Кухарка (СИ)

Впрочем, зря Леська беспокоилась, потому что водитель нигде не плутал, а позвонил, когда уже подъехал к воротам. Он помог ей кропотливо проверить бутылки и поставил всё в том месте, где Леська указала. Она вышла проводить и ждала, пока он развернётся, когда рядом материализовался Фёдор. Спрятав руки в карманы брюк, он задумчиво следил за манёврами грузовичка. Тепло его близости рождало в ней лёгкую дрожь горечи. Она чувствовала замешательство, не знала, как себя вести, куда деть руки, глаза, как поставить ноги. Что говорить, и надо ли говорить вообще?
Наконец, машина уехала, Фёдор повернулся к Леське, мрачно всматриваясь в неё, после чего медленно поднял взгляд на окна второго этажа. Там стояла Наталья. Кажется, говорила по телефону. И следила за ним. Или за ними.
— Эта девушка наверху твоя невеста? — сощурила Леська глаза.
— Какое тебе дело?
Леська поддразнила:
— За пару тысяч помогу избавиться от неё.
“Не сомневаюсь,” — ответил его уничижительный взгляд, но вслух Фёдор произнёс: — Это как?
— Деньги давай — расскажу.
— Не очень-то я твоим методам доверяю.
— Так ты хочешь от неё избавиться?
Они снова посмотрели наверх. В лице Фёдора не было любви или нежности. Скорее, напряжение или даже обречённость.
— До того, как ты появилась здесь — не хотел.
Сердце Леськи забилось чаще, но он тут же добавил (чтобы она не надумала себе лишнего):
— Наталья — прекрасная девушка.
— Ясно, — пробормотала Леська, опустив глаза к земле. Пошевелила носком туфли сухой лист. — Она из тех, с которыми легко?
— Да.
— Но без неё ещё легче, — с усмешкой подняла к нему лицо.
Он вернул взгляд полный ненависти. Она тяжело вздохнула.
— Прости, — покачала головой Леська, — не мне судить. — Помолчав, после паузы добавила, скривив губы: — Я из тех, с которыми тяжело.
Ветер едва шевелил кусты. Небо голубело от края до края. Сухая погода, установившаяся в начале недели, принесла запахи настоящей осени: слегка прелой листвы, собирающихся в стаи птиц, прохладных ветров и уже совсем холодных ночей. Лёгкой, едва различимой туманной дымкой окутаны были сосны, возвышающиеся за разноцветными крышами.
— А без тебя ещё тяжелее, — как стон выдохнул Фёдор.
Она испугалась, что неправильно расслышала его, поэтому быстро вскинула голову. Только непроницаемые карие глаза не выдавали тайн своего хозяина. Матово поблёскивали стёкла очков, оправа превратилась в крепостную стену.
Фёдор, кажется, не ожидал сам от себя вырвавшейся откровенности. Он едва заметно сжал губы. Не то, чтобы смутился, но будто попал на зыбкую почву. Попал и теперь не знал, как ступить назад. Ей показалось или он всё-таки дважды сегодня признался, что она не безразлична ему? Леська понимала, что ей надо уже идти: не было причин оставаться здесь дольше, но ноги не желали отходить ни на шаг. Грудь с трудом поднималась и опускалась, через силу вдыхая, казалось бы, лёгкий воздух. А она стояла и стояла, продлевая и продлевая время, проведённое рядом с Фёдором. Напрасно она так делала: только увеличивала вероятность будущего мучения. Она снова уставилась на носки туфель, проклиная сегодняшний день.
Что в нём такого, что он превращал её то в безмозглую куклу, то наделял необыкновенной силой и сверхъестественной энергией?
Она любит его — к гадалке не ходи…
Как же она уйдёт из этого дома? Как перевернёт страницу? Как оставит позади возможности, желания, дорогу, по которой сама судьба написала ей пройти? Как сможет забыть его?
— Что ты сейчас читаешь? — спросил он вдруг.
— Что читаю? Зачем тебе? — удивилась Леська. О чём он вообще?
— Просто интересно.
Не бывает никаких просто! Он собирался заманить её в свой адский круг внимания, чтобы потом дать какого-нибудь волшебного пенделя, дабы Леська летела со свистом далеко и надолго.
— Донцову, — соврала она.
На лице Фёдора мелькнуло сначала удивление, потом подозрение.
— Наглая ложь.
— Почему ты так решил? — скривилась она.
— Ты любишь серьёзную литературу, но не классику, — задумавшись, констатировал он.
Он что, хотел развлечься за её счёт?
— Я не люблю серьёзную литературу, — в конце концов, выдала Леська. — Так же как и серьёзные вопросы. У меня нет соответствующего образования!
О, как ей хотелось крикнуть ему в лицо, что это по его вине она лишилась возможности закончить школу. Она злилась на него, и если бы Леська дала себе труд подумать, то догадалась бы, что причина злости — девушка, наблюдающая за ними из окна второго этажа. Но она не дала себе труда, она просто заставила себя замолчать. Никто не виноват в том, что её жизнь так сложилась: ни мужчина, стоящий перед ней, ни её мать, ни её ребёнок — только она сама.
Каждый сам ответственен за события, происходящие в его жизни, в его судьбе. Леська терпеть не могла людей, которые думали иначе.
— Врёшь, не краснея! Отсутствие образования — не повод. Было бы желание.
— Вот именно. Его-то у меня и нет! — взвилась Леська. — Я не хочу развиваться и расширять поле своих знаний. Ты сам сказал — я кухарка! Мой мозг занят каждодневной проблемой выживания: где заработать, как распределить скудные средства, когда постирать и откуда, чёрт дери, берётся столько пыли?
— Прекрати ругаться и строить из себя слабоумную и расскажи, что за книжка лежит на твоей прикроватной тумбочке? — начал сердиться Фёдор. Он, кажется, готов был тряхнуть её, что было силы, чтобы у неё отпали всякие сомнения: от вытянет из неё крупицы стоящих мыслей, чего бы ему этого не стоило.
— У меня и тумбочки-то нет!
Некоторое время он так пристально смотрел на неё, что Леська едва ли не задрожала. От него несло бешенством и жаром, как от камня, разогретого полуденным солнцем. Тревога и какая-то странная тоска наполнили душу.
— Господи, если бы ты знала, как я хочу к тебе прикоснуться! — наконец, выдал он.
Леська застыла. Внутри неё взорвалась звезда-карлик. Температура крови подскочила на несколько сот градусов, и она почувствовала такую слабость, что впору было опуститься на землю. Она думала, что уже давно преодолела тот этап, когда Фёдор мог удивить её. Нет, он умел одним словом превратить её в жидкость. И в пар. И в непроходимую горную гряду. А заодно и в деревяшку.
Внезапно она снова оказалась там, у кромки моря. Стоя по пояс в воде, услышала: “У него есть девушка”.
Дежа вю. Опять всё повторяется с точностью до последней реакции каждой клеточки её тела?
Фёдор.
Его девушка.
Леськины чувства.
Его слова и действия. Его взгляды.
Несвобода.
Для чего жизнь снова даёт ей этот урок? Зачем? Что она не выучила в прошлый раз?
Почему снова трепещет от желания ощутить его горячие ладони на спине, от всепоглощающего стремления прижаться щекой к груди, почувствовать, утонуть в его теле? Случайно дотронуться рукой и длить, длить бесконечно, прикосновение? Превратиться в слабую женщину, тёплую и покорную?
Ей хотелось сказать “Прикоснись!” и хотелось посмотреть наверх: продолжает ли за ними наблюдать его возлюбленная? Как понять бурные противоречивые эмоции, которые Фёдор возбуждал в ней? Почему ему удалось лишь несколькими словами заставить её забыть все свои понятия о порядочности?
Как он мог говорить ей такое, когда ухаживал за другой женщиной? Если бы сейчас он потянул её в тёмное место и, прижав к себе, поцеловал, она бы не сопротивлялась. Она бы отдалась ему без всяких раздумий! За несколько минут, проведенных с ним у кромки моря, она бы променяла любой рай.
Вот что между ними произошло!
Много раз за прошедшие годы она задавала себе этот вопрос: как так оказалось, что она забыла все границы и отдала честь малознакомому парню, который даже её парнем-то и не был?
Задавала, когда ехала в поезде на север, задавала, когда нанималась на работу, а её не брали, потому что живот уже торчал, задавала, когда писала матери, что смогла устроиться, задавала, когда смотрела фильмы про несносных дур, залетевших в шестнадцать. Задавала, но не находила ответа. А вот теперь нашла. Теперь нашла.