-то заведут, ведь он так сильно любит Майю, что я не смогу подвинуть ее в его сердце. Скорее уж я пострадаю во время нашего соавторства, а после всё пройдёт само. Я ещё раз грустно вздыхаю и вызываю в мыслях сюжет книги, чтобы отвлечься, как вдруг чувствую вибрацию телефона в кармане домашней кофты.
«Спишь?» — горят буквы на экране от номера, который я все ещё не добавила в список контактов.
«Я вот не сплю», — тут же летит новое сообщение. — «Видимо, сегодняшний кофе в кофейне был слишком бодрящим».
«Или это всё ты и твой взгляд, который преследует меня, стоит мне прикрыть глаза даже на мгновение».
Я давлюсь воздухом и скорее набираю ответ, пока Макс не написал что-нибудь похлеще.
«Я тоже не сплю».
Мобильник начинает вибрировать от входящего звонка. Я смотрю на спящего ребёнка и, тихо встав с кровати, выхожу на балкон, прикрыв за собой дверь. Здесь тепло, но иногда налетает прохладный ночной ветерок с моря и доносит запах водорослей.
— Алло? — тихо говорю я, прислонившись к стене и глядя на Тимура сквозь стекло в балконной двери.
Макс молчит, но я слышу звук сигаретной затяжки и удивляюсь:
— Ты куришь?
— Я бросил, — хрипло отвечает он, одновременно выдыхая, и мне кажется, что я чувствую запах сигаретного дыма.
— Это ты молодец, — растеряно отвечаю я. — Твоя сила воли достойна похвалы.
Макс усмехается и снова затягивается. Мы молчим, и я отвлекаюсь от разглядывания спящего Тима и перевожу взгляд на своё отражение в стекле. Волосы на голове взъерошены и выбились из привычного пучка. Домашняя кофта растянута в локтях и испачкана чём-то внизу. Я задумчиво очерчиваю пальцем силуэт своего отражения и задаю вопрос Максу:
— Как работа? Что-нибудь пишется?
— Не так быстро, как хотелось бы, — отвечает он. — Твой Джед и эта твоя общая затея несколько выбивают меня из колеи. Как вообще ты это придумала?
Я пожимаю плечами и, услышав на дороге за домом рев мотоцикла, оглядываюсь. Он быстро проносится мимо, и я успеваю поймать глазами только отблеск хромированных деталей. Повернувшись обратно, я наконец отвечаю.
— Я, честно говоря, не помню. Это очень давняя задумка. Ей, наверное, уже лет пять, если не больше. Но раньше я всё никак не решалась за неё взяться.
— Почему? — спрашивает Макс и снова затягивается.
Я раздумываю над ответом и теряюсь. Сложно сказать, почему за одну книгу легко сесть, а другая должна вызреть в голове, почему есть сюжеты, которые пугают даже автора, почему некоторые герои настолько сложные, что их не взять наскоком.
— Потому что… — я пытаюсь все же подобрать слова. — Потому что сложно писать про любовь, не понимая ее толком. Тяжело описывать необычных героев, когда сам в людях… только и делаешь, что ошибаешься.
Макс молчит, обдумывая мои слова, а по моей коже бегут мурашки от его дыхания, которое я еле улавливаю через динамик телефона, и от обнаженности своей души перед этим мужчиной. Я удивляюсь и не понимаю, почему так искренне отвечаю на его вопросы, почему не увиливаю и не скрываю даже тогда, когда, казалось бы, следовало. К чему Максу знать всё это? Зачем я перед ним так раскрываюсь? Я судорожно вздыхаю и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу балконной двери.
— Не думаю, что на свете есть человек, который, познав любовь и людей, не ошибётся однажды в ком-то и не раскроет любовь с новой стороны, — тускло говорит Макс, и я слышу тоску в его словах.
Я понимаю, что его слова перекликаются с его душевным состоянием, и потому мне хочется узнать, как обстоят отношения у него с Майей, вернулась ли она уже из той поездки и как Макс со всем справляется, но я не спрашиваю. Разговор о ней испортит ту неловкую искренность, которая расцветает между нами. Слишком много правды ни к чему в этом телефонном разговоре, и я неловко пытаюсь разрядить эту грусть, тянущуюся от его телефона к моему.
 
— В этом, наверное, и кроется интерес жизни. Влюбляешься и не знаешь, то ли ты предашь, то ли тебя.
Я говорю шутливо, но замолчав понимаю, что вышло ещё хуже, и закусываю свою губу от раздражения самой собой. Нужно уходить от этой неприятной темы, и я уже открываю рот, чтобы сказать что-то незначащее о погоде, как слышу низкий голос Макса.
— Мне думается, что человек всегда точно знает, может он предать или нет.
Я забываю свою реплику о погоде и высказываю своё мнение.
— Я не согласна. Как это можно знать заранее? В моменте, когда влюблён, кажется, что так будет вечно. Это потом что-то меняется, и человек может сделать шаг предательства. Да что там, некоторые даже не осознают, что делают что-то не то.
Горечь сквозит в моих последних словах, потому что они отражают мой опыт с Антоном, и Макс это чувствует.
— Ты говоришь о чем-то, что случилось с тобой? — я слышу, как он аккуратно подбирает слова и как он действительно хочет узнать эту историю.
Возможно, ему будет легче от понимания, что не он один оказывался в отвратительной ситуации, и я решаю рассказать. Меня моя история уже не задевает, она отболела давно. Хотя я по-прежнему не понимаю Антона, я смогла принять его таким, какой он есть, и отпустить туда, где он будет счастлив.
Я поднимаю глаза на спящего Тимура и тихо начинаю:
— Одним особенно жарким летом я познакомилась с классным парнем. Он был очарователен, весел и беззаботен. Мы часто встречались и гуляли. Антон по-просту вскружил мне голову, — я усмехаюсь, вспоминая. — Я души в нем не чаяла. Верила ему и доверяла. Было классно… Месяц или чуть больше спустя нашего знакомства я узнала, что беременна. Пришла к нему с этой новостью, а он в это время сумку дорожную собирал. Оказалось, что он должен был уйти в плавание на следующий день. Антон был моряком, он мне говорил, но я как-то не думала, что он плавал одиннадцать месяцев в году. Он порекомендовал мне сделать аборт, дал деньги. Сказал, что ему было хорошо со мной, но его судьба — море.
Я замолкаю, ощутив ком в горле. Я вспоминаю, как пошла тогда на побережье и долго рыдала. Как приняла решение оставить ребёнка. Как поклялась самой себе, что никогда не прощу Антона. Это было так давно, но воспоминания той долгой ночи были такими живыми, что я ощущаю холод волн, накатывающих на мои ступни, ощущаю россыпь песка под собой, чувствую соленые брызги моря на щеках и не менее соленые слёзы.
Я вздыхаю и заканчиваю:
— Я оставила ребёнка, теперь у меня есть Тимур. Ему уже пять. Антон знает о нем, он тогда вернулся через год, и мы встретились в парке — я, с младенцем в коляске, бледная и усталая от бессонных ночей, и он, загоревший, веселый, красивый. Антон взглянул на сына мимолетно и сказал, что он по-прежнему моряк. Я… я отпустила его. Мне в тот момент просто хотелось спать и совершенно не хотелось выяснять, кто прав в этой истории. Мы разошлись в разные стороны. С тех пор мы не виделись, но я знаю, что раз в год его корабль швартуется в нашем порту на месяц.
Я замолкаю, чувствуя мокрую холодную дорожку на щеке, и с удивлением стираю слезу. Я чувствую обиду и грусть из-за тех давних событий, хотя мне казалось, что всё уже в прошлом. Но оказывается, что нет. Я все так же не понимаю, почему Антон поступил так со мной, не понимаю, неужели я была недостаточно хороша для него, ведь мне казалось, что и он влюблён не меньше моего. Но у него в сердце море, — напоминаю я себе — и эту величину мне не потеснить.
 
Так же как сейчас сердце Макса всецело занимает Майя, и я опять бессильна перед чужим союзом.
Я снова вздыхаю и прикрываю глаза, не желая тонуть в собственной грусти, когда слышу отрывистый голос Макса: