Извечные загадки науки
политики. Тем более он мо-жет его иметь, если проявляет к ним особый интерес
и стремится расширить круг своих познаний, касающихся
интересующего его предмета.
7
Можно назвать таких людей
дилетантами. Однако хорошо известно, что история миро-
вой науки полна примеров, когда именно они, а не профес-
сиональные ученые, делали крупные научные открытия
даже в ХХ столетии. Эйнштейн, Бор, Борн были «любите-
лями», и так называли себя сами. «Любителями» были де-
сятки других ученых, не имевших ни специального обра-
зования, ни званий, ни научных степеней и тем не менее
обогативших науку открытиями, принесшими ей славу.
В этой связи сошлюсь на А.И. Герцена, который, имея
в виду особенности организации российской науки, писал:
«Наука - открытый стол для всех и каждого... Стремление
к истине, к знанию, не исключает никаким образом частно-
го употребления жизни; можно равно быть при этом хими-
ком, медиком, артистом, купцом. Никак нельзя думать, чтобы специально ученый имел большие права на истину; он имеет только большие притязания на неё. Отчеro чело-
веку, проводящему жизнь в монотонном и одностороннем
занятии каким-нибудь исключительным предметом, иметь
более ясный взгляд, более глубокую мысль, нежели друго-
му, искусившемуся самыми событиями, встретившемуся
в тысяче разных столкновений с людьми? Напротив, цехо-
вой ученый вне своего предмета ни за что не примется... Он
не нужен во всяком живом вопросе. Он всех менее подозре-
вает великую важность науки; он ее не знает из-за своего
частного предмета, он свой предмет считает наукой». Такие
ученые «бревнами лежат на дороге всякого великого усо-
вершенствования не потому, чтобы не хотели улучшения
науки, а потому, что они только то усовершенствование
признают, которое вытекло с соблюдением их ритуала
и формы или которое они сами обработали. У них метода
одна - анатомическая: для того чтобы понять организм, они делают аугопсию», т.е. Расчленение'.
8
Таких ученых Герцен относил к категории «цеховых
ученых», т.е. узких специалистов, ученых по званию, по диплому. Именно они и составляют фундамент офици-
альной науки. «Цеховые ученые», по Герцену, «это - чи-
новники, служащие идее, это - бюрократия науки, ее пис-
цы, столоначальники, регистраторы»'. Они по совмести-
тельству также и ее охранители, стражи; именно они обе-
регают ее от всяких новаций, поскольку те представляют
прямую угрозу их собственному спокойному и благопо-
лучному существованию.
Такое положение вещей, разумеется, не может не по-
рождать застоя. Более того, когда отсутствуют открытые
альтернативы существующим теориям, то в науке начина-
ет господствовать догматизм с его жестко фиксированны-
ми положениями, методами и терминологией, и наука пре-
вращается в подобие церкви или масонской ложи. Она на-
чинает строго придерживаться определенной системы дог-
матов, не признает «ереси» и преследует их доступными
ей средствами, главным образом, непризнанием, замалчи-
ванием, а при определенных условиях - открытым шель-
мованием и преследованием. История науки полна и та-
ких примеров. Сегодня, слава богу, этого уже нет, но надо
заметить, что в науке, как и в других творческих сферах, заметить, что в науке, как и в других творческих сферах, открытое преследование часто бывает предпочтительнее
полного замалчивания.
Как бы то ним было, все это входит в противоречие
с действительностью и особенно с принципами демокра-
тии, проникающими ныне во все уголки жизни. Получив
наибольшее развитие в политической и экономической
сферах, они распространились и на многие другие области
человеческих отношений. Однако, как это ни покажется
удивительным, эти принципы почти не коснулись офици-
альной, цеховой науки: она оказалась к ним менее всего
восприимчивой. Создалось парадоксальное положение: критике нынче подвергается всё и вся, от нее не гаранти-
рованы ни президент, ни правительство, ни тем более от-
рованы ни президент, ни правительство, ни тем более от-
дельные чиновники. Вне критики одна наука. Мы то и де-
ло слышим: «ученые roворят...», «ученые считают...», и все
е Там же, с. 59.
9
с почтительным вниманием слушают всякие благоглупос-
ти, которые частенько изрекают эти самые ученые.
Таксе положение вещей не осталось незамеченным, и многие видные ученые выступили в защиту свободы на-
уки вплоть до отделения ее от государства (наподобие церк-
ви). Речь, как понятно, идет озападной науке; в России, сла-
ва богу, в этом смысле все в порядке, и если российский уче-
ный чем-то и недоволен, то лишь низкой зарплатой. На пер-
вой волне демократии у нас, правда, было сгоряча создано
несколько свободных, т.е. внебюнджетных академий наук
(к одной из них, кстати, я имею честь принадлежать). Одна-
ко они как-то незаметно завяли, как вянет растение, когда
его не подпитываюгт и не поливают. Главная причина туг ви-
дится в том, что по духу своему эти академии так и остались
все теми же департаментами науки, но только - и это важ-
но! - без денежного содержания. Но если без него еще мо-
жет жить дилетант-одиночка, то научное учреждение, тем
более академия, никогда в жизни.
Что касается стремления ряда западных ученых вывес-
ти большую науку из состояния застоя, оживить в ней дух
свободного творчества, то нельзя здесь не упомянуть аме-
риканского ученого Пола Фейербанда. Не вызывает со-
мнений его утверждение, что развитие науки невозможно
без выработки альтернативных теорий, идущих вразрез
господствующим в науке взглядам. Именно альтернатив-
ные теории, по его мнению, только и способны обогащать
науку и ускорять ее развитие. «й то время, как единство
мнений, -подчеркивает Фейерабенд, -может бытьпри-
годным для церкви, для добровольныхпоследователей ти-
рана или иного великого человека», разнообразие мнений
методологическинеобкодимодлянаукиитемболеедляфи-
лософии» ^.
Соглашаясь в принципе с этим тезисом, нужно в то же
время иметь в виду одно важное обстоятельство: сегодня
' Пол Фейерабенд. Nзбранные труды по методологии на-
уки. М., «Прогресс», 1980, с. 80.
10
вопрос о свободе научных суждений при обрел свою осо-
бенность. Наука на глазах теряет свое качество быть полем
свободного творчества и все заметнее эволюционирует
в сторону разработки различных технологий. Здесь ее осо-
бенность как замкнутого на себе учреждения становится
все очевиднее ввиду самой специфики современных тех-
нологий, имеющих в большинстве случаев закрытый, а то
и просто секретный характер. В этой своей ипостаси наука
становится органической частью государственной струк-
туры. Тем самым она теряет свои качества науки как поля
свободного творчества и превращается в чистую техноло-
гию. В этой же сфере рассчитывать на открытость и свобо-
ду суждений было бы по меньшей мере наивно.
Как бы ни относиться к технологиям, какими бы слож-
ными те ни были, строго говоря, к сфере науки как таковой
они не относятся. Это, скорее, область изобретательства, подкрепляемая современным инженерным искусством.
Наука же в ее высоком значении призвана заниматься
фундаментальными проблемами исследования природы.
Именно такая наука не может развиваться без свободы
мнений и их столкновения. Но, увы, она нынче практичес-
ки вымерла: она вся в прошлом, и в этом смысле как бы за-
стыла где-то на уровне XIX, а то XVII I или даже XVII ве-
ка, а ее кумирами продолжают оставаться Ньютон, Лавуа-
зье, Дарвин и прочие корифеи из времен, кажущихся нын-
че доисторическими.
N такое положение вещей имеет свои веские причины.
В наше время, когда все покупается и продается, вплоть до
чувств и идей, никто не станет платить за изучение про-
блем, не имеющих непосредственного практического зна-
чения и не дающих