Полицейский

— А вас, Илья Семенович, Александр Иванович искал, — сказал швейцар на входе. Потом полез в карман и передал ему два четвертных. — Давно он ушел, Тихон? — Да минут десять тому. — Жаль, что разминулись. — Он тоже очень печалился.
— Кто это Александр Иванович? — спросил, раздеваясь, Литвин. — Саша Куприн — беллетрист, читали, наверное? — Не только читал, но и люблю очень. — Тогда действительно жаль, — Илья Семенович аккуратно причесался перед зеркалом, — могли бы интересное знакомство составить. До чего же здесь было весело. Весело и спокойно.
В бильярдной были все равны и артист, у которого на визитной карточке в углу вытиснена корона и надпись солидная «Артист императорских театров», и бедолага «простак» или «благородный отец», который, топая из «Вологды в Керчь», заглянул в северную столицу. Здесь играли на бильярде два талантливейших комика. Старики Варламов и Давыдов, негласные председатели этого актерско-литературного кружка. Нового человека здесь встречали с добром, но равнодушно. Много случайного народа прошло через этот своеобразный актерский клуб.
Так же и к Литвину отнеслись. Пришел человек с Илюхой сгонять пирамидку — играй себе на здоровье. И никто из этого веселого народа не заметил, что засели в буфете два сыщика побаловаться добрым пивком, а у дверей почему-то пролетка казенная остановилась.
Веселый здесь был народ, доверчивый, не социалисты какие-то.
Литвин разбивал первым. Любил он бильярд страстно. Поигрывал на денежки и никогда внакладе не был.
Мягко пустил он первый шар. Тот ударился об угол пирамиды и медленно покатил к лузе. Застыл на секунду и упал в сеточку.
— Неплохо, — закрутил головой Илья Семенович, — совсем неплохо.
А Литвин уже, держа кий на весу, сильно ударил по шару, и вошел он в лузу с победным треском. Хорошо партия начиналась, только доиграть ее не пришлось.
Два господина появились веселых и модных. Видно, часто они сюда ходили, потому что приняли их как своих. С кем-то Василий Карпович облобызался троекратно, кому-то крепко руку пожал, с кем-то обнялся дружески.
А Николай Ильич у входа тискал за плечи провинциального трагика, обещал ему нынче хороший обед.
— Вот они, — осипшим голосом проговорил Малкин. — Спокойно, Илья Семенович, — засмеялся Литвин, — естественным будьте, не бледнейте. А веселая парочка шла к ним. — Господину драматургу! Шутливо кланялись они, подходя.
— Рад, душевно рад, — Илья Семенович даже руки распахнул, словно обнять обоих собирался, — знакомьтесь, мой друг, репортер, знаток кулис. — Рады знакомство сделать.
— Господа, — Илья Семенович окончательно пришел в себя, сказался многолетний опыт лицедейства, — Орест Дмитриевич проиграл мне пару бутылок шампанского, посему прошу в буфет составить компанию, а потом к столам.
— Роскошно, — обрадовался Николай Ильич, — только я вместо шампанского пару рюмок английской горькой. Не возражаете?
— Что делать, — вздохнул Литвин, — пусть проигравший платит.
— Ну уж, если вспомнили Пушкина, — засмеялся Василий Карпович, — вперед и горе репортеру.
Шутя и пересмеиваясь, они вышли из бильярдной. Сыщики уже были в коридоре и о чем-то индифферентно разговаривали.
— Ну вот и пришли, — спокойно сказал Литвин, — вы, господа, арестованы. Сыщики немедленно оказались рядом. — Как… — начал было Василий Карпович.
— Спокойно, мы из сыскной полиции, поедете с нами.
Николай Ильич попытался оттолкнуть сыщика, но тот стремительно завернул ему руку за спину.
— Не делайте скандал, господа, — тихо, но твердо сказал Литвин, — не пугайте господ актеров и вины своей не усугубляйте сопротивлением чинам полиции.
Они прошли в вестибюль, оделись, даже на чай швейцару оставили и вышли к пролетке.
Нет, не два веселых, гулявых господина сидели перед Бахтиным. Трусили, сильно трусили и Василий Карпович, и Николай Ильич.
— Согласно паспортам, ваши фамилии Снесарев и Коломин? — лениво спросил Бахтин.
— Да, — начал Василий Карпович, по паспорту Снесарев, мещанин из города Санкт-Петербурга, — но мы не понимаем…
— Отлично, господа мазурики, сейчас поймете. Орест, пригласите сторожа.
— Здравию желаю, — нейтрально, ни к кому не обращаясь, кашлянул старик. — Скажите, любезный, вам знакомы эти господа? — Так точно, они мне четвертную пожаловали. — За что?
— Чтобы я им дверь комнаты открыл, где аппарат стоит. — Свободны. Старик ушел.
— Это ничего не значит, господин полицейский, — усмехнулся Николай Ильич, — мало ли кому мы телефонировали. — Он, безусловно, был покрепче, поупорнее своего приятеля.
— Господин Коломин, вы думаете, что попали в участок. Ошибаетесь, здесь сыскная полиция. Неужели вы думаете, что мы не уточнили время звонка из квартиры ювелира Немировского…
— Постойте, — Василий Карпович вскочил, — это какого Немировского, это того, о ком в «Биржевых ведомостях»…
— И не только в них. Того не зная сами, вы стали соучастниками ограбления и тройного убийства.
— Можете мне поверить, господин Бахтин, — твердо сказал Коломин, — человек, попросивший нас это сделать, сказал, что это розыгрыш.
— Охотно верю, господа, но кто этот человек, и почему вы согласились участвовать в столь неприглядном деле.
— Да уж говори все, как было, Коля, — уныло сказал Снесарев. — Мы игроки, — сказал Коломин.
— Понимаю, но почему вы не в армии. Кажется, идет война.
— Имею освобождение по здоровью, можете проверить. — Где вы служите? — Мы владельцы биржевой конторы. — Ясно. Что же дальше? — Несколько дней назад мы сильно проигрались. — Кому? — Зоммеру Анатолию. — Это тот, что управляющим у Рубина служит? — Да. — Значит, он и попросил вас? — Сказал: сделаете, спишу долг. — А проигрыш велик, если не секрет? — Полторы тысячи. Бахтин присвистнул.
— Солидно. Теперь давайте для порядка все это запишем. И, как ни прискорбно, господа, вам придется поскучать у нас пару деньков.
Ну вот, господин Рубин, деятель наш общественный, украшение Союза городов, вышли мы все-таки на тебя. Сначала Терлецкий, потом швейцар твой Кувалда, а теперь и красавчик Зоммер.
Если бы удалось потянуть нитку и соединить все последние дела по бриллиантам, да тебе Лимона предъявить. Надо попробовать.
А в это время другой Бахтин, уставший скептик, иронически ответил ему: «Давай пробуй, вылетишь в уездную полицию и будешь дожидаться пенсии где-нибудь в Урюпинске или Клину».
Но он не хотел слушать себя другого, который уже стал раздражать его своей усталостью, скептицизмом, неверием. Поэтому поднял телефонную трубку и назвал номер Немировского.
— У аппарата, — услышал он испуганный голос ювелира. — Это Бахтин, Борис Сергеевич.
— Где вы, голубчик Александр Петрович, мне без вас неспокойно очень.
— Скоро появлюсь, а пока не попросите ли вы к аппарату генерала? — Конечно, конечно.
— Ну, что тебе, Бахтин? — через минуту раздался в трубке сочный баритон Филиппова.
— Такое дело, Владимир Гаврилович, мы людей из «Стрелки» привезли, они на Зоммера показывают. — Интересно. А что тебе твой друг поведал? — Придут завтра в гости, завтра утром.
— Вот что, Саша, я здесь сам управлюсь. Как гостей встретим, я тебе телефонирую, ты сразу к красавцу поезжай, а то, не дай Бог, спугнем. — Я понял вас.
— Вот и хорошо, а пока за домом Рубина посмотрим.
Усов и Рубин обедали в «Эрмитаже». В знаменитом Лотошном кабинете, прислуживали два официанта, отец и сын, одетые на старомосковский манер: белоснежные рубашки и такие же штаны, подпоясанные кушаком.
— А все-таки Москва не Питер. Лучше здесь, уютнее, спокойней. А как кормят, — Рубин мелкими глотками выпил рюмку наливки. — Разве можно «Эрмитаж», «Славянский базар», «Тестова» сравнить со всякими там «Сиу» да «Медведем»?
— Не скажи, Гриша, — Усов орлино окинул стол, выбирая закуску, — здесь, конечно, и сытно, и вкусно, но там веселее.
— Хочешь веселья, поезжай в «Яр» или «Метрополь». — Рубин встал, подошел к зеркалу в дорогой раме, на амальгаме виднелись написанные алмазом автографы великих людей, гулявших в Лотошном.