Гранаты, вороны и тени (СИ)

— Ты точно уверен, что тебе стоит… — начал Юджин, но тут же замолчал. — Ты ведь всю ночь не спал.
— Мне нужно, понимаешь? — покачал головой Оскар, не отрывая взгляда от черновиков.
— Если тебя не переубедить, то ладно, — вздохнул Кэдоган, направляясь к выходу из комнаты, оставив бесплодные попытки переубедить этого сумасшедшего. — Я пойду чай сделаю или ещё что. Наверняка не вылезал отсюда весь день, — он обернулся и замер в поисках своего бестолкового друга: того нигде не было видно.
— Если найдёшь, — донёсся приглушённый голос Оскара, залезшего под стол в поисках нужного листа. — Чая, вроде, нет, но должен быть кофе. Насчет еды вообще неуверен.
— Кофе по ночам? Впрочем, какая уже разница, — пробормотал Юджин, уходя из комнаты. Он уже почти дошёл до кухни, как услышал вопль: «ЧЁРТ ВОЗЬМИ, Я ЭТО ОБЪЕДИНЮ!», красноречиво говорящий о том, что сейчас до здравого смысла не дозовёшься.
На кухне у Оскара творилось что-то страшное. Стоило Юджину включить свет, как он тут же пожалел об этом и захотел снова его выключить. Грязные тарелки, кое-где побитые, были просто везде — на столе, стульях, подоконнике, тумбочках. На плите стояла сковорода, в которой что-то чернело и неприятно пахло. Он, собравшись с духом, схватил её и первую попавшуюся ложку и не глядя выкинул содержимое в мусорную корзину, точно боясь, что там — что-то страшное и живое, и от одного взгляда оно на него набросится. «А он бы смог из такой ерунды сделать что-то стоящее», — усмехнулся Юджин, забрасывая сковороду в мойку и включая воду.
Чайник долго искать не пришлось: тот всего лишь спрятался за столом. Чая, как и предсказывал Оскар, не было, поэтому пришлось достать с верхней полки кофе. Покопавшись в шкафах, Юджин нашёл несколько измятых пакетиков корицы и мускатного ореха (не исключено, что они остались от прошлых владельцев квартиры) и, убедившись, что с ними не произошло ничего страшного, принялся варить кофе.
Из комнаты временами долетали то ли возмущённые, то ли радостные вопли, сменяемые нескладным бормотанием и неразличимым набором согласных, произносимых с такой ненавистью, что становилось понятно, что Оскар не сошёл с ума и не начал говорить на выдуманном языке — это просто отборный валлийский мат.
Через пару минут затхлый запах кухни наполнился тёплым ароматом кофе. «Теперь хотя бы ощущается, что здесь кто-то живёт», — подумал Юджин, разливая кофе по кружкам. «Не идеально, но могло быть хуже», — пробормотал он, принюхиваясь. Специи были самые дешёвые и старые — они почти не вносили своих ноток в кофейную дымку, заполняющую теперь и коридор.
— Ваш кофе, — с почти незаметной усмешкой сказал Юджин, поставив кружку на единственный уголок свободного пространства на столе. Всё же он не был сумасшедшим, чтобы ставить её прямо на черновики.
— Я тут придумал… — поднял голову Оскар и тут же замолчал, увидев, как резко изменилось лицо друга.
— Тебе нужно отдохнуть — и это не обсуждается, — прошептал он, прогоняя видение: в этом слабом свете Оскар предстал ему пугающим, с расширенными до предела зрачками, лишь с тонкой полоской яркой радужки, буквально сияющей в полумраке; синяки под глазами показались бесконечными чёрными впадинами, а кожа приобрела совершенно неживой зеленоватый оттенок. И без того длинный и острый нос в эту секунду превратился в уродливый клюв, всё лицо стало каким-то чужим, пугающим и даже отталкивающим. Не сказав больше ни слова, он забрал кружку, предназначенную для Оскара, и поставил на тумбочку у дивана.
— Может, ты и прав, — пробормотал тот, хватая кофе почти дрожащими руками, точно наркоман, и усаживаясь рядом с ним на диване.
— Знал бы, купил бы тебе чай. С ромашкой, — проворчал Юджин, наблюдая за другом.
— Терпеть не могу ромашку, она сладкая, — донесся чуть приглушённый голос Оскара. Залпом отпив чуть ли не половину содержимого кружки, он поставил ее на место и, на секунду закрыв глаза, откинулся на спинку дивана, едва не заставив Юджина пролить его кофе.– В голове бардак такой, — пробормотал он.
— Потому что надо спать, — укоризненно сказал Юджин, снимая очки, которые сейчас только раздражали, постоянно запотевая.
— Я не об этом. Сразу столько воспоминаний в голове. Старых, полузабытых, — Оскар говорил все медленнее, растягивая слова. Юджин бросил в его сторону рассеянный взгляд и, хоть ничего толком не увидел, предположил, что он так и лежит с закрытыми глазами. — Помню отца, то, с какой тоской он иногда на меня смотрел, а я всего этого не замечал, только бесился. И мать, что бесконечно кричала. Отец был таким… размазнёй немного. Нет бы поставить её на место хоть однажды, тогда бы всё иначе было.
— Ты никогда не рассказывал, — прошептал Юджин.
— Не хотел будить воспоминания. А сейчас они сами проснулись, — Оскар повернул голову в сторону окна. — Мы ведь с ним действительно могли быть отличными друзьями, а она… Кстати, знаешь, почему у меня дома нет книг?
— Да, знаешь, хотелось бы спросить. А то это выглядит, мягко говоря, странно, зная тебя. Я всегда раньше думал, что у тебя тут целая библиотека.
— Когда мне было шестнадцать, я впервые что-то купил на свои деньги. Полгода откладывал из карманных денег и купил книгу. Мать её увидела, орала долго, а потом и вовсе порвала. Сказала, что мне рано такое читать. Мне. Рано. Ага, — в голосе Оскара слышался смех.
— А что было-то? — уточнил Юджин. У него были кое-какие подозрения, но надо было уточнить.
— «Портрет Дориана Грея».
— Так и знал, — усмехнулся он.
— Я, что, настолько предсказуем? — казалось, Оскар был немного возмущён. Юджин сначала хотел что-то сказать, но потом передумал. Вместо этого он задумчиво сделал глоток горьковатого кофе, невольно вспоминая кое-что из своего прошлого. Кое-что, что он очень хотел бы забыть.
— Знаешь, я тоже терпеть не могу вспоминать, — пробормотал он.
— Тяжёлые воспоминания?
— Скорее странные. Да и не так чтобы было что вспоминать.
— Странные? Это вроде похищения пришельцами или преследования призраком троюродного дедушки?
— Это вроде самой неловкой ситуации в жизни, — покачал головой Юджин, точно прогоняя неприятные образы. — Никогда никому об этом не рассказывал, честно. Такая глупость. Я на самом деле до сих пор не знаю, почему вообще придаю этому значение. Неважно, — пробормотал он, надевая очки, точно подсознательно пытаясь прогнать из головы раскрасневшееся от крика лицо и эти чертовски грустные карие глаза, с таким укором смотрящие на него. Повернув голову, Юджин увидел, что Оскар почти точно так же грустно смотрит на него. На мгновение стало страшно из-за нахлынувших ассоциаций. — Всё нормально? — спросил он, заставляя себя верить в то, что ему не скажут «нет».
— Просто задумался, — слегка улыбнулся Оскар, отставив уже пустую кружку и смахнув волосы, упавшие на лоб.
— Я сейчас понял, что не видел мать уже три года, — вдруг сказал Юджин.
— Что случилось?
— После смерти отца мы с ней много ругались, я знаю, что был неправ, поступил как глупый подросток, хоть уже и почти двадцать было. Она потом вышла замуж и уехала в какой-то крошечный городок у побережья. Впрочем, я живу всё там же, у меня тот же самый телефон, а она мне даже не звонит на Рождество.
— Ты точно уверен, что… — Оскар посмотрел на него крайне неуверенно, точно и не зная, а может ли он предполагать подобное.
— Я не хочу знать, — покачал он головой. — Не уверен, что будет лучше, что в одном случае, что в другом. Если с ней всё хорошо — то, значит, я ей совершенно не нужен, а если с ней что-то случилось — во всём буду винить себя.
— Я тебя понимаю, — донёсся приглушённый голос Оскара. Он наклонил голову, и теперь его лицо было почти совершенно невозможно рассмотреть за волосами. — Я всё время думаю о её смерти. О том, что я всё равно виноват. И ты меня не переубедишь, — он поднял голову. Брови задумчиво нахмурены, глаза казались какими-то поблёкшими, водянистыми.