Перевал
Отец посмотрел на сына поверх очков и тоже улыбнулся.
— Ну хорошо, горячая голова. Тогда указывай мне дорогу.
Он передал мальчику фотоаппарат.
— Постарайся, чтобы снимки получились получше, договорились?
— Все будет зависеть от того, насколько хорошо ты спустишься.
Он положил фотоаппарат в карман куртки и, широко улыбнувшись отцу, легко оттолкнулся палками. Снег первые несколько сот футов был по-прежнему великолепен. Но уже у края солнечной полосы мальчик ощутил, что снежный покров стал заметно жестче. На поворотах не было слышно привычных свистящих звуков, а только потрескивание разламывающейся ледяной корки от ударов стальных концов лыжных палок. Он остановился как раз в том месте, где солнце и тень пересекались, и поднял глаза на отца, который все еще стоял на верху склона.
— Как впечатления? — громко спросил отец.
— Да немного скользко, я бы сказал.
— Жди меня. Я еду.
Мальчик снял перчатки и вытащил фотоаппарат из кармана. Ему удалось сделать пару снимков, пока отец спускался ему навстречу. На третьем кадре запечатлелся именно тот момент, когда стало ясно, что все пошло не так.
Отец, начиная делать правый поворот, не сумел правильно перенести вес с левой ноги и поэтому резко подался вниз. Стараясь исправить положение, он слишком сильно навалился вперед, и лыжа, которая оказалась вверху, выскользнула. Его тело дернулось, и он стал размахивать руками, вооруженными лыжными палками, будто рассекая воздух. Мальчик понял, что отец изо всех сил пытается удержать равновесие, но его стремительно несло вниз. На какое-то мгновение показалось, что со стороны отец выглядит почти комично, неуклюже силясь притормозить. Затем он дернулся еще раз, опрокинулся, грузно шлепнулся на спину, и его неудержимо потянуло вниз с все возрастающей скоростью.
На секунду мальчик подумал, что он может попытаться остановить падение отца, если окажется на его пути, но тотчас понял, что сила столкновения будет настолько большой, что его просто собьет с ног и тоже понесет вниз по склону. В любом случае было слишком поздно что-то предпринимать. Его отец двигался поистине с космической скоростью, так что добраться до него не было никакой возможности. Одна лыжа спала с ноги отца, и было видно, как она, словно торпеда, летит вниз. Вторая лыжа вскоре повторила судьбу первой. Мальчик попробовал перехватить ее, но едва не потерял равновесие. Лыжа ракетой пронеслась мимо него.
— Встань! — кричал он в полный голос. — Постарайся встать!
Именно такие слова его отец выкрикивал ему однажды, когда он сам упал. Тогда ему не удалось удержаться на ногах, как и сейчас отцу это было не по силам. Картина была поистине ужасной: распластанный на снегу человек стремительно несся по склону лицом вниз, обдирая кожу в кровь. Его очки отбросило в сторону, и они были похожи на какого-то любопытного краба. Отец что-то выкрикивал, но мальчик не мог разобрать ни слова. Лыжные палки, изрядно покореженные, все еще были в руках отца и волочились по снегу, подскакивая при каждом ударе. И он по-прежнему набирал скорость.
Мальчик начал осторожно ехать вслед за падающим отцом. Его трясло от шока, сердце глухо колотилось в груди, но он стойко держался, потому что понимал, насколько важно не упасть. Повторяя про себя бесконечное количество раз, что нужно оставаться спокойным и проявить все, на что способен, он мысленно твердил: «Доверяй лыжне, как течению. Подрезай. Заканчивай каждый поворот мягко. Подрезай, снова подрезай! Не смотри вниз на снег, не смотри на лыжи, дурак! Надо смотреть только вперед!»
Он чувствовал, что снег почти не захватывает лыжи, но одновременно с этим понял, что контролирует ситуацию, и уверенность постепенно вернулась к нему. Словно загипнотизированный, он наблюдал за удаляющейся фигуркой отца, которая проваливалась все глубже в темную долину. Перед тем как окончательно исчезнуть, отец выкрикнул что-то в последний раз. Звук был пробирающий до костей, высокий и пронзительный, словно кричало животное, спасающее свою жизнь.
Мальчик тяжело дышал. Он не мог унять дрожь в ногах, но одно он помнил твердо: важно запомнить точное место, где отец исчез из виду. Почему произошло непредвиденное, сказать пока было сложно. Может быть, отец угодил в обрыв, который не был виден сверху. Мальчик пытался восстановить в памяти тот последний раз, когда они здесь спускались, но не мог вспомнить, шел ли спуск резко под уклон или все-таки выравнивался к основанию. Он не мог не думать и о том, что его отец мог удариться о землю. Если снег принял его словно в перину, тогда была надежда, но если снежный покров превратился в лед, тогда ни одна кость не могла бы уцелеть. Беспокойство и сомнения овладели мальчиком настолько, что в его памяти стерлось место, где пропал отец. Внизу, в тени долины, все казалось одинаковым. Возможно, на льду остались хоть какие-то следы, которые помогут ему распознать место падения. Он глубоко вздохнул и продвинулся вперед.
На первом же повороте его лыжа едва не ушла в сторону и он чуть не упал. Его ноги казались ватными, а все тело было охвачено такой необыкновенной скованностью и страшным напряжением, что ему пришлось переждать несколько минут, прежде чем двинуться снова. Вдруг в нескольких ярдах от него, ниже по склону, он увидел темную полосу где-то шесть дюймов длиной. Едва сдерживаясь, чтобы не впасть в панику, он проехал немного вниз.
Это была кровь. Вниз по склону он опять увидел кровь. На снегу он обнаружил ледовые сколы, которые наверняка остались от носков ботинок отца во время этого бешеного падения.
Если бы снег был хорошим, мальчик потратил бы, самое большее, пять минут, чтобы съехать вниз, но на негнущихся ногах, охваченный страхом, он едва ли мог двигаться быстро. Скольжение по ледовой корке отняло у него не меньше чем полчаса. Его спуск был таким медленным, что солнце успело догнать его, безжалостно осветив следы крови на девственно-чистом снегу.
Вдруг у самой кромки он заметил что-то темное. Продвинувшись немного вперед, он увидел очки своего отца, которые упали на самый край склона, словно специально выбрав место для наилучшего обозрения разыгравшейся драмы. Мальчик остановился и поднял их. Одно стекло треснуло, дужки были поломаны. Он положил очки в карман.
Спуск под ним резко, приблизительно на двести футов, обрывался вниз к долине, которую все еще продолжал заливать солнечный свет. Мальчик собрался с духом и взглянул вниз, ожидая увидеть бездыханное тело своего отца, но оттуда не доносилось ни звука. Долина была пуста. Стояла звенящая тишина.
Даже следы крови и сколы больше не были видны. Внезапно страшное безмолвие будто взорвалось. В небе появились два ворона, которые, громко каркая, кружили низко над его головой, словно желая указать ему путь. Когда он проследил взглядом за их тенью, пересекшей обрыв, то вдруг заметил одну из отцовских лыж и темную дыру в проломленном ледяном покрове.
Прошло пять минут, прежде чем ему удалось спуститься. Он увидел небольшой кратер, шириной футов десять, с неровными краями. Но мальчик был недостаточно близко, чтобы заглянуть внутрь.
— Папа?
Ответа не было. Все, что он мог услышать, был звук капающей воды где-то внизу. Осторожно маневрируя, проверяя снег на прочность на каждом шагу и ожидая, что он в любой момент может провалиться, мальчик двигался вперед. Поверхность оказалась твердой. И тут мальчик вспомнил о лавинном транзисторе. Как раз для такого случая он и был предназначен. Возможно, он пригодится ему, чтобы отыскать отца, вероятно погребенного под снегом. Он снял перчатки, расстегнул куртку и вытащил транзистор. Его руки так дрожали, и он так запаниковал, что не сразу мог вспомнить, как работает эта чертова штука.
— Черт! Черт! Черт! — нервно восклицал он.
— Я здесь! Здесь! — послышался голос отца.
Сердце мальчика едва не остановилось.
— Папа? Ты в порядке?
— Ага. Будь осторожен.
— Но я видел кровь.
— Я поранил лицо. Все в порядке. Просто не подходи близко к краю.