Фрустрация (СИ)
— Откуда они у тебя? — спрашивает Хёк, заходя в лифт, а Марк тут же следует за ним.
— Мне подарила их одна девушка, — честно признаётся парень, наконец отрывая от цветов свой взгляд.
— Мне казалось, что должно быть немного наоборот, — справа слышится легкий смешок, на который Минхён только вздыхает, но с легкой улыбкой на губах.
— Что ты здесь делаешь? — юноша даже и не знал, когда он успел перейти на «ты» с новым знакомым, но это его уже интересовало мало.
— Я хотел сбежать, но у меня не получилось.
Марк полностью концентрирует своё внимание на парне и на произнесенных им словах, желая услышать этот ответ ещё раз. Он хотел сбежать, но не получилось.
— Хотел сбежать?
Лёгкий кивок головы в ответ, да ещё и в такой непринуждённой манере, словно они говорят о погоде, а не о побеге из больницы, при том, что сбегающий смертельно болен.
— Тебе, кстати, на какой этаж? — спрашивает Донхёк, пропуская выходящих из лифта людей.
— Но не получилось, — продолжает интерн, пропуская вопрос мимо ушей.
— Не получилось, — соглашается юноша в ответ, теребя край своей растянутой футболки, которая выглядывала из-под расстёгнутой куртки, — что, к слову, не могло меня не расстроить.
— Тебе говорили, что ты странный?
— Мне осталось жить меньше 160 дней, разве я не имею права побыть немного странным напоследок? — Хёк сказал это с улыбкой на лице, но слова были пропитаны грустью вдоль и поперёк, и Марк не мог не почувствовать её, потому что эта аура отчаяния окружила сказанную фразу.
Мне осталось жить меньше 160 дней.
Марк оставляет этот вопрос без ответа, а потому они доезжают до нужного им обоим седьмого этажа в полнейшем молчании, которое один находит неловким, а второй не придает этому большого значения.
Комментарий к часть первая: амбивалентность
амбивалентность – это двойственность отношения к чему-либо.
========== 1.1 ==========
День восемнадцатый
Если хорошенько вдуматься, то каждому в этом мире нужен кто-то. Как говорилось в знаменитых цитатах: «человеку нужен человек» или «каждой твари по паре»? Любому из нас определенно кто-то да нужен, кто-то нуждается в любимом человеке, что пропал на войне, кто-то в отце, который семью давно покинул, кто-то в умершей бабушке, радовавшей пирогами по воскресеньям, а кто-то элементарно в настоящем друге.
Марк никогда не задумывался над вопросами нужен ли ему кто-то или нужен ли он сам кому-то. Хотя, если бы задумался, то рано или поздно все равно пришел бы к отрицательному ответу. У юноши по определению была стабильная и относительно счастливая жизнь. В семье, конечно, все не было гладко, но это была семья, его семья, которую он любил несмотря на ссоры. Зато с друзьями ему повезло, действительно повезло, их у Марка было всего двое, но он был абсолютно уверен, что они те самые настоящие, с которыми, если уж не на всю жизнь, то на половину точно. У Марка была работа, пускай не любимая, зато стабильная, была машина, использовавшаяся крайне редко из-за психологической травмы, полученной год назад в следствии аварии — у него было все, что только можно желать, но ощущение, что что-то не так все равно не покидало его.
— Марвел? — Донхёк садится напротив Марка, складывая руки на обеденный стол, — как я тебя ни увижу, ты бездельничаешь. Ты точно здесь работаешь? — на губах парня уже хорошо знакомая саркастичная усмешка.
— К сожалению, точно, — отвечает юноша, так же, как и собеседник, опуская формальности приветствия, — и сейчас у меня вообще-то законный обед.
— У меня в палате есть много комиксов, если захочешь, то я могу тебе их дать, — Донхёк неожиданно переводит тему разговора, отвлеченно глядя куда-то за окно.
— Друзья приносили?
— Мои друзья перестали ко мне приходить, — юноша пожимает плечами как-то уж слишком безразлично для такой реплики. Марк уже собирался сказать, что-то о ценности настоящей дружбы, как Донхёк продолжил. — Точнее, это я заставил их отказаться от идеи прибегать в мою палату чуть ли не каждую субботу, — Хёк слегка ерошит волосы рукой и откидывается на спинку стула.
— Почему? Ты не хочешь их видеть? — интерн отодвигает от себя тарелку с недоеденным салатом и комикс, показывая этими жестами заинтересованность в разговоре.
— Потому что я умираю, Ма… Минхён, — и снова этот тон, такой же, как и три дня назад в лифте.
«Мне осталось жить 160 дней». «Потому что я умираю». — вихрем воспоминаний проносится в голове Марка.
— Это не значит, что ты должен отказываться от друзей.
— Верно, — Донхёк кивает и встает со стула, — Это значит, что они должны отказаться от меня, — он оборачивается, не забыв добавить, — если захочешь зайти за комиксами, то седьмой этаж, первый корпус, палата восемь.
Марк не находит, что на это ответить, потому что, наверное, Донхёк прав. Ему осталось жить 160 чертовых дней и по истечению этого срока его друзьям все равно придется от него отказаться. Или же нет?
— Подожди! — Минхён хватает комикс со стола и спешит остановить уходящего парня. — Не важно, сколько тебе осталось, ты не имеешь права решать за других. Не прикрывайся своей болезнью, Донхёк, каждый из твоих друзей в зоне риска, каждого может сбить машина, каждому на голову может упасть кирпич, они все могут заявить, что умирают и это не будет ложью. Ты отнимаешь у них то, что не имеешь права отнимать, — он выпаливает всё на одном дыхании, словно боится, что Хёк не станет его слушать.
Донхёк слегка хмурится, обдумывая чужие слова, и не спешит давать на них ответ, хотя Марку он по сути и не нужен.
— Я хочу их защитить. Я не хочу, чтобы им было больно, когда я уйду.
— При любом раскладе им будет больно, потому что они твои друзья, — юноша делает акцент на последних словах, придавая этой фразе более яркую окраску, — ты не можешь защитить их от этого, но можешь помочь принять.
На лице Донхёка появляется легкая улыбка, но на этот раз вовсе не та привычная, сквозящая сарказмом, а легкая с парой капель заинтересованности. Марк пристально изучает черты чужого лица и впервые, к своему удивлению, находит его привлекательным. Кожа цвета золотого отлива, глаза шоколадно-карамельные в обрамлении густых черных ресниц, на какую-то долю секунды Марк даже подумал, что эти глаза слишком затягивающие, подобно глубинам океана. На левой щеке расположилась россыпь маленьких родинок, плавно текущая к шее, и чем-то это даже напоминало Минхёну летнее звездное небо. Донхёк в очередной раз треплет и без того лохматые волосы, и они падают легкими волнами на свое привычное место.
«Вокруг тебе как будто ореол сияет» — Марк, не отводя взгляда, ждал ответа.
— Знаешь, я тут подумал, Ма… Минхён, а может ты захочешь заглянуть ко мне вечером?
— За комиксами?
— Тебе от меня только комиксы нужны? — Хёк смешно дует губы, чем вызывает улыбку интерна, — на самом деле, ты просто… странный, — юноша растягивает слова, как бы сомневаясь в правильности их подбора и произносит это предложение больше с вопросительной интонацией, — в общем, я просто хочу понять тебя, поэтому приходи.
Минхён усмехается на эту реплику, думая про себя, что если кто из них двоих и странный, то точно сам Донхёк, а потому соглашается заглянуть вечером к нему в палату.
***
— Ты и правда пришел! — Донхёк слегка привстает на кровати, принимая сидячее положение и прихлопывает громадное белое одеяло.
— Ты же хотел поговорить, — Марк топчется на входе в палату, раздумывая, куда ему себя деть.
— Верно, — Хёк кивает в подтверждение этих слов, — расскажи мне о себе, и прекрати там стоять, сядь уже куда-нибудь.
Марк натыкается взглядом на кресло в углу комнаты и присаживается туда, находя его весьма удобным для больничного. Палата Донхёка была достаточно уютной, словно и не больничная вовсе, даже больше похожа на его настоящую комнату. Односпальная кровать с восседающим на ней владельцем, огромное одеяло и парочка подушек, небольшая тумбочка из темной древесины, на которой было крайне много мусора в виде пачек из-под мармелада и печенья. Справа от кровати была дверь, ведущая, скорее всего, в ванную комнату и небольшой комод с несколькими фотографиями на нем. Но больше всего внимание Марка привлекли огромные стопки книг, расположенные на полу то здесь, то там.