Фрустрация (СИ)

— Ну, меня зовут Марк, — юноша пожимает плечами и пытается придумать, что ещё о себе он может рассказать.
— А мне представился Минхёном, — Донхёк усмехается, — ты иностранец?
— Родился в Канаде, но всю свою жизнь провёл в Сеуле.
— Звучит скучновато, ты же понимаешь? — Хёк усмехается и тянется к пачке орео, лежащему на заваленной мусором тумбе.
— Тогда лучше ты начни, — Марк так же усмехается в ответ, наблюдая за тем, как парень распаковывает коробку и достает маленькую упаковку, — для примера.
Донхёк по своему обыкновению безразлично пожимает плечами, мол ему то что, ему не сложно.
— Полтора года назад у меня обнаружили мультиформную глиобластому, ты, как будущий врач, должен понимать, что перспектив у меня не было с самого начала, — Донхёк говорит всё это таким обыденным тоном, который позволяет Марку понять, что юноша рассказывает эту историю уже в тысячный раз. Хёк даже не смотрит на парня, повествуя это, и упорно пытается распечатать печенье.
— Я спрашивал тебя не об этом, — внезапно перебивает Минхён, прежде чем собеседник успевает продолжить, — расскажи мне о себе, а не о раке.
Если бы Марк мог прочесть эмоции на лице парня напротив, то он бы непременно это сделал. Но Донхёк, услышав эти слова, выглядел обескураженным, удивленным и в крайней степени пораженным ответом, а Марк не мог связать эту смесь чувств в одно единое, которое смогло бы дать точное описание.
— Меня зовут Ли Донхёк, мне 23 года, я люблю читать, яблоки без кожуры и желтый цвет.
— Остались люди, которые любят желтый цвет? Ещё скажи, что тебе нравится неоновый из серии «вырви глаз», — Марк смеется, стараясь создать более приятную атмосферу.
— Именно так, я люблю жёлтый, потому что жёлтый цвет солнца! — Донхёк улыбается в ответ и мысленно благодарит Марка за прерывание его рассказа о болезни, потому что до него Хёка никто никогда не останавливал.
«Потому что это твой цвет» — думает Минхён, глядя на своего собеседника.
— Хорошо, я понял, — он кивает и продолжает, — Меня зовут Марк Ли, мне 24 года, я тоже люблю читать, у меня аллергия на цитрусовые и я предпочитаю черный цвет.
— Какая твоя любимая книга? — Хёк кидает Марку упаковку с орео, который рефлекторно её ловит.
Марк задумывается на пару минут, а потом с улыбкой отвечает:
— Они мчались навстречу смерти в сумраке остывающего ноября.
Донхёк удивленно вскидывает бровь, а когда понимает сказанные старшим слова, ухмыляется:
— Ты сейчас перефразировал Фицджеральда?
— По-моему, получилось неплохо, — Минхён пожимает плечами, вынимает орео и отправляет его в рот.
— Ты безнадежен, — вздыхает Хёк, глядя на не разломанное пополам печенье, — и да, получилось неплохо. Если ты продолжишь сыпать цитатами о смерти, то даже сможешь мне понравиться.
— Не думаю, что понравиться тебе хорошая идея, я же не смогу ответить на твои чувства.
— Не сможешь ответить? Эй, ты что, слепой? Не разглядел меня и мою внешность корейского Аполлона?
Марк заливается смехом, видя серьёзное выражение лица «корейского Аполлона», а Донхёк присоединяется к нему, даже не успевая удивиться тому, что он впервые за эти полтора года действительно искренне смеётся.
День двадцать пятый
Минхён падает на кровать после очередного ночного дежурства, игнорируя просьбы Джэхёна помочь ему обработать новую татуировку. Эта ночь выдалась хоть и спокойной, но всё равно тяжёлой, Марк спал от силы часа три и сейчас с ног валился от усталости.
— Марк, — Джэ появляется на пороге соседской комнаты, — когда у тебя выходной? Мы с Тэ хотели сходить в кино, хочешь с нами?
— Нет, спасибо, я лучше посплю, — младший тянет руку к подушке, придвигает её ближе к себе и тут же заключает в объятья.
— Ты так всю жизнь свою проспишь, — фыркает Джэхён, продолжая размазывать успокаивающий крем на ещё раздражённую кожу.
«Всю жизнь проспишь. Всю жизнь. Донхёк.» — Марк вспоминает парня из онкологического отделения, любящего читать, разламывать орео на две половинки и рассуждать о том, что никому другому неведомо.
— Джэ! — юноша приподнимается с кровати и выходит из комнаты в ванную, где сосед пытался обмотать татуировку пленкой, — Скажи, если бы ты знал, когда умрёшь, то что бы ты делал? — Марк подходит ближе и начинает помогать с обёртыванием.
— Думаю, я делал бы те вещи, на которые давно не решался, наслаждался бы остатком времени, а что?
— Ничего такого, — Марк задумывается над тем, делал ли Донхёк вещи, на которые не решался до болезни, — просто у меня появился один знакомый. Он очень необычный и интересный, — на этих словах он улыбается, вспоминая последние их разговоры, — но он умирает.
— Ты влюбился, Марки? — Чон с лёгкой улыбкой заглядывает в глаза друга, который тут же отводит их в сторону.
— Вовсе нет, он просто один из пациентов больницы.
— Если он тебе нравится, хватит намывать, — Джэхён приостанавливает Марка и разрезает ножницами пленку, — то просто пообщайся с ним. Какая разница умирает он или нет, если он действительно хороший и интересный человек, то не важно, сколько ему осталось.
Марк кивает, находя слова друга верными, а потом бросает, что тогда поедет обратно в больницу.
— Ты же только что приехал с дежурства!
— У меня не так уж много времени, чтобы тратить его попусту, — усмехается юноша, накидывая на себя пальто.
Когда Марк слегка стучится и заходит в нужную палату, то замечает медсестру, вынимающую катетеры из вен Донхёка. Сам Хёк лежит на кровати, окутанный белоснежным одеялом, словно огромным облаком, и не шевелится.
— Ему немного нехорошо сейчас, — поясняет медсестра, бросая взгляд на лицо пациента, когда Марк подходит ближе, — он спит.
Ли тихо благодарит девушку, помогает ей выйти, придерживая дверь, а после возвращается к кровати Донхёка, рассматривая его лицо, кажущееся сейчас невероятно бледным в сравнении с тем золотым свечением, всегда ему присущим.
— Все-таки признаёшь во мне Аполлона? — произносит Донхёк сдавленным шёпотом.
— Ты разве не спишь?
— Я пытаюсь, но голова ужасно болит.
— Тогда я лучше зайду к тебе попозже, — предлагает Минхён, стараясь говорить тише.
— Нет, — Марк, уже развернувшийся к выходу, вновь оборачивается. — Посиди со мной, если у тебя нет дел, голова скоро пройдёт.
После ночного дежурства дел у интерна не было, а потому он молча кивает, соглашаясь, и уже хочет было двинуться к тому креслу, в котором сидел в прошлый раз, как Хёк снова его останавливает.
— Садись на кровать, я подвинусь, — парень начинает движение, от чего морщится и тихо стонет от боли. У Марка в груди как будто что-то очень сильно сжимается и долго не хочет отпускать при виде такого Донхёка. Глядя на младшего в этом состоянии, в голове Марка в очередной раз мелькают слова Хёка.
Мне осталось жить 160 дней. Уже меньше.
Юноша присаживается на край кровати, а Донхёк закрывает глаза, погружая тем самым комнату в молчание, нарушаемое только тихим дыханием Минхёна. Донхёк сейчас казался таким уязвимым, таким слабым и беззащитным перед той болью, с которой ему предстояло жить бок о бок. Сейчас не было саркастичных шуток, грустных ухмылок, заинтересованного взгляда и насмешливого тона. Сейчас были только тихие вздохи, болезненные стоны и капли слёз, выступающие в уголках глаз. Марк неосознанно тянется рукой к чужому лицу, собирает большими пальцами солёные росинки и тут же спешит отдёрнуть руку обратно, внезапно понимая, что это, наверное, слишком интимный жест для их отношений. Хотя, какие у них вообще отношения? Марк разговаривал с Донхёком четыре раза, никогда не позволял себе касаться его и уж тем более вытирать его слёзы. Но Хёк неожиданно ловит его руку, слабо и несколько несмело переплетая свои холодные пальцы с теплыми Минхёна.
День двадцать седьмой
Марк просыпается весь в поту посреди ночи, обнаруживает в ногах скомканное одеяло, смятую скатанную простынь под собой и тяжело вздыхает. Снова кошмар. Их не было уже около года, а сейчас перед глазами встает картина груды металла, тяжелого вязкого дыма, крови и самого Марка, выползающего из дымящейся машины. Авария, та самая авария, из-за которой юноша мучился по ночам в течении полугода. Он тянется за стаканом воды, делает пару жадных больших глотков и падает обратно на влажную подушку. Уснуть уже вряд ли удастся, а потому Марк тянется к телефону, листает пару сообщений от Тэёна и натыкается взглядом на новый контакт. Ли Донхёк. Недолго думая, Минхён открывает пустой диалог и печатает простое сообщение.