Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный сам

— Выпьем с устатку, Тема?
— Сейчас холую скажу, — согласился Артем.
— Холуй теперь ты. Мой холуй, — ласково сказала Катерина и улыбнулась. В шутку ли, всерьез сказала — непонятно. Не понял и Артем — обиделся:
— Я холуем ни у кого не был.
— Ну, не холуй, — уступила Катерина. — Верный слуга женщины, имеющей к нему слабость. На это согласен, принципиальный наемник?
— На это согласен, — Артем тоже улыбнулся, понял: надутым болваном быть не следует.
— Тогда действуй. Одна нога здесь, другая там, — Катерина обрушилась в кресло и пояснила: — Выпить очень хочется.
Для приведения взбудораженных организмов в состояние относительного покоя пили шампанское. И как бы отмечая рубежный акт, собачью свадьбу, что ли?
Выпустив из ноздрей шампанский газ, прямо-таки рыгнув носом, Артем поставил бокал на столик, глянул на развеселившуюся от содеянного им Катерину и сдавленно произнес:
— Пардон.
— Миль пардон, — поправила Катерина. — Маленький-маленький пардон. Вот если бы ты рыгнул при открытой пасти и высморкался на пол — тогда уж полный пардон.
— Катя, а ты действительно считаешь, что я — сявый дурак?
— Запомнил! Насчет дурака еще не разобралась. Ну, а сявый… Есть самую малость.
— Ты — беспощадная, — решил Артем.
— Бабы — все беспощадные, Тема. Только все старательно скрывают это, а я — от лени, наверное, — нет У тебя-то какая-нибудь беспощадная имеется?
— Была, — признался Артем.
— А теперь?
— Теперь ты.
Катерина вертела за талию бокал на столе. Поинтересовалась:
— Ты какого года?
— Шестидесятого.
— Я в том году во второй класс ходила. Ужасное было время.
— Тебе, значит, тридцать семь? Никак не дашь! — по-простому восхитился Артем.
— Ты все-таки сявый.
— А что я сказал? Я тебе комплимент сделал!
— Ты — не дурак, Тема, ты — дурачок, — Катерина, наконец, рассмеялась. — Знаешь, что такое настоящий комплимент? Будучи полной неправдой, комплимент должен быть прост, как правда. Чем грубее он, тем выше ценится. Он начинается с отрицания дамочкиного признания: Вы меня обманываете! Этого не может быть! Никогда не поверю! И сразу же: Ты — моложе меня. Вот правда!
— Так стыдно, — сказал Артем.
— Кому? — удивилась Катерина.
— Как кому? Тебе. Такое вранье слышать.
— А кто тебе сказал, что вранье слушать стыдно?
— Ты меня запутала, Катя, — признался Артем.
— Как же ты, простая душа, в бандиты попал?
— Я — не бандит.
— Да знаю, знаю я: ты — наемник.
Артем безнадежно махнул рукой, встал, подошел к магнитофонному столику. Копался в пленках. Выбирая. Зазвучало пугачевское «Пригласите даму танцевать». Он подошел к Катерине, склонил голову.
— Это Пугачева просит, чтобы ее пригласили. А я никогда не прошу. Запомни это, Тема.
— Разреши, пожалуйста, мне пригласить тебя на танец, — торжественно попросил он.
— Разрешаю, — соблаговолила она согласиться, и они пошли танцевать.
Пугачева жалостно и лукаво пела, а они еле заметно, но очень точно по ритму двигались под это пенье. Он держал ее за талию, он смотрел в ее глаза.
— Объявилась на мою беду, — шепотом сказал он.
— Почему на беду? — тихо спросила она.
— Я боюсь тебя.
— Я страшная?
— Ты прекрасная.
Они замолчали и еще немного потанцевали. Пока музыка не кончилась. Уселись, и она предложила:
— А сейчас коньячку, — он мгновенно наполнил рюмки, а она спросила вдруг: — То, что ты сейчас сказал — результат моих уроков?
— Нет. Ты учила меня врать. А я сказал, что чувствую. За тебя, Катя, — он залпом хватанул рюмку, с треском поставил ее на столик, не закусывая, выдохнул шумно и уточнил за что пил: — За женщину, которую я встретил впервые в жизни.
— Ну, что ж, выпьем, — решила Катерина и выпила тоже. Закусила сыром, пожевала. — Эффект монополии, Тема. Лучше меня нет никого только потому, что я одна.
— Ты и есть — одна. Другой такой нет.
— Есть, Тема, есть! И имя им — легион. Длинноногие, мордашки свежие, титьки твердые… Молодые, стервы!..
— Я не собираюсь сравнивать.
— А ты сравни.
— Где и с кем?
— В любом кабаке их как собак нерезанных.
Он грустно смотрел на нее. Она догадалась, что он понял ее желание вырваться отсюда хоть куда.
— Значит, в кабак хочешь, Катя?
— Ага, — подтвердила она.
— Будет тебе кабак.
Он протянул руку и помог ей пролезть в щель. Через соседний двор вышли в переулок. Здесь светлее было: горели кое-какие фонари.
— Не боишься, что сбегу? — полюбопытствовала Катерина.
— От меня не убежишь.
— А если закричу?
— Здесь твой крик никто не услышит.
— Я буду орать громко и долго.
— Тогда придется отключить, — объяснил Артем и для убедительности показал ей короткую резиновую дубинку, которую извлек из внутреннего кармана куртки. — Но ты же в кабак собралась — не бежать?
— Именно так, мой благородный рыцарь.
— Тогда поехали, — пригласил Артем и открыл дверцу серого «жигуленка».
— Машина-то чья? Твоя? — спросила Катерина, усаживаясь.
— Дежурная, — неопределенно ответил он.
Кабак этот существовал на перекрестке старомосковских улиц — узких, зеленых и тихих. Артем загнал «жигуленок» под густые деревья, вылез, открыл дверцу с Катиной стороны.
— Прошу.
— Спасибо, — она вылезла и огляделась. — А я в этом заведении еще не была.
— Его совсем недавно открыли.
— Кто?
— Мы.
— Кто это — мы?
— Наш профсоюз, — уточнил он и взял ее под руку.
— Значит, кричать здесь вообще бесполезно?
— Даже опасно.
И они вошли в помещение, где кричать опасно. Кабак, как всякий кооперативный кабак: с потугами на интим, роскошь и западный стиль. Загончики-полукабинеты, разновысокость пола, торшеры, настольные лампы — нижний свет, что-то вращается, где-то тихо музычка журчит, народец малоподвижно прожигает жизнь.
Артем и Катерина заняли свободный загончик. Катерина по-женски цепко оглядела зал и оценила:
— Ограниченный контингент.
— Такой уж наш кабак.
— Но все равно: выбирай.
— Сейчас официант меню подаст и выберем.
— Я про баб, Тема.
Он через стол протянул руку и погладил ее плечо.
— Мы договорились сравнивать, а не выбирать.
— Выбор, Тема, всегда можно списать на твой провинциальный вкус, а сравнение… сравнение теперь чаще всего не в мою пользу. Ну, раз договорились — давай сравнивай.
Он изучал зал, а она смотрела на него. Наконец, Артем повернул голову и остановил свой взгляд на Катерине — всерьез оценивал и ее.
— Все равно лучше тебя нет.
— Спасибо, — Катя потянулась через стол, ладошкой прикоснулась к его щеке.
— Тебя любят, Артем! — бодро догадался материализовавшийся из ничего официант.
— Если бы… — откликнулся Артем, глядя в Катины глаза.
— Ну, тогда полюбят, — для официанта проблем не было. — Что будем есть?
— Есть не будем, — решила Катерина. — Мороженое, кофе, бутылка шампанского.
— Делай, что говорят, — добавил Артем.
Они сдвинули бокалы. В свете настольной лампы было видно, как в зеленоватом замкнутом пространстве шустрые пузырьки беспринципно, хитрыми зигзагами рвались вверх.
— Я сегодня счастливый, — признался Артем. — Поехали домой.
— Домой? — удивилась Катерина.
Вышли. Москва спала. Под сенью дерев у машины он обнял ее и поцеловал. Целовал долго, задохнулся, оторвался. Оторвавшись, взял ее руки в свои, ее ладошками провел по своим щекам. Она, улыбаясь, смотрела на него. Он завел руки ей за спину, и вдруг что-то металлически щелкнуло.
— Дешевка, — презрительно сказала Катерина. — Наручники-то зачем?
— Для порядка, — пояснил он и попытался поцеловать ее еще раз.
Она вертела башкой, не давалась, визжала.
— Ну, как знаешь, — грустно решил он и неуловимым движением залепил ей рот широким пластырем. — Извини.