Стану твоим дыханием (СИ)

Морфокорпус.
Кабинет профессора.
Стол. Со стола с шелестом слетают какие-то бумажки. Кружатся в воздухе, игнорируя законы физики и гравитацию. Кружатся, затягивая в карусель водоворота. Одуряюще пахнет сиренью и чем-то ещё. Чем-то, что Харон пока не может идентифицировать.
Он стоит у стола между широко разведенных ног Белкина. Но ощущения настолько яркие, что Харон не то, что пытается простимулировать самого себя, усилив возбуждение, а наоборот, пытается сдерживаться, чтобы не финишировать раньше времени.
Он всматривается в лицо лежащего перед ним, но видит не профессора, а того самого парня, который должен стоять за окном. Должен быть там, но сейчас стонет и выгибается под напором Харона, лежа распятым на письменном столе. Харон гладит его тело, ощущая, как парня сотрясает под его руками. Чувствует его дрожь и желание.
Наклоняется к самому лицу и тихо шепчет: «Хочешь меня».
И слышит в ответ хрипло-сорванное, протяжное: «Да-а-а-а».
Входит, протискивается в восхитительно узкий задний проход. Чувствует, как его член плотно обхватывают гладкие стенки. Удовольствие, которое и так почти максимальное, становится ещё сильнее. Харону кажется, что он сейчас просто взорвётся, настолько ему нестерпимо, невозможно хорошо. Оргазм накатывает сокрушительной волной, зашвыривая к наивысшей точке. Ещё выше. Ещё. Харон чуть ли ни плавится от экстаза. Ощущения уже вроде бы давно должны пойти на спад. Но не прекращаются, длясь бесконечно. Не хватает самой малости, буквально каких-то секунд, чтобы шагнуть в запредел. Харон содрогается в этой предоргазменной бесконечности. Стонет, прикусив губу и…
…И просыпается с привкусом крови во рту и каменным стояком. Потрогав губу языком, Харон понимает, что прокусил её во время сна. Раздражается, обескураженный таким странным проявлением. Идёт в туалет, чувствуя переполненность мочевого пузыря, убеждая себя, что это обычная спонтанная эрекция. Привычный утренний стояк, который не имеет никакой связи с чем бы то ни было. Элементарная физиология. Пиковый уровень тестостерона. В течение ночи, во время фаз быстрого сна такие спонтанные эрекции возникают по пять-шесть раз за ночь. Это логично. Это нормально. Это не связано ни с какими дурацкими снами. Но пальцы всё ещё помнят бархатистость кожи, внутри ворочается возбуждение, а в ушах звучит музыка стонов.
«Блядство», — рычит Харон и устраивает себе контрастный душ, чтобы отогнать ночной морок.
========== Андрей ==========
— Андрей, — Людмила Олеговна обеспокоенно трогает племянника за плечо. — Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
— А? — Андрей вздрагивает, смотрит на тётку непонимающим взглядом. — Что?
— Я тебя спрашиваю, когда ты в командировку едешь, а ты молчишь. Что-то случилось?
— Нет, ничего, всё нормально, — Андрей натянуто улыбается. — Пока не знаю, не факт, что меня отправят. В редакции много желающих прокатиться за чужой счёт по курортным зонам. Не работа, а сказка. Тебя поят, кормят, развлекают, и всё на высшем уровне, чтобы отзыв был как надо.
— Ты домой сейчас?
— Да, что-то голова гудит, устал за день.
А голова не просто гудит, в голове такой бардак, что впору вызывать клиннинговую бригаду, чтобы навести там порядок.
Как ни старайся не думать о том, что он видел буквально пару часов назад на расстоянии пары метров, картинка всё равно стоит перед глазами во всей своей развратной красе.
И это не ролик на порносайте, который выключил в любой момент, как надоест, это реальность — срежиссированная жизнью, судьбой — называй, как хочешь.
Наваждение — как специально подтасованная колода карт, и тебе всё время выпадает что-то не в масть. Уже второй раз на пути встречается тип, на которого глаза бы не смотрели — до такой степени раздражает.
«Врёшь? — интересуется внутренний голос. — Точно раздражает?»
«А какой ещё тут может быть вариант, — резонно отвечает Андрей сам себе. — Во-первых, необоснованный наезд, во-вторых, у меня с ориентацией всё нормально, в-третьих, то, свидетелем чему я оказался, было отвратительно. А в-четвёртых, бесит, что он как специально ещё раз мне встретился».
«Зачем же ты тогда думаешь о нём, если с твоей ориентацией всё нормально, и это всё так отвратительно? — внутренний голос и не думает успокаиваться. — Ты же, когда видишь на улице мёртвого голубя и понимаешь, что это отвратительно — ты идёшь мимо, и больше не думаешь об этом. Разве тут не подобный случай?»
«На что ты намекаешь?» — внутри ворочается глухое беспокойство, но внутренний голос внезапно затыкается, будто и не вступал в этот бессмысленный диалог.
Андрей не может не согласиться с тем, что по необъяснимым причинам его взволновало то, что он увидел. Он признает, что странный парень из книжного каким-то немыслимым образом засел в его мыслях с непонятными целями.
Андрея никогда не посещали фантазии о возможности какого-либо близкого взаимодействия со своим полом, но сейчас ростки сомнений, благодаря всего двум нелепым столкновениям, начинают пробиваться сквозь стопроцентную, как думал он, гетеросексуальность.
Нет, на самом деле он никогда бы…
Даже представить невозможно…
Даже предположить…
Но…
Мысли возвращаются туда, к действию, что происходило за окном. Может, просто он впервые попал на роль стороннего наблюдателя слишком интимного процесса, и именно это не позволяет выкинуть его из памяти? Может, совсем неважно, что это был однополый секс, и он сейчас вспоминал бы хоть что, невольным свидетелем чего оказался бы?
Странное волнующее возбуждение расползается по телу, и сон снова не идёт к Андрею с наступлением ночи.
Взгляд напротив — уверенный, жёсткий, ввинчивающийся в самую душу. И улыбка — самоуверенная, словно её хозяин точно знает, какое впечатление производит. И тело под ним — что оно чувствовало, это тело?
Дальше Андрей запрещает себе думать, кусает губы, пытаясь подавить совсем нежелательное возбуждение.
Нет, ему не понравилось то, что он увидел.
Ему не понравилось, что он видел.
Не понравилось, что видел.
Не понравилось…
Не…
— Хочешь меня? — голос за спиной, совсем рядом — чужие пальцы гладят кожу вдоль позвоночника, отчего прошивает электрической дрожью.
Андрей выгибается от прикосновений, а ладони перебираются на живот, прижимаются так плотно, что передают своё тепло.
— Хочешь меня… — не вопрос, утверждение.
Андрей сглатывает — колючий комок в горле мешает дышать. Тягучее напряжение скапливается тяжёлым сгустком оголённых проводов. Кладёт свою руку поверх чужих пальцев, впивающихся в кожу, сжимает.
— Да-а-а, — хриплый ответ из воспалённого горла похож на шипение.
— Посмотри на меня, — властный приказ совсем рядом.
Андрей поворачивается и тонет в зелени чужого взгляда, притягивающего его ближе, ещё ближе… воздух в лёгких заканчивается…и…
Внезапное удушье, резкий рывок — Андрей, хватая ртом воздух, открывает глаза, выброшенный в утро из беспокойного сна.
Пытается вспомнить, что же ему снилось — пытается поймать ускользающее видение. Он помнит, что рядом кто-то был, кто-то, вызывающий массу чувственных эмоций, реальных, настоящих эмоций, и за доказательством ходить далеко не надо — сон прошёл, а ощущения никуда не делись, напоминают о себе настойчивым требованием немедленного удовлетворения.
Андрей морщится, чувствуя себя подростком, которого преследуют мокрые сны. Надо отвлечься, просто надо отвлечься.
А наваждения, на то и наваждения, чтобы помелькать в воображении и бесследно исчезнуть.
Коварный разум тут же ехидно подсказывает: «Чтобы избавиться от искушения, надо поддаться ему».
— К чёрту, — Андрей говорит так громко, что за тонкой стеной начинает лаять соседская собака. — И тебя к чёрту, — обращается он к стене. — Всех к чёрту.
Душ, завтрак, работа, тренировка, клуб — день прошёл.
Беспокойная ночь — здравствуй, мой пепельный кошмар.
Душ, завтрак, работа, свидание с Жанкой — ещё один день.