Когда завтра настанет вновь (СИ)

— Сериал такой, — пожала плечами Гвен. — Показывает викторианскую эпоху и деяния тёмных сил без прикрас.
Дядя Ахайр шутливо погрозил нам пальцем.
— Смотрите у меня! Активирую на твоём графоне родительский контроль — и будут вам сериалы, Инквизиторы и Лайзины прадедушки…
— Вечно он грозится, — закатила глаза к потолку Гвен, когда глава семейства удалился, закрыв за собой дверь. — Ясно же, что ничего не активирует, но погрозить-то надо!
Я не ответила.
Я не знала, как вела бы себя, если б у меня был отец, которому не нравились фильмы, что я смотрю, — но реакция Гвен почему-то раздражала.
— Ну что, досматриваем? — как ни в чём не бывало прощебетала подруга.
— На самом деле… мне домой пора.
От одной этой мысли в груди заворочался склизкий холодный ком тревоги и страха.
— Чего так рано?
— Я маме обещала. Помочь. С делом одним. — Я резко поднялась с пола. — Я же предупреждала, что зайду ненадолго.
Гвен, приуныв, повернула графон к себе и принялась закрывать в браузере ненужные вкладки.
— Ладно. Пойдём, я тебя…
И вдруг замерла.
— Боги, — прошептала она, — как же я не вспомнила…
— Что?
— Та тварь, которая снилась мне и тебе! — подруга возбуждённо взялась за края экрана, разворачивая его в мою сторону. — Это же Кромешник!
Я нагнулась. Пригляделась.
Вздрогнула.
Статья была озаглавлена «Дюнетэни — воплощение кромешной тьмы!». Сразу под заголовком располагалась картинка худощавого мужчины в деловом костюме: чёрный пиджак, белая рубашка, галстук-бабочка… и абсолютное гладкое, без единой черты лицо.
— У меня вкладка про него, наверное, уже месяц висит, — продолжила Гвен, глядя на меня снизу вверх, — кузина ссылку кинула! Его зовут Кромешником. Говорят, он — порождение Дикой Охоты, охотится на детей и подростков, и за последние пару лет его видели по всему Харлеру!
Я неуверенно всмотрелась в картинку.
— Он что, фомор какой-то?
— Никто не знает, — голос Гвен зловеще понизился. — Только говорят, что вместо рук у него щупальца, живёт он в лесу и забирает детей, которые ушли гулять без спроса.
Я качнула головой: уже успев взять себя в руки.
В первый миг рисунок и правда меня напугал. Да только, присмотревшись, я нашла не слишком много сходства с героем моего кошмара. У этого существа голова была лысая, пепельно-серая, с какими-то язвами и чуть ли не следами гниения на том месте, где должно было располагаться лицо. И костюм выглядел вполне обыденно — такие продают в любом магазине вечерней одежды.
— Не похож. Тот, который мне снился… он весь был из мрака. Ни рубашки, ни пиджака, ни бабочки. И голова была чёрной. Да и щупалец я не заметила.
— Я тоже, — неохотно кивнула Гвен. — Но это ж мелочи, в конце концов! Вдруг он умеет облик менять?
— Гвен, ты хоть видела, что это за форум? «Сказки не на ночь». Я уже почитывала там бредовые байки о клоунах-убийцах, восставших из могилы и отрастивших рога. Если б этот Кромешник-Дюнетэни вдруг правда объявился и реально похищал детей, об этом трубили бы во всех новостях. Да и на уроках духоведения не преминули бы рассказать о том, что в учебники пора вносить изменения. А я скорее поверю, что Повелитель Кошмаров сверхурочно выехал в наш бренный мир, чем в какого-то сетевого монстра.
Гвен, разочарованно свернув экран графона, кинула его на кровать.
— Ладно, может, ты и права. — Вздохнув, подруга наконец встала. — Я тебя провожу.
Из комнаты выходили в молчании. Проходя мимо арки в столовую, я увидела темноволосую макушку дяди Ахайра: тот ужинал, сосредоточенно пережёвывая фасоль под умилённым взором супруги.
— До свидания, — попрощалась я, тоскливо думая, что в следующий раз приду в этот дом нескоро.
— А, уже уходишь? — встрепенулась тётя Лэйн. — Что так?
— Дела есть.
— Ну ладно. Заходи.
Глядя, как широко улыбнулась мне мама Гвен — вместе с мужем, ради прощания со мной даже оторвавшим взгляд от тарелки, — я быстро отвернулась. Слишком совестно было глядеть в их длинные добродушные лица.
— Завтра в полдень у твоего дома? — открыв входную дверь, бодро уточнила Гвен.
— Да, — с грустью соврала я.
— Ладно, тогда до завтра. И не хандри! — подруга сердечно обняла меня за плечи. — А то весь день как пришибленная.
Сглотнув, я обняла её в ответ. Разорвав объятие миг спустя, торопливо шагнула вперёд, на крыльцо. И, шагая по садовой дорожке — прочь от бревенчатого домика с камышовой кровлей, словно сошедшего со страниц старинных легенд, от тепла и уюта, на пару часов заставивших меня забыть и о неведомой опасности, и о безликой тьме, и о том, что ждёт меня завтра, — ни разу не обернулась.
Ни до того, как услышала стук захлопнутой двери, ни после.
Наверное, лишь сейчас я поняла, как дорога мне была наша дружба с Гвен. И она, и ужины в её доме — с гостеприимной тётей Лэйн и её строгим, но приветливым супругом. Так что я искренне понадеялась, что Гвен не сильно обидится на меня за моё исчезновение. Пусть даже пока я не имею ни малейшего понятия, как объясню его, когда вернусь.
Если вернусь.
Если б я ещё сама знала, с чем оно связано…
Я вдохнула жаркий золотистый воздух, подкрашенный солнцем, клонившимся к верхушкам невысоких яблонь в садах — и, оглядевшись по сторонам, перебежала дорогу, поспешив к дому.
Когда я открыла калитку, Эш сидел на веранде, уткнувшись в свой графон. Что-то читал.
Типичное состояние для моего брата.
— Ты собрался? — спросила я, взбегая по деревянным ступенькам.
— Ещё ночью. — Эш не отрывал взгляда от экрана. — А ты?
— Уже бегу. Как мама?
— Весь день притворяется спящей, — в голосе Эша выразительности было не больше, чем в мраморной глыбе. — Даже не ела.
— Притворяется? Зачем?
— Хотел бы я знать. Осмелюсь предположить, что она по каким-то причинам не желает со мной разговаривать.
Я нахмурилась. Взялась за дверную ручку — но, вспомнив кое-что, обернулась.
— Эш, тебе сегодня ночью кошмары не снились?
Брат резко вскинул голову.
— Чёрный человек без лица? — уточнил он.
А вот это было внезапно.
Склизкий холодный ком в груди вновь дал о себе знать.
— Он и Гвен снился. — Я сжала дверную ручку до боли в ногтях. — И что это за фоморщина?
— Не знаю. Но предполагать, что она не связана с нашим неожиданным бегством, глупо, — спокойно ответил Эш, вновь опуская взгляд на экран. — К сожалению.
Какое-то время я смотрела, как он читает. Хладнокровно, невозмутимо, будто ничего не случилось.
Рывком провернув ручку, вошла в дом.
На то, чтобы скинуть кеды и дойти до маминой комнаты, ушло не больше минуты.
— Я знаю, что ты не спишь, — решительно толкнув дверь, с порога требовательно заявила я.
Солнечный луч, пробиравшийся в комнату сквозь щель между закрытыми шторами, рассекал окружающий полумрак узкой золотой полосой. Мама лежала в кровати, отвернувшись к стене.
— Мам, — я стремительно подошла ближе, — не знаю, что происходит, но…
Она повернулась так быстро, словно ждала этого момента весь день.
Когда я увидела её красные, опухшие, безнадёжно заплаканные глаза, все слова замерли у меня на губах.
— Лайза, — выдохнула мама. — Ты вернулась.
Вскочила — и, порывисто обняв меня, вынудила присесть на край кровати.
— Я так боялась. — Мама обнимала меня так крепко, будто цеплялась за собственную жизнь. — Так боялась, что ты… всё-таки…
Судорожно, прерывисто вздохнула, скрывая всхлип, — и мне отчего вспомнилось, как полгода назад у меня воспалилось ухо. Оно разболелось посреди ночи, когда звонить лекарям было уже поздно; а без опасности для жизни ни один не согласился бы принять экстренный вызов. Обезболивающее не спешило помогать, и боль была столь невыносимой, что не давала заснуть. Обычно я стоически переношу неприятные ощущения, но тут в конце концов расплакалась. Тогда мама обняла меня — так же, как сейчас, — а я плакала у неё на плече, и она легонько укачивала меня, словно мне снова семь, и я реву, рассадив коленку. А потом я легла, и она сидела рядом, поглаживая меня по волосам, пока лекарство наконец не подействовала и я не уснула.