Хитиновый покров (СИ)
Глава получилась безумно быстрой – под стать жизни Прайс.
Поздравляю всех студентов со сданной (или еще не сданной) сессией! с:
Спасибо за ваши отзывы и комментарии; если бы не они, меня бы давно раздавило книгами с матчастью.
Люблю вас бесконечно!
Инсайд.
====== IX. Lux in tenebris. ======
твоё сердце стало сталью, потому что ты устал,
как к тебе ни прикасаюсь, ощущается металл,
греет и морозит кожу, прикасаюсь я назло,
почему я всех дороже — я, которая стекло?
В освещенном ярко-красными бумажными фонариками зале по стенам бегают тени — их витиеватые силуэты, вырисованные китайскими иероглифами, рождает причудливая жестяная лампа, медленно крутящаяся на деревянном столике.
«The Vanderlust» совмещает в себе спокойствие Китая и безумие Америки — алая скошенная крыша, темные деревянные панели, уединенные места и плотные черные шторы на модерновских круглых окнах с деревянными рамами.
Хлоя — растрепанная, совершенно отвыкшая ходить пешком, с раскрасневшимися щеками и перекинутой через руку паркой — садится в самый угол заведения, и тени тотчас начинают свой безумный танец вокруг нее.
У Макс широко распахнутые от удивления глаза: она впервые оказывается в таком колоритном месте; оттого замирает на несколько секунд, а затем роется в сумке и достает верный «Polaroid» — его ярко-желтая окантовка озаряется вспышкой, и Макс трясет в воздухе снимком.
— Понятия не имею, как ты относишься к китайской кухне, — говорит Прайс, удобно устраиваясь напротив нее.
Темно-синий «Kanken» Хлои притягивает внимание Макс — рюкзак расшит яркими нашивками и исколот значками: здесь и шестицветная радуга, и посох Асклепия, и знак Мира.
Хлоя ловит ее взгляд и улыбается уголками губ, мол, знала, что заметишь.
Им приносят меню; Макс смотрит на цены, подсчитывает деньги в кошельке и облегченно выдыхает: остатков стипендии как раз хватает на чашку лапши и чайник зеленого жасминового чая.
Хлоя даже не открывает тонкую папку — называет официанту непонятные для Колфилд слова; тот улыбается и кивает.
Макс открывает рот, чтобы сделать заказ, но Прайс опережает ее:
— Я уже заказала для тебя. Да, и зеленый чай тоже.
Рот Колфилд захлопывается.
— Как Вы узнали? — Она возвращает папку официанту.
Хлоя пожимает плечами: не говорить же практикантке, что наблюдала за пальцами Макс, пока та водила по строчке и хмурила брови. Три доллара за чайник и семь — за чашку лапши, думает Хлоя, неужели их стипендия настолько мала?
Мысль о том, что Колфилд любит все вегетарианское, Прайс отбрасывает сразу — Макс явно не похожа на человека, не употребляющего мясо.
— Значит, Макс Колфилд, ты любишь фотографировать? — Хлоя взглядом показывает на полароид, выглядывающий из сумки девушки.
Щеки практикантки вспыхивают румянцем, и Прайс, заметив это, продолжает:
— Кем же ты так стремишься стать, что не можешь быть собой?
Колфилд с минуту молчит, обдумывая каждое слово, а затем медленно проговоривает:
— Я люблю фотографировать, но на жизнь этим не заработаешь. Я же понимаю, что никогда не смогу покорить Нью-Йорк или Лос-Анджелес; не стану владелицей какого-нибудь арт-центра; не буду популярной и востребованной.
Пепельный голос Макс сливается с серыми тенями на стенах; Хлоя откидывается назад и внимательно смотрит на нее, ловя каждое слово.
— И как часто ты фотографируешь?
Макс пожимает плечами.
— Каждый день. — И добавляет: — Когда есть что.
Сапфировые глаза Хлои пронзают ее остротой внимания, и Колфилд будто проваливается в синюю бездну — именно сейчас она понимает, что такое действительно глубокий взгляд.
— А что любите Вы, доктор Прайс?
Им приносят лапшу — большие черные тарелки и палочки; ставят на стол чайник и чашку для Макс, кофейник для Хлои; и Колфилд, благодаря официанта, впервые за весь вечер замечает, что в «The Vanderlust» кроме них почти никого нет — лишь несколько влюбленных парочек примостились у занавешенных окон.
— Я сама не знаю, что люблю. — Хлоя ловко орудует палочками. — Вероятно, в моем возрасте уже не положено чем-то увлекаться.
— Но Вы же проводите как-то выходные! — возражает Макс, пытаясь справиться с тонкими деревяшками. — Тьфу...
— Ты неправильно держишь. — Кардиохирург откладывает в сторону свои палочки. — Давай покажу.
Теплая ладонь Хлои обхватывает пальцы Макс, осторожно сгибает их, прижимая к своим; и Колфилд начинает плавиться — от макушки до пят, словно подожженный фитиль свечи.
Она не знает, почему так реагирует на простые прикосновения; но готова поклясться, что не хочет останавливать это; и оттого разочарованно вздыхает, когда Хлоя убирает свою руку с ее.
— Спасибо, — деревянными губами благодарит Макс.
— К вопросу о выходных. — Хлоя наливает полную чашку кофе. — Я смотрю фильмы, заказываю пиццу и валяюсь в кровати. Все как у людей.
И ломаю голову над картой Рейчел, мысленно добавляет она.
— Мой друг Уоррен постоянно записывает мне на флэшку разные фильмы, — с набитым ртом говорит студентка. — Поэтому я, кажется, посмотрела все существующие в мире. Какой Ваш любимый?
— Вряд ли ты смотрела «Бегущего по лезвию» восемьдесят второго года, — отвечает Прайс.
— Вообще-то, восемьдесят первого, — фыркает Макс. — То, что мне девятнадцать, не значит, что я не люблю старые фильмы. Харрисон Форд великолепен в роли Рика!
Следующие полчаса и два чайника чая они проводят, обсуждая открытость финала и взаимоотношения Роя и Декарда — Прайс сходу объявляет, что из них вышла бы отличная пара, Макс утверждает, что Декард создан исключительно для своей секретарши. Хлоя отчаянно спорит с Макс, Колфилд пытается отстоять свою точку зрения, но быстро сдается под напором прямой логики медика.
И после — они говорят о тысяче просмотренных фильмов, десятках прочитанных книг; и Хлоя — Хлоя! — не скупится на слова, разбавляя литературные метафоры крепкими выражениями.
— Он, — говорит, — такой мудак, нет, ты просто представь — мог спасти мир, а сам побежал за бабой! Блять, вот хер поймешь этих мужчин. — Глоток-затяжка-глоток-выдох.
Здесь, в полумраке кафе, от прежней Хлои-хирурга не остается и следа: живая, подвижная и раскованная Прайс похожа на синюю вспышку молнии; она заполняет собой все пространство, но не сдавливает, а словно приглашает Макс присоединиться к своему миру.
— Твоему молодому человеку очень повезло с тобой, — усмехается она.
— О, нет, доктор Прайс, он не мой молодой человек. — Макс машет руками. — Он просто друг.
— Медик?
— Физик, — отвечает Колфилд. — Вы позволите вопрос?
— Боже, Колфилд. — Хлоя щурится. — Только не глупый.
— Он глупее меня. — Макс улыбается. — И очень... наглый. — Она набирает в грудь побольше воздуха и выдыхает: — Сейчас в «Ark Lodge Cinema» показывают расширенную версию «Бегущего». Не хотите ли составить мне компанию в воскресенье?
Повисает пауза.
— О боже, простите, доктор Прайс, я не... — Макс начинает понимать, что сморозила очередную глупость. — Простите. Нет. Конечно же, нет. У Вас наверняка полно других дел... Извините.
— Я не против. — Хлоя улыбается. — Давай в воскресенье.
Она хохочет, глядя на отвисшую до пола челюсть Колфилд.
— Раз ты задала мне наглый вопрос, то и у меня есть на это право. — Хлоя щелкает пальцами. — Но я оставлю его за собой. Идет?
— Идет! — Макс стучит пальцами по столу.
— Поздно уже. Тебе пора домой. — Прайс достает кошелек. — Я угощаю. — Она подмигивает Макс. — Это же я заставила тебя торчать в моем кабинете весь день. — Кардиохирург достает карту.
Колфилд думает о том, что в общежитие может вернуться, когда захочет; но, бросив взгляд на порядком измотанную Хлою, прикусывает язык.
Прайс просит счет, прикладывает карту к терминалу — Макс успевает увидеть золотую окантовку VISA, — накидывает верхнюю одежду и, уже выходя в заснеженную улицу, спрашивает: