Долгая дорога домой (СИ)
Чужая рука в ладонях была теплой, твердой и такой сейчас нужной, важной и родной, словно они с Броком всегда сидели вот так вот плечом к плечу, держались за руки и говорили, не важно, о чем, просто говорили. Они же никогда вот так просто не разговаривали. Шуточки, пошлые и грубые подколки, миссии — да, а вот так вот пытаться обсудить что-то, прийти к разумному компромиссу — нет. И Барнс не знал, получится ли к нему прийти, потому что сам не знал, чего хочет. Может быть, это их крест — насадить добро, и они вернутся домой. А если нет, то Барнс бы хотел быть с Броком. Только бы передать весточку Стиву, что он жив.
— Я понимаю тебя и твою правоту, но именно этих людей не могу бросить. Всю жизнь на остальных положить было с прибором, даже ту деревню забывать стал, а тут как увидел глаза эти, плечи худые, руки-щепки, обреченность, с какой она с себя рубаху стаскивала, — Брок сжал руку Барнса, развернул к себе внутренней стороной ладони, всматриваясь в линии. — Хоть что-то хорошее надо в жизни сделать, достойное. Я ведь тоже не рвусь в герои, рожей не вышел, ни в коем месте на твоего Роджерса не похож, но хочется не бесполезно сдохнуть, понимаешь?
Брок выпустил ладонь Барнса из рук, поднялся. Хотелось рассказать, что вернётся сам в эту деревню сразу же, как отправит его домой, выстроит себе дом и попробует жить как человек, стараясь забыть яркие, красиво вырезанные губы, серые омуты глаз, всего Барнса. Зачем мечтать о несбыточном? Тешить себя напрасными надеждами, что-то выпрашивать у жизни?
— Может, ты и прав, — повторился Брок. — Надеюсь, Ходиму после всего хватит благоразумия не выёбываться и попробовать жить честно.
В Броке сквозила какая-то обреченность, Барнс это видел, чувствовал, от этого на загривке волосы шевелились, вот только как это исправить, он не представлял. Ну почему просто нельзя обнять, притянуть к себе, погладить по спине, сказать, что все будет хорошо, даже если это не так. Со Стивом так можно, но Стив — друг. Любимый, дорогой, единственный, но всего лишь друг. А Брока Барнс любил, и это мерзкое чувство, когда не можешь дать любимому человеку самого главного — поддержки, помощи, грызло изнутри, превращая душу в зияющую рану.
— Брок, надо менять механизм, а не шестеренку, даже и порченую, — попытался снова Барнс. — А насчет бесполезно сдохнуть, ты вернул меня Стиву, разворошил Гидру и ткнул в нее палкой. Тебе этого мало?
— Мало, золотце, — криво усмехнулся Брок одними губами. — Вот верну тебя ему снова — и можно с чистой совестью сдохнуть.
И вышел.
Всё-таки Барнс был прав, но не во всём. Сейчас систему менять не было никакого смысла, припугнуть, конечно, Ходима стоило ещё разок, чтобы не зарывался и ходил с оглядкой. А вот когда Брок вернётся обратно в деревню, тогда да, он призовёт эту мразь к порядку.
Забрав у Рады часть золотых монет и разузнав, что и у кого купить можно, Брок первым делом направился к кузнецу, надеясь хотя бы прицениться к местному вооружению. У них с Барнсом всего было вдоволь, вот только в данных условиях боеприпасы необходимо было беречь, и если вспомнить того же Кабуру, сразу становилось понятно, что хороший меч намного вернее любимого Зауэра.
Кузнец оказался мужиком толковым и понятливым. Он сразу приметил в Броке чужака, заметил и обувку, и непривычную для селян привычку держать спину прямо, но говорить ничего не стал, лишь хмыкнул себе в усы и поинтересовался, за каким лядом к нему принесло победителя местного чудовища.
— Оружие хочу купить, — в ответ оскалился Брок, чувствуя в кузнеце родственную душу.
— А своего нет, что ли? — удивлённо вскинул брови тот.
— Есть, но пусть ещё будет.
— Киран, — представился кузнец и протянул большую, покрытую мозолями руку.
Киран достал большой бутыль прозрачной, как слеза, самогонки, две глиняные кружки и кивнул в сторону стола.
Только когда Брок ушел, Баки вернулся в дом. Рада убирала со стола, пытаясь навести порядок, а Лита ей помогала.
— Рада, ты извини, что мы вот так на голову свалились, да еще стесняем тебя с семьей, — начал Барнс.
Он не рвался облагодетельствовать никого в этой деревне, но раз Брок закусил удила, было два варианта: или помочь ему, или попридержать, пока не наворотил дел. Что выбрать, Барнс пока не знал.
— Ты мне дочь вернул, — тихо сказала Рада. — Ночлег — меньшее, что я могу дать.
— Ладно, — не стал продолжать этот разговор Барнс. — Скажешь Броку, что я в лес пошел. За дичью.
Взял ножны с метательными ножами и с “Гербером”, и отправился в лес. И отключился, отрешился от всего мира, выслеживая добычу. Барнс бесшумно скользил по лесу с метательным ножом в левой руке, прислушиваясь, приглядываясь, чутко чувствуя все вокруг.
Он любил такую природную тишину, где, если прислушаться, слышно чириканье, жужжание, шебуршание. Жизнь слышалась. Не то, что в коридорах лабораторий — гулкие шаги и голоса, отражающиеся эхом от голых кафельных стен. Где можно было пролежать на столе в одиночестве, слушая только жужжание люминесцентных ламп да капанье воды из подтекающего крана.
Лес был удивительным. Барнс никогда не был силен в ботанике, да и в лесах-то бывал только ради лишения кого-нибудь жизни, но в лесу ему нравилось. Оказалось, что метательный нож хорошо заменяет охотничий карабин, просто подойти надо поближе. Когда он набил с десяток местных зайцев, довольно упитанных для весны, он привязал все это добро к хорошей палке за уши и, закинув на плечо, пошел назад в деревню. По внутренним часам он охотился часа четыре. Это было очень неплохо, но Барнс предположил, что просто в том месте жило много этих зайцев с красивой голубовато-серой шубкой.
Возвращаясь, Барнс надеялся, что Брок уже вернулся и достал, чего он там хотел. Но сам он не стал бы так сразу менять свои ножи на местные поделки.
— Рада, — позвал он хозяйку, увидев во дворе. Она стирала их с Броком шмотье. От этого почему-то стало стыдно, словно они сами были безрукие и не могли одежду постирать. Но потом Барнс вспомнил, что в этом мире подобное — норма. — Спасибо. Где можно выпотрошить?
Рада посмотрела на него странно, не то, чтобы он сделал что-то не так, ее скорее удивило, что он вообще это сделал — принес еды, хотя был, вроде как не обязан.
— За домом компост, вот возле него, — все же объяснила она. — Там увидишь место, я там курей бью.
Барнс кивнул и пошел потрошить добычу. Рубаху, по-хорошему, надо было снять, но он сомневался, а потом плюнул и снял, потому что все равно придется. Или сейчас — чистую, или потом — грязную. Пусть лучше сразу боятся.
*
Мир вращался перед глазами, но Брок упрямо пёр до дома Рады, почти не разбирая в темноте дороги, хотя и кузнец упорно уговаривал его остаться.
С Кираном посидели вполне душевно. Поначалу кузнец говорил всё больше про детей, про монстра того клыкастого, что Барнс в лесу укокошил, даже ненатурально попытался похвалить Брока. После третьей стопки разговор резко развернуло. Ещё мгновение назад добродушный мужик преобразился, сверкнул чёрными глазищами и вцепился Броку в ворот рубахи.