Извечные загадки науки
немедленной отдачи и прибыли. Госу-дарство хорошо оплачивает «науку» за создание современ-
ноro оружия, атомных бомб, новейших ракетных устано-
вок и т.п.; фирмы и корпорации щедро платят за достиже-
ния в области генной инженерии, за изобретение новых
упаковок для продуктов, изделий бытовой электротехни-
ки, всяких прокладок, «reфалей» и прочего ультрасовре-
11
менного ширпотреба. Платят, короче, за создание совре-
менных <Франкенштейнов», которые все в большей степе-
ни подчиняют себе человека и одновременно захламляют
и уродуют планету. Когда же дело доходит до объяснения
природных явлений, прежде всего тех, что связаны с угро-
зой существованию жизни или экологии, то оказывается, что официальная наука в лице своих представителей ниче-
го, кроме банальностей, сказать не может. Мы хорошо по-
мним ее беспомощность в попытках объяснить причину
разрушительного цунами в Юro-Восточной Азии в декаб-
ре 2004 г.
Однако альтернативы официальной науке нет, и она
продолжает пользоваться авторитетом среди неискушен-
ной публики, которая, разинув рот, внимает ее откровени-
ям. Как замечает тот же Фейерабенд, наши оболваненные
прагматические современники склонны верить всему, что
идет под грифом «наука» и предаваться взрывам восторга
по поводу таких событий, как полеты на Луну, открытие
двойной спирали ДНК или создание средств для увеличе-
ния срока жизни человека (можно представить, что станет
с Землей, если жизнь человека будет продлена, к примеру, до двухсот лет!). Тратятся миллиарды долларов, годы
упорной работы многих высококвалифицированных спе-
циалистов для того, чтобы, как иронизирует Фейерабенд,
«дать возможность нескольким косноязычным и доволь-
но-таки ограниченным современникам совершить неук-
люжий прыжок туда, куда не захотел бы отправиться ни
один человек, находящийся в здравом уме, - в пустой, ли-
шенный воздуха мир раскаленных камней»'.
Сегодня уже и Россия готова затратить многие милли-
арды долларов на снаряжение экспедиции на Марс. Это не
имело бы смысла даже если наше государство было таким
же богатым, как Соединенные Штаты. Когда же оно нище, как церковная мышь, достойная скромность была бы, ду-
мается, ему больше к лицу. Невольно думаешь: неужели
Там же, с. 497.
12
это делается только ради дешевого престижа, который мо-
жет так дорого обойтись стране? С какой целью, спраши-
вается, лететь на Марс, если без всякой экспедиции ясно
даже и ежу, что там ничего нет, кроме такой же раскален-
ной, безводной пустыни, как и на Луне? Чтобы убедиться
в этом, вовсе не нужно лететь туда, а достаточно посмот-
реть на него в трубу-телескоп - это волшебное устройство, из которого астрономы, подобно факирам, извлекают свои
фантастические теории о строении Вселенной.
Нельзя пройти и мимо такого опасного факта: совре-
менная официальная наука, сконцентрировавшись на ре-
шении технологических задач, дающих быстрый матери-
альный и престижный эффект, в содружестве с близору-
кой и самодовольной властью делают все, чтобы прибли-
зить гибель всего живого на земле как путем загрязнения
планеты отходами высокотехнологических предприяти й, так и бездумной растратой ее природных ресурсов, вклю-
чая воду и всю биосферу. Блистая эрудицией на всевоз-
можных международных симпозиумах и конференциях, казенные ученые на словах выражают беспокойство по
поводу быстрого ухудшения экологической обстановки
на планете и в то же время на практике способствуют при-
ближению экологической катастрофы. Здесь мы видим
нечто вроде нового интернационала, интернационала
в форме своего рода негласного духовного и материально-
го единения власти и науки в масштабах планеты, итогом
которого в конечном счете станет неминуемое превраще-
ние нашей планеты в место, непригодное для жизни. Рас-
ходясь в своих узких национальных интересах, современ-
ные государства в то же время под знаменами глобализа-
ции сходятся в общем движении к этому гибельному ре-
зультату, и каждое из них вносит в него свой посильный
вклад.
В противоположность предшествующим эпохам, наука
конца ХХ и начала ХХI века, говоря словами Фейерабен-
да, «отбросила всякие философские претензии и стала
мощным бизнесом, формирующим мышление его участни-
13
ков. Хорошее вознаграждение, хорошие отношения с бос-
сом и коллегами в своей «ячейке» - вот основные цепи тех
«человеческих муравьев», которые преуспевают в реше-
нии крохотных проблем, но не способны придать смысл
всему тому, что выходит за рамки их компетенции. Гума-
нистические мотивы сведены к минимуму; так обстоит де-
ло с любой формой прогресса, которая выходит за пределы
локальных улучшений»'.
Из сказанного, думается, понятно, что «наука-как-цер-
ковь» даже в условиях демократии не собирается делать
теоретический плюрализм основанием научной деятель-
ности, и вряд ли пойдет на это в обозримом будущем.
Плюрализм мнений для нее столь же опасен, как и мини-
юбка для престарелой жеманницы: все уродства ту же об-
наружатся. Отказ от плюрализма Фейерабенд определил
как «шовинизм» официальной науки. Подобно тому как
политический шовинизм стремится подавить, подмять под
себя или поглотить малые народы, так и научный шови-
низм пытается сделать то же самое с инакомыслием в на-
уке, с научной «ересью». Все, что не входит в признанную
официальной наукой систему взглядов и представлений, уже по укоренившейся привычке рассматривается как не-
что совершенно неприемлемое, либо просто несуществую-
щее. Критика же официально признанных научных поло-
жений воспринимаются как своего рода криминал.
А, может быть, свобода мнений и впрямь противопока-
зана науке, и только мешает ей в решении стоящих перед
ней ведомственных задач? Если всякий, кому не лень, как
уже говорилось выше, будет «встревать» в науку и предла-
гать ей свои теории, то во что она превратится? Конечно, для науки как казенного департамента, это грозит больши-
ми неприятностями. Подлинной же науке нечего бояться
никаких «бредовых» идей, тем более, что ее история дает
массу примеров того, как именно «бредовые», на первый
взгляд, идеи оказывались истинными. Свобода критики, 1 Там же, с. 331.
14
свобода выражения мнений есть, как известно, основа вся-
кой демократии, и без такой свободы ее попросту не суще-
ствует. Такая свобода относится прежде всего к сферам
творческой деятельности человека: к искусству и науке.
Она обусловлена самой природой человека, спецификой
познания им окружающего его мира. В чем, кратко, соль
этой специфики?' Как известно, философы-материалисты
утверждают, что процесс познания есть отражение внеш-
неro мира в нашем сознании. Однако все дело в том, что
чувственные образы внешнего мира воспринимаются че-
ловеком не механически, вроде зеркала, а исключительно
сквозь призму устойчивых представлений, выработанных
у него с начала его жизни соответствующей культурной
средой. Ватт почему один и тот же внешний (объективный) мир совершенно по-разному воспринимается китайцем, индийцем, европейцем, африканцем, русским и т.д., при-
том по-разному и в разные исторические эпохи. Более то-
го, даже люди одной культуры воспринимают и оценивают
внешний мир различно в зависимости от воспитания, об-
разования, принадлежности к той или иной кон фессии, особенностей душевных качеств и мышления. N эти раз-
личия нельзя подгрести под одну гребенку, а если и мож-
но, то только насильно и временно. Вот эти различия
в восприятии внешнего мира и служат основой свободы
творчества во всех сферах и, прежде всего, в науке. Без нее
происходит неминуемое окостенение и омертвение науки, поскольку ее существование и процветание именно как на-
уки зависит не от бюджетных вливаний или всяких гран-
тов, а исключительно от этой свободы.
Вся «хитрость» демократии, однако, в том, что свобода
в ней - товар особенный: