Переживая прошлое 2

попытка вдохнуть только сильнее начинает их разрывать и заполнять кровью. Лицо было красным. Изо рта текла кровь. Сознание меркло, я чувствовал безумную панику, какую никогда не испытывал, сумасшедшую боль и неистовое желание жить. Но было поздно. Я умер…
ГЛАВА VIII
Сначала было темно и больно. Это напоминало страшное сумасшествие, а потом я почувствовал неосознанно сделанный кувырок, уперся ногами и оттолкнул себя. Я сильно откашливался. В глазах было темно, но я чувствовал, что перебираю ногами. Начала проблескивать полоса света. Я кашлял, высвобождая легкие, и начал разбирать в каком-то бульканье чей-то голос. Я тер лицо. Меня что-то касалось. Я отмахивался. Упал и наконец-то смог нормально дышать. Вскоре из расплывчатой полоски начала разрастаться картинка. Я увидел речку, поле, камыши, песок и двух девчонок лет тринадцати в купальниках.
– Санька, – говорила одна, – ты слышишь?! Слышишь меня?
– Что? – пискляво произнес я. – Что с голосом?! – воскликнул я и посмотрел на свои руки. Они были детскими. Посмотрев на девочек, я увидел в них знакомые черты. Затем перевел взгляд по кругу и понял, где нахожусь. Это было мое детство. В тот день я чуть не утонул, когда пытался сделать сальто назад под водой. От удивления я схватился за голову и упал. Сознание не выдержало нагрузки и отключилось.
В себя я пришел от ударов по щекам и тормошения. Меня привели в чувство, но я чуть не отключился снова, когда вновь понял, где нахожусь. Это было удивительно – в очередной раз оказаться там, где я был в раннем детстве. На этот раз переход был настолько резким, что меня чуть не убило. Я испытывал сильнейшую перегрузку. Голова кружилась. Вокруг меня летали слепни и мухи, свойственные экосистеме, в которой я находился. Мы возвращались домой, а я в шоке плелся сзади, пытаясь все осознать и отмахиваясь от надоедливых оводов. Дойдя до дома, мы прошли по двору, который я помнил, а потом зашли домой. Мои родители были живы. Я их не видел, наверное, лет двадцать. А здесь они были живы и молоды! Я впал в ступор, не зная, как себя вести. В памяти было понимание, что я их не видел уже очень давно, но энграммы в мозгу не вызывали травмирующего опыта, переживаний или каких-то болезненных реакций, потому что их не было. Все мои воспоминания прошлого были безэмоциональны, словно нарезка видеорядов из чужой жизни. Организм был другой и не имел опыта, чтобы экстраполировать воспоминания на реальность. Все, что я мог похожим образом испытывать, – удивление и радость.
Мы сидели и кушали в столовой. В доме тогда хватало места для того, чтобы иметь кухню и столовую в отдельных комнатах. Проблема была, разве что, с деньгами, как и у всех, кто жил в девяностые, если не был связан с криминальным миром. Я ел манную кашу и, немного изумленный, смотрел на маму, которая читала книгу и попутно следила, чтобы мы все съели. Она читала, я смотрел, а в голове прокручивался момент прошлого, где она говорила, что уже не может читать, потому что плохо видит, и что даже от недолгого чтения начинает болеть голова.
– Ты чего? – спросила она, заметив, что я смотрю.
– Все хорошо, – ответил я, отводя взгляд.
У меня было желание все рассказать. Просто вцепиться крепким объятием, которое не было свойственно нашей семье, и начать рассказывать о том, что накопилось за долгие годы. Но я сдерживался. Боялся, что вдруг это все окажется сном или иллюзией или чем-то еще непонятным и вмиг растворится от моего прикосновения. Потом мы ушли в гостиную и всей семьей начали смотреть телевизор. Я уснул под американский научно-фантастический телесериал «Секретные материалы».
Утром я был вновь ошарашен тем, что это все действительно случилось со мной, что я больше не тот человек, которого не помнил, а я настоящий, в своем детстве, которое когда-то прожил. Я осматривал комнату, будто видел ее впервые. За столько лет ее образ успел практически смыться из памяти, и я, находясь в ней, ностальгически вспоминал все детали, хоть и не так, как если бы вернулся с энграммами. Открывал шкафы и коробки с игрушками, смотрел на них и видел знакомые предметы, которые при вспоминании вызывали восторг. Одежда, вид из окна, дом – все было сплошным восторгом. Запах ощущался сильнее, звуки были насыщеннее, вкус был более выраженным, и все, что меня окружало, было непривычно больше, чем было раньше. Мир действительно казался значительнее в размерах, чем прежде, когда я был взрослым. Этого я не заметил в прошлый раз и не смог испытать этой прелести больших перемен, когда потихоньку спустился на воду бумажным корабликом, словно в спокойный ручеек. Сейчас это была бурная река из эмоций, и я в ней радостно тонул.
Кто из детских друзей мне был другом, я не знал и потому не спешил бегать искать. Ведь это же дети, они сами объявятся. К тому же брат и сестра были не намного старше меня, и им тоже еще было интересно играть, как и мне, потому что организм был детским и сам просил двигаться. Мы собирали луки и делали стрелы из алюминиевой проволоки, которой было очень много. На наконечник прилепляли шарик, чтобы после выстрела стрелу можно было легко найти. Иногда делали мишень и стреляли по ней. А еще брали штакетник, располовинивали, прицепляли резинку и стреляли крышками от бутылок по игрушечным человечкам. С харкалок стреляли по мухам, катали покрышки, представляя себя машинами, иногда проезжая по коровьему дерьму. Воевали с кустами репейника, а потом собирали соцветия и лепили различных зверей. Жевали гудрон у реки. Из телефонного кабеля выдирали проводки и плели разноцветные футляры для стержней. Купались в речке. Рыбачили. Воевали на камышах, как на саблях. Пасли коров, пока родители были на работе. Ели паслен, который рос в заброшенном огороде у соседей. Бегали в посадки, чтобы пожевать ранетки и плоды лоха серебристого, который мы называли финиками. Непривычное и смешное по названию дерево было высотой 1–4 метра, с сильным корневищем, которое может отходить на восемь метров от куста, иногда образуя заросли. Ветки колючие, с шипами по 3–5 сантиметров. Мы их срывали и, пока шли домой, полностью объедали все ветки. На огороде находили норы тарантулов, заливали их водой, а когда тарантулы вылезали, убивали их штыковой лопатой. Кидались плодами дикого огурца. Играли в жмурки, прятки, шахматы, акционер, домино и детское лото. У нас не было ни телефонов, ни компьютеров, ни приставок и каких-то