Магия тени
— А в Недре чего едят? — спросил Шадек. — Недра-то еще холоднее!
— Да кто их знает — Дорал задумался, пощипывая мочку уха, и решил: — Что-то едят! Как-то живут. Не знаю, не любопытствовал никогда. Недричане всегда были такие, обособные. Даже в этих краях о них мало что известно. Но можем спросить этого кузнеца, как его там — Голвер?
Бивилка состроила гримасу. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, засунув руки в рукава тяжелой меховой куртки, подбородок прятала в жесткой шерсти воротника.
— Неча ныть, скоро согреемся и пожрем, — сердито сказал ей Гасталла.
— Я и не ною, — огрызнулась магичка. Полускрытые короткими волосами уши ее покраснели.
— В голос-то не ноешь, а рожа такая, словно тебе пряники медовые обещали, а не дорогу на север. Чего уставилась на меня? Обещали тебе медовые пряники, а?
Прищурив ореховые глаза, магичка оглядела некроманта с головы до ног, задержала взгляд на добротных, но изрядно поношенных башмаках, и процедила сквозь зубы:
— Какие уж тут пряники.
— С поганками разве что. — Шадек бросил наземь последнюю котомку. Серый грифон с облегчением поднялся и потянулся, выставив лапы. — Эй, магистр, может, не стоит пока отпускать животных? Вдруг этот Голвер не справит нам лошадок, что тогда?
— Дефара сказала, справит, — помолчав, ответил магистр. — А если будем у каждого поворота осторожничать и щупать тропку пятками, так что получится? Что мы никуда не успеем, вот что!
— А может, этот орк в отъезде, — упрямствовал Шадек. — А может, помер или всех лошадей распродал. Вот отчего искатели такие привередные, а? Если б эта поганка могла два образа в голове держать — и кузнеца, и драконского стража, так было бы поспокойней, попонятней!
— А вот бы маги еще и летать умели, так нам бы и грифоны не понадобились! — рассмеялся Дорал. — Или если б можно было открывать порталы куда угодно, без разрешения и на любые расстояния — вот жизнь пошла бы, да? Не жизнь, а пряник медовый!
— С поганками, — протянула Бивилка. Белый грифон за ее спиной мотнул головой и дернул крылом, словно хотел положить его магичке на плечо.
Шадек закатил глаза. Он, конечно, помнил, как в Школе магистры торочили: дескать, была бы магия такой сильной — мир бы давно уже разделился на два сорта людей: магов, которые всем заправляют, и остальных, которых ни про что ни спрашивают. И что было бы хорошего в таком мире? — спрашивали школьные магистры и обводили глазами учеников, ожидая прочесть на их лицах озарение и понимание. Но Шадек неизменно опускал голову: он считал, что такой мир был бы куда интересней нынешнего. Для него, для мага — уж точно.
Дорал вытащил из-за пазухи костяной свисток.
— Даже если с Голвером не сложится — грифоны на север не полетят, а обратно поворачивать у нас права нет. Так что будем разбираться на месте.
Магистр подошел к серому грифону, постоял перед ним пару вздохов, потом неловко потрепал животное по плечу. Под длинными грудными перьями упреждающе заурчало.
Дорал высоко поднял костяной свисток, и желтые глаза обоих грифонов уставились на него недоверчиво и жадно. Магистр протянул руку, и серый грифон, по-кошачьи переступив передними лапами, медленно наклонил голову, потянулся клювом к свистку — нерешительно, ожидая сердитого окрика.
Кракс! Осколки прыснули во все стороны, и Дорал едва успел отдернуть пальцы. Грифоны взмыли в небо стремительно, почти без разбега — только мягко и мощно оттолкнулись от земли большие лапы, оставив небольшие комья вывороченной земли в жухлой траве.
— Даже не попрощались, — обиделась Бивилка. — Свиньи, а не грифоны. Мы ведь через столько прошли вместе!
— Интересно, — ядовито протянул Гасталла, — а если б какая-нибудь паскуда вскарабкалась на твою спину и вынудила нестись за сотни переходов? Да на север, в холодину, да без возможности отказаться! И еще если б эта паскуда тебя не кормила. Ты б стала ее любить и прощаться? — Бивилка фыркнула и отвернулась, а некромант обратился к Доралу: — Магистр, ты уверен, что эта дура доведет нас куда надо, а? А то, похоже, это такая дура, которая может довести разве что до сердечного припадка. Или до большой беды, если ей сильно повезет!
— Прекрати хамить, — строго, как своему ученику, велел некроманту Дорал. — Мы все уже в одной связке, плохо нам от этого или хорошо. Если будем собачиться — лучше не станет, ясно?
Гасталла скорчил рожу, но спорить не стал. Магистр сердито хрустнул пальцами.
— И нет, я не уверен, что она сумеет привести нас к драконам. Но она — единственная, кто может хотя бы попытаться.
Некромант кивнул и отправился собирать сложенные в кучу котомки. Гасталла оставлял поле проигранного боя без досады и рычания: сталкиваясь с доводами, на которые у него не было хороших возражений, некромант просто пожимал плечами и принимался за другие дела. И Доралу это нравилось. Такую незлобивость магистр редко встречал даже у людей, куда более приятных и спокойных, чем Гасталла.
Шадек о чем-то тихо заговорил с некромантом, присев рядом и тоже перебирая поклажу. Бивилка возилась с вещами поодаль. Лоб ее прорезали две угрюмые морщинки. Магистр вздохнул и тоже направился к груде сложенного на земле добра.
Вскоре четыре мага, обвешанные котомками, уже взбирались на холм.
* * *— Но в наших сердцах не должно быть ненависти к чужакам, — напоминает брамай.
Он шагает вперевалку и трудно дышит, через шаг опирается на посох всем телом. Птичьи черепа на посохе сильно раскачиваются и стучат друг о друга, как будто мертвые птицы щелкают клювами.
Орки, идущие рядом с брамаем, одобрительно гудят. Они довольны, что им не нужно ненавидеть. Оркам трудно держать в своей груди сильные чувства. Даже с помощью котошовника, который они жгут в кострах и соком из которого натирают деревянные браслеты со знаками Воплотительниц.
Орки просто хотят следовать по Пути Серой Кости. А ненавидеть — не хотят.
Не все орки в Гижуке вспомнили о своем предназначении. Некоторые сопротивляются ему. Некоторые брамаи продолжают быть жрецами Божиниными. Целые селения еще поражены этим наносным чуждым мороком.
Они мешают настоящим орками идти по Пути Серой Кости.
— Помните, что вина лежит на всех чужаках. — Брамаю тяжело говорить на ходу, и он замедляет шаг. — На тех, кто исходит из нашего корня, кто забыл о своем назначении и не желает о нем вспоминать. И на тех, кто исходит из других корней: на гномах, людях, эльфах… живущих рядом с нашими потерянными братьями и смущающих их разум. Это они принесли в наш край чуждую веру и продолжают удерживать ее.
Сотни ног шагают по дороге, поднимая мелкую серую пыль. Сухая выдалась осень. Не иначе Воплотительницы подсобили.
Сегодня, в день осеннего излома, по дорогам Гижука зашагали тысячи орков. Они оставили свои селения и начали долгий путь к главному Жрищу Силы. Они очистили свои сердца и разум от наносного и навязанного. Они должны пешком дойти до Жрища Силы и по дороге вычистить все чуждое собственными руками — только тогда они станут достойными Пути и получат право молить Воплотительниц о прощении и снисхождении. Именно так научил их брамай.
Постукивают друг о друга деревяшки браслетов, пропитанных соком котошовника. Колкий воздух холодит красивые румяные лица, разрисованные золой, жиром и кровью. Тонко щелкают птичьи черепа на посохе брамая. Пахнет близостью зимы и великих свершений. Шагают по дороге сотни ног — мужских, женских, детских.
Поскрипывает телега, накрытая шкурами. Некоторые орки не захотели идти по Пути Серой Кости, и теперь их ноги едут в телеге отдельно от хозяев.
* * *— И куда ты себя денешь, когда мы спасем мир?
Гасталла покосился на Дорала, спрашивая себя, не шутит ли этот спятивший, но тот, кажется, спрашивал всерьез.
Одолели подъем, идти стало легче. Несмотря на стылый звонкий воздух, тяжелую поклажу и ремни, которые давили на плечи, прогулка по лесистому холму получилась даже приятной. Уж точно получше, чем немеющий под седлом зад и ледяной ветер, наотмашь лупящий по морде.