Дочь генерального секретаря

- А про латино? 
- Нет... 
- Любовник у нее. Можешь себе представить. 
- Ну и что? 
Подав ему нож, Александр завернул кран. 
- А ничего. Женщина как женщина. Со всеми вытекающими последствиями. 
Упрямые слезы навернулись Альберту на глаза. 
- Не для нас. 
- Что за комплексы, сержант? 
- Это не комплексы. 
- Тем более, что все равно уедет. Так или иначе. 
- Я умоляю, друг. Должно же что-то быть святое? - И отворачиваясь, прошептал: 
- Пусть лучше так. 
Соседи сверху били по трубе, но, стиснув зубы, Александр дописал введение до точки. 
- Вот. Дон-Кихоту от идиота. 
Когда она нагнулась, он коснулся ее затылка - кончиков волос. Щелкнул разряд. Он отдернул руку. Засмеявшись, она подняла глаза. 
- Последний кофе? 
Альберт предупредительно вскочил: 
- No te muevas!* 
* Не двигайся (исп.) 
Глаза Инеc сияли чистой радостью. Теперь она успевала на встречу с Фердыщенко - научным руководителем диплома. После кофе она стала собираться. Утро, конечно, мудреней, но у нее масса неотложных дел. Включая выбросить салат "весенний", который перед визитом в Спутник она приготовила себе на вечер. 
Последним автобусом она уехала. 
Александр спросил: 
- Доволен? 
Стоя на краю ночи, они закурили. Слышно было, как автобус огибает Спутник. С веранды долетала музыка. 
- Может, на танцы? 
- На х... 
У подъезда Альберт попросил пиджак: 
- Схожу, пожалуй. 
- На фингал не нарвись. 
- Кто, я? 
В чемодане с рукописями был димедрол. Александр запил таблетки ромом и ничком пал в запах парижанки. 
Утром, входя в сортир, он отшатнулся и встряхнул мозги. Стены распирала какая-то бетонщица, с ногами влезшая на унитаз. Губы сложились сердечком. 
- Писию, - сказала она так, будто за это будут бить. 
В день закрытия Недели французского кино давали "Орфей спускается в ад". Высотное здание на Котельнической, где кино "Иллюзион", осаждала на солнцепеке вся Москва. 
"Лишних билетиков" не досталось. 
Вода в Яузе лоснилась, запыленная. Огибая высотку, приток неподвижно впадал в Москву-реку. Над ней торчали заводские трубы периода "первоначального накопления" - прямо напротив невидимого Кремля. От сознания, что юный Жан Маре уже начал инфернальный спуск, хотелось броситься с моста. 
- Единственный был шанс. 
- Может еще представится. 
- Когда? Здесь однократно все. 
- Зато инфернум за каждым углом. Пошли... 
- Куда? 
- Зальем желание. 
В "стекляшке" он развинтил гранатообразную бутылку. Александр смотрел, как наполняется стакан. 
- Для меня, друг, это было, как глоток свободы... За нее. За все, что случилось. 
- Чего не случилось. 
Болгарский коньяк прошел с трудом. Над тележкой с грязной посудой жужжали мухи. Особенно зудела одна помойная, которая моталась по всей "стекляшке", невольно натыкаясь на клиентов. 
Подсел мужик. 
- Стакан, ребята, и взорву, что захотите. 
- Чем? 
- Чем скажете. Могу динамитом, могу ТНТ. 
Не имея правой кисти, мужик заслуживал доверия. 
- Неси. 
- Всегда со мной. - Вынул из кармана складной стакан и, тряхнув, разнял. Извлек три сплющенные конфеты "Мишка в лесу". Хватил "за то, чтоб они сдохли", развернул шоколадное месиво, ввел и отплевался от фольги. Кого рвать будем? Еще полстолько и давайте адресок. 
- Обратно партизанишь, Коля? - крикнула буфетчица. - Смотри, в дурдом заберут. 
Красные глаза прослезились, когда Альберт набулькал. 
- Ребята... Подорвусь, но выполню. - Он опрокинул. - Координаты. Еврей какой-нибудь богатый? Жить останется, но дверь снесу. Давайте. Кто заклятые друзья? 
- Мы сами себе друзья. 
- Вот именно, - сказал Альберт. - Свяжи нас, и по палке динамита в ректум. 
- Только объекты. Людей не рву. 
- А мы, по-твоему, кто? 
- Субъекты, - сказал мужик. - Творцы истории. 
- Складывай тогда стакан... 
Вторую бутылку "Плиски" они развинтили в саду для занятий по ботанике. 
- Первый раз я встретил человека, на котором бы женился. Не раздумывая. 
- А я бы нет, - сказал Александр. 
- И сразу же в Париж. Жена моя - Европа. 
- Я против. 
- Он против. Против чего ты? 
- Принципиально. Против брака. Писатель должен быть один. 
- Может быть. А человек один не может... 
Яблони осыпались. Они созерцали снизу этот снегопад, лежа голова к голове, когда во двор школы въехала клетка на колесах - милицейский "воронок". 
- Стой! 
Перемахнув забор, они ушли дворами и успели на сеанс в подвернувшийся кинотеатр. Бутылку допивали в заднем ряду. Танки шли ромбом. 
- Миру - мир! - сказал Альберт. 
На них зашипели. Поднявшись для аплодисментов Верховному Главнокомандующему, зал их разбудил. 
- ГБ чем лучше? За пределы можно уехать и не в танке. Поскольку, добавил Альберт, - терциум нон датур. 
- Датур. 
- В роли жертвы? 
Под грохот победного продвижения на Запад они спали, пока не разбудила билитерша. 
Потом они добавили еще. 
Плечом к плечу они вошли в метро. Станция была незнакомая. Чтобы пройти на эскалатор, им пришлось расстаться. На ногах они устояли, но каждый завяз в своем пропускнике. Обрезиненные створки, норовя по ногам, сшибались с грохотом под сводами. 
- Пройдемте. 
Им заломили и за дверку - тут же на станции. Неприглядная дверка, но за ней - целое отделение. 
- Студенты? 
Они кивнули. 
- Так. Будет вам высшее образование... Институт? 
- Стали и сплавов, - нашелся Альберт. 
- А ты? 
- Тоже. 
- Есть документы? 
- Нет. 
- У тебя? 
Александр подал студенческий билет. В смежной комнате второй мусор говорил в телефон: "Битков, будь добр: машину к "Павелецкой". Ерунда тут, пара хипарей. Лучше скажи, как там в Тбилиси? Ну? А забил кто?.." 
Первый поднял лоб со следом от фуражки. 
- Какой же, б...ь, "Стали и сплавов", когда написано "МГУ"? 
- А кто сказал "Стали и сплавов"? 
- Он. 
- Так не я же... 
- Ты мозг мне не е... Фамилия? 
- Буковский, - сказал Альберт. 
- Не твоя - твоя. 
- Там написано. 
- Не русский, что ли? 
- Русский. Почему? 
- Не разбери-поймешь. Ан... Ан... 
Александр взглянул на Альберта, который приспустил веко в знак, что понято. Поднявшись со скамьи, Александр шагнул к стойке - оказать помощь в прочтении своей затершейся за годы обучения фамилии. Второй все ликовал по телефону по поводу неизбежной, как ему казалось, победы ЦСКА над Всесоюзным обществом "Динамо". С понтом взяться для упора за стойку Александр протянул руку и выхватил свой документ. Мусор продолжал смотреть на пустоту в своих руках. Альберт уж вылетал за дверь. Александр не дал ей закрыться. По мрамору на улицу. Налево - где темней. В ушах свистело. 
На тротуар за ними выскочили сапоги с подковами. "Стой! Стреляем!" 
- Это вряд ли. 
Грохот рванул за ними так, что уши по-заячьи прижались. "Мы же инвалидами вас сделаем!" 
- А это могут. Разлетелись! - Как мальчик-самолет, Альберт раскинул руки и спикировал направо. 
Изо всех сил Александр сучил локтями по прямой. 
"Врешь, не уйдешь!.." 
Неизвестная Москва была вокруг. Древняя. Слободская. Он отрывался, сворачивая за углы. Домик с подворотней. Он нырнул. Внутри полно людей. Бабки, девки с младенцами. От ударов домино по врытому столу подпрыгивал фитиль керосиновой лампы. "Спрячьте, - закружил он по двору. - Люди добрые". Но игроки поднялись, как один, прихватывая и поленья: "А ну, давай отсюда..." Пятясь к подворотне, он не верил: "Татаро-монголы же? "Салазки" загибают... Мужики, они ж убьют?" Но замахивался народ всерьез, сливаясь в одну и ту же рожу ненависти и далее нагибаясь к топору: "Пшел!" 
Из-под фонаря они оглянулись всей толпой: "Наш вроде?" Обеими руками натянули свои фуражки, и он услышал изнывающий их стон: "Ну, мы ш-ш тебя..."