Серый мир

Один из вошедших держал в руках средних размеров рюкзак, он бросил его на пол и вышел обратно во двор. Второй казак остался, но делал вид, что в тюремную камеру он зашел по ошибке и ему гораздо интересней смотреть на тюремную дверь, чем на узника. Я не заставил себя долго ждать, подошел к рюкзаку и, вывернув его, высыпал содержимое на пол камеры. В рюкзаке покоился целый ворох вещей: шерстяные носки, камуфляжные штаны, тельняшка, шерстяной свитер, легкая брезентовая куртка с большим капюшоном и в довершение всего — мои ботинки. Вот это да! Это же просто подарок судьбы какой-то!
Все вещи были не первого срока службы, в некоторых местах на куртке и штанах были заплаты. На коленях и локтях были нашиты дополнительные куски ткани. Еще в рюкзаке был метровый кусок веревки, он, видимо, должен был заменить мне пояс. Быстро скинув свою одежду, я переоделся в обновку, когда натягивал ботинки, аж зажмурился от удовольствия — после Васиных говнодавов моя обувь показалась мне верхом удобства и комфорта.
В кармане куртки я обнаружил четыре деревянных кольца. Кольца были из потемневшего от времени красноватого дерева, внутренняя поверхность колец была испещрена рунами. Ё-мое, так это же «кольца смерти», или «ауди», или, как еще их называют, — «тихий кастет»! А настроение-то все лучше и лучше. Вот ведь контрразведка, молодцы! Я о таком подарке и мечтать не мог. А тут на тебе — подарили! Четыре деревянных кольца, надетые на пальцы руки, образовывали кастет. Только от обычного кастета он отличался тем, что носить можно было постоянно, и при этом пальцы были разъединены. И только если сжать руку в кулак и произнести фразу-ключ, то деревянные кольца соединялись в единый монолит. Мысленную фразу-ключ придумывал владелец, первый раз надевая кольца на пальцы. По твердости деревянные кольца превосходили сталь, а получалось это за счет магии, силу которой кастет питал из жизненной энергии владельца. А самый главный фокус заключался в том, что через пару часов непрерывного ношения кольца становились невидимыми. Выдать владельца мог только загар на коже: в том месте, где были кольца, кожа не загорала и оставались белые полосы. Даже при рукопожатии кольца не ощущались. Стоит ли говорить, что подобное оружие было чрезвычайно редким и дорогим. Пользовались им в основном богатеи, разведчики и наемные убийцы. Чтобы не терять времени, я быстро надел кастет на пальцы правой руки. Старые свои вещи я запихал обратно в рюкзак.
Только после того как я облачился в новую одежду, на меня обратил внимание рассматривавший дверь казак. Он достал из кармана небольшой квадратной формы палароидный снимок и показал его мне. Снимок был очень плохого качества, скорее всего, снимали в темном помещении. С фотографии на меня смотрел молодой парень примерно моего возраста, может, на пару лет моложе. Лицо было правильной формы, нос прямой, с легкой горбинкой, какая бывает после перелома, глаза черного цвета, и на нижней губе небольшой шрам. Короткая стрижка и серьга в одном ухе — вот.
— Зовут этого типа Жук. Прозвище такое. Найдешь его, он тебе поможет. Вдвоем всяко сподручней будет. — Голос у казака оказался густым, тягучим басом.
— Жук, говоришь? А он что, из ваших? Казак? Контрразведка? — засыпал вопросами я его.
— Нет, не из наших. Так, пришлый. Обещали ему вольную от каторги, если тебе поможет.
— А за что на каторгу угодил?
— На контрабанде погорел, ну и при задержании сопротивление оказал. Все, хватит разговоры разговаривать. Дело пора делать. — С этими словами он распахнул дверь и, посторонившись, пропустил меня вперед.
Когда я сделал шаг вперед, чтобы выйти из камеры, то услышал, как сзади тихо прошептали:
— «Кольца» с пальцев не снимай, когда рядом будет наш человек, они слегка нагреются. О прежних паролях и договоренностях забудь. — Я сделал вид, что ничего не услышал, и лишь слегка кивнул головой в знак понимания.
Выйдя из камеры, я зажмурился от яркого солнечного света. На улице было тепло, весна постепенно входила в свои права. С крыш срывались веселые капли талой воды, на открытых участках снег растаял до чёрной земли, сугробы лежали только под стенами зданий, там, куда солнечные лучи не могли добраться из-за нависших крыш домов. Вздохнув полной грудью, я захлебнулся от того, какой чистый и свежий воздух был на улице. После вонючей и заблеванной камеры уличный воздух пьянил и окрылял.
— Ну чего встал? — изменившимся, нарочито грубым голосом прокричал казак, держащий в руке рюкзак с моими вещами. — Шагай вперед! Морда каторжанская!
Для убедительности он толкнул меня в спину, и я, заложив руки за спину, медленно поплелся вперед. Шедший за мной казак бросил рюкзак на землю и, не оборачиваясь, пошел за мной. Второй казак, который все это время стоял за дверями, подобрал рюкзак и пошел с ним в другую сторону. Вместе с моим конвоиром мы прошли вдоль стены метров тридцать и, завернув за угол здания, вышли во внутренний двор, образуемый двумя узкими постройками и забором, окружавшим тюрьму снаружи.
Возле небольших ворот, прямо на земле, сидело несколько десятков человек, все сидели на корточках, держа руки на голове и потупив взгляд в землю. Одеты были все разномастно. Кто во что горазд: кто в телогрейке, кто в шубе, а несколько человек кутались в легкие рабочие комбинезоны, надетые на голое тело. Меня подвели к толпе сидящих людей с правой стороны, хотя удобней и ближе было подвести слева. Скорее всего, это было сделано специально, но для чего — я пока не понял. Где-то среди этих кандидатов на каторгу находился парень с фотографии. Жалко, что я не догадался замедлить шаг и внимательно осмотреть сидящих мужчин. По периметру сидящих на земле каторжан охраняли пятеро конвоиров, у всех были ППШ. Над створками ворот возвышалась деревянная вышка, в ней находилось трое охранников, вооруженных ручным пулеметом Дехтярева и карабинами Симонова. Чуть в отдалении, под самой стеной, сидело еще несколько бойцов, они устроились за двумя бетонными блоками, поставив на них пулемет «максим». Сидели вояки на автомобильных кожаных сиденьях, снятых с какого-то импортного внедорожника.
— Все на месте? — громко выкрикнул один из конвоиров в звании сотника, стоявший рядом с воротами.
— Да! — ответил ему казак, который привел меня. — Можно начинать движение.
— Отворяй ворота! — крикнул сотник, задрав голову вверх.
— Всем встать! Руки за спину! Кто отойдет дальше десяти метров от строя, будет уничтожен клеймом, — четко выговаривая каждое слово, громко произнес один из конвоиров. — Поэтому не отстаем, двигаемся быстро.
Тяжелые створки ворот поползли в разные стороны, но до конца не открылись, остановились на месте, образовав проем шириной в два метра. Три конвоира вышли наружу и, отойдя метров на десять, навели свои автоматы на створки ворот. Каторжане, и я вместе с ними, поднялись на ноги и, заложив руки за спину, стали выходить на улицу.
— В колонну! В колонну, по двое, мрази! — заорал что есть мочи сотник. — Куда вы толпой претесь?! По зубам захотели?
Каторжане зашевелились и, потолкавшись несколько минут, встали в колонну по двое. Я оказался в самом конце колонны, рядом со мной в одном ряду оказался невысокий толстяк, он был одет в ватные штаны и фуфайку, на ногах были валенки. Один валенок был с колошей, а другой без, из-за этого, когда он шел, хромал на одну ногу. Толстяк очень сильно нервничал, его руки дрожали, а голова была низко наклонена, и губы все время шевелились — произносили беззвучно какие-то слова. Наверное, молился. За воротами нашу колонну окружили конвоиры на лошадях, по двое с каждой стороны, и еще пара верховых держалась чуть позади колонны.
— Вперед, бегом марш! — поднявшись в стременах, прокричал конвоир с левого края колонны. — Кто не сможет выдержать темп, тот умрет! Вперед!
Пешие автоматчики разошлись в стороны, пропуская колонну каторжан и верховых конвоиров. Впередиидущие ряды начали набирать скорость, переходя с размеренного темпа на быстрый шаг. Конвоирам на лошадях, видимо, показалось, что колонна движется медленно, и в воздухе несколько раз просвистели удары нагайками. Быстрый шаг сменился бегом, и колонна, сильно растягиваясь, набирая обороты, побежала вперед по накатанной дороге. Я бежал вместе со всеми, равномерно переставляя ноги, как робот, и совсем не чувствовал усталости, легкие дышали плавно и легко, сердце работало без сбоев. Не было ни усталости, ни боли, даже пот на лбу не выступал.