Рассказы (-)

Они останавливаются у больших черных ворот. За ними - домик, в котором живет Тенина. 
- Знаете что, Зинаида Александровна, - тихо говорит Макаров, - уезжайте отсюда. Здесь все вам та не подходит, все так обыкновенно, и место здесь людям обыкновенным. 
- Почему вы думаете?.. Чем я отличаюсь от других? 
- Вы красивы. 
- Не может быть, - говорит Зинаида Александровна, растерянно улыбаясь. 
- Вы черт знает как красивы! 
- Едва ли. От вас, по крайней мере, я это слышу в первый раз. 
- От меня? - говорит Макаров, волнуясь и зачем! то распахиваясь, зачем вам мое признание? Что из| этого, если я скажу, что я вас люблю?.. Теперь вещ равно... Слушайте меня и... уезжайте! Зачем здесь эта красота, это обаяние? Кому? Вам нужны залы, люстры, вам нужно быть на виду... Я говорил сегодня Лесковскому, что каждый человек должен быть счастлив по-своему. Я был счастлив. Зачем вам нужно было сюда приезжать? Вы думаете, что можно видеть и слышать вас равнодушно?.. 
- Говорите, говорите, - шепчет Зинаида Александровна, но Макаров не слышит ее. 
- Я вижу вас, и мне хочется делать что-нибудь талантливое, необыкновенное... Понимаете, вы взбудоражили мое тщеславие, вы напомнили мне о мечтах и надеждах, которые не сбылись уже так давно... Мне двадцать восемь лет. И трудно не быть теперь смешным с мыслями и настроениями семнадцатилетнего... Вы не подумайте, что я совсем уж раскис, сошел с ума и буду развлекать вас глупостью и сантиментами. Нет. Я только советую вам уезжать отсюда. Поезжайте в город. В большой и шумный. Уезжайте, я вам только советую... 
Макаров замолкает, он сильно волнуется, ему стыдно, и он боится, что Зинаида Александровна скажет сейчас что-нибудь насмешливое или, чего доброго, жалкое. Тенина молчит и ждет. 
- Вы замерзли, - говорит Макаров, - я пойду... До свиданья... 
После его ухода Зинаида Александровна долго стоит у ворот... 
Лесковский спит, положив руки и голову на спинку стула. Макаров долго его не замечает. 
Страсть 
- Какой вечер! Какой вечер! А ты, Верочка, не хотела выходить из дома. Это преступление перед весной и молодостью - сидеть в такой вечер в комнате с единственным окном, да и то на север и вышивать что-то болгарским крестом, - говорил молодой человек, пытаясь взять свою собеседницу под руку. Его собеседница, девушка лет восемнадцати, счастливой наружности, очень живая и подвижная настолько, насколько позволял быть подвижной не совсем свободный покрой ее одежды, неопределенно улыбнулась и позволила, наконец, взять себя под руку. 
Они медленно прогуливались по притихшей набережной. Молодой человек не обманывал: вечер был действительно хорош. Закат совсем уже созрел, налился киноварью, и освещенная зарей улица вся выглядела нарядно, потому что окна красивых и некрасивых домов пылали одинаковым пожаром. По улице разгуливали ценители чудесных весенних вечеров, по реке в лодках, добытых терпением или хитростью, плавали мужественные или лукавые люди. Казалось, многим было весело, потому что было слишком много смеха и громких разговоров. 
Молодой человек закурил, оживился и продолжал: 
- Нет, честное слово, мне стало жаль этого вечера. Я бросил все и к тебе, Верочка. 
Он понизил голос, слегка заволновался и заговорил дальше. 
- Дело даже не в вечере. Дело в том, Верочка, что я хочу сказать тебе... то есть мне нечего тебе сказать - ты все и так знаешь... Я хотел спросить тебя... Сядем здесь, Верочка. 
Молодые люди зашли в скверик и сели на скамейку, против которой стояла такая же, но уже занятая кем-то вроде них. Они взглянули друг на друга, молодой человек - растерянно, Верочка - неопределенно. Она знала уже, о чем он будет говорить, и уже готовила ответы на вопросы, которые он должен задавать. 
- Верочка, - бездарно начал молодой человек, - мы знакомы уже три месяца и встречаемся почти каждый день. Ты заметила, конечно, что я люблю тебя. 
Верочка сделала вид, что удивилась, чуть подумала и сделала вид, что обрадовалась, и будто бы сразу скрыла эту радость и опустила глаза. 
- Люблю, - неестественным голосом повторил молодой человек, воровато оглянулся и продолжал, - с первого вечера, с первого часа. 
Он счел нужным подвинуться к ней ближе, но она сочла нужным сделать обратное. 
- Прошло три месяца, и я хочу знать... - он долго запинался и, наконец, скорбно глухим голосом произнес, - любишь ли ты меня? 
Верочка, внимательно наблюдая за носком своего ботинка, которым она с самого начала водила по песку, долго сидела молча, и наконец ее губы прошептали незаменимое "не знаю". 
- Как не знаешь? Ты знаешь! Скажи откровенно "нет", и я сразу же уйду и избавлю тебя от нелепости этого разговора, - он опять заговорил скорбно. - А мне кажется, кроме неловкости ты сейчас ничего не испытываешь. Так "нет"? 
Верочка все это предвидела, но теперь все-таки растерялась и не знала, что делать. Он сам подал ей мысль. "Уйду", - решила она. Но вслух сказала: 
- Что ты! Я... Я не знаю... 
- Значит, "нет"? 
Она встала и быстро пошла по аллее. 
- Не ходи за мной! 
- Но я должен знать! 
- Я скажу после. 
- Когда? 
- Завтра. 
Назавтра она вышла замуж за другого, которого наш молодой человек знал, но не думал, что он собирается жениться. 
Следующий вечер был так же хорош. И скамейка, на которой вчера сидели наши молодые люди, не пустовала. 
Часов в 9 вечера в одном из почтовых отделений города в окошко для подачи телеграмм нетвердой рукой был подан телеграфный бланк, на котором нетвердым почерком был написан адрес и текст: "Будьте счастливы, а если не можете быть счастливыми, то будьте веселы!" Телеграфистка пожала плечами, переписала адрес, а из длинного предложения с тремя знаками препинания, которые, как известно, в телеграммах не полагаются, сделала короткое и простое: "Будьте счастливы и веселы". Исправленный автор телеграммы не имел желания и возможности возражать: он был пьян и, кажется, весел. 
Шепот, робкое дыханье, трели соловья... 
Ранней весной и поздним вечером в глубину самого чистого и самого уютного во всем мире дворика вошли и остановились под жидкой тенью голых тополей молодой человек и девушка. 
Не спешите назвать их влюбленными, потому что они встретили друг друга совсем недавно и переживали теперь самое интересное время своего знакомства. Каждый из них был уверен в том, что он влюблен, и сомневался во взаимности; это было нервное, но счастливое время мучений, восторгов, сомнений, догадок, желания увидеть друг друга во сне и сразу после сна.