Burning for your touch (ЛП)
«Я знаю, что ты чувствуешь меня, Эвен».
Сначала Эвен цепляется за то, как Исак произносит его имя. Он считает, что концентрация на небольших понятных деталях помогает ему не сбиваться с пути, придерживаться сценария. Поэтому он фокусируется на том, как Исак называет его. Осторожно, словно человек, произносящий слово на языке, которым не владеет в совершенстве, пробуя и надеясь, что он не ошибается в произношении, а значит, возможно, не опозорится. В памяти Эвена вспыхивает картинка из прошлого: он вспоминает, как у Сони всегда краснели щёки, когда она говорила по-английски в компании Мутты, у которого благодаря многочасовым просмотрам сериалов было отличное произношение, как она боялась неправильно произнести слово. Он вспоминает, как она горда и упряма в этом отношении, и как Мутте на это плевать. Эвен думает, из-за этого ли Исак так осторожно проговаривает сейчас его имя, ведь прежде он много дней называл его Айвином. Ему интересно, можно ли принять это за предложение мира. Ему хочется знать, понимает ли Исак, какую боль причиняет ему в этот момент.
Мысли в голове Эвена крутятся с бешеной скоростью. Он смущён. Он не может сконцентрироваться. Его бесит, что по коже бегут мурашки. Но ему нравится, как звучит его имя, срываясь с языка Исака, проскальзывая между губами. Ему даже хочется, чтобы Исак произнёс его снова. И внезапно понимает, что не так много людей называют его по имени. Мама обращается к нему «мой сын», комбинируя эти слова с различными прилагательными в зависимости от ситуации: «мой любимый сын», «мой дорогой сын», «мой драгоценный сын». Парни в основном зовут его «Бэк Насхайм», «бро» или «чувак».
— Эвен, — повторяет Исак, возвращая его к действительности, и на этот раз это шёпот, осторожный шёпот. В его глазах сияет что-то похожее на удовлетворение.
«Он знает», — вдруг понимает Эвен. Исак знает, что Эвену нравится то, как он произносит его имя. Исак знает ещё один его секрет. Он чувствует себя побеждённым, униженным.
— Я знаю, что ты меня чувствуешь, — повторяет Исак, держась на воде. Его голос звучит нейтрально, но слова жестоки, высокомерны, окончательны.
Он признаётся Эвену, что знает ещё один из его секретов, знает, что он чувствует Исака. И он не спрашивает. Он говорит ему, что он знает. В его тоне слышится категоричность, и Эвен понимает, что нет смысла отрицать. Он внезапно осознаёт, что Исак может убедить его в чём угодно, используя лишь собственную самоуверенность.
Эвен злится. Он в полушаге от того, чтобы нырнуть под воду и отплыть к бортику. Но потом он вспоминает вторую часть заявления Исака. «Я тоже тебя чувствую».
— Как? — выдыхает он, и слово горит на языке.
— Сначала это была просто догадка, — отвечает Исак, словно ждал лишь вербального знака от Эвена, чтобы начать свою речь. — Основанная на наблюдении, разумеется. Ты оборачивался до того, как я начинал говорить. И даже когда я старался двигаться бесшумно, ты, кажется, всё равно знал, что я рядом. Однако всё это происходило случайно. Случайные встречи, события, необычные явления, если хочешь. Недостаточно для подтверждения. Поэтому я придумал теорию. Теорию о том, что ты мог чувствовать меня, и, как с любой научной теорией, я должен был испробовать её и…
— Можешь избавить меня от этого претенциозного дерьма? — рявкает Эвен, и его трясёт от нахлынувших чувств, которые он не привык показывать. Злость, страх, сомнение, уязвимость. Они лучшие друзья Эвена. Они составляют ему компанию в темноте, словно зная, насколько он одинок, насколько готов принять всё, что ему предложат. Обычно он может сдерживаться, выпускает их наружу лишь в темноте, когда лежит, закутавшись в одеяло. Но Исак приводит его в ярость, заставляет мысли бежать быстрее, грудь вздыматься от переполняющих эмоций, вынуждает его действовать не по сценарию. И Эвен никак не может точно определить, почему этот парень вызывает в нём желание одновременно наброситься на него и обнять, и, возможно, ударить его по этому совершенному лицу.
Ты не бьёшь людей.
— Прости, — говорит Исак, и это выходит тихо, удивлённо. Он отплывает немного дальше, и Эвен задумывается, не слышал ли он его мысль о том, что он хочет его ударить. Или, может, дело в том, что он хочет его обнять, и именно это заставляет его отступить. — Как я уже говорил, — продолжает Исак, — я думал, что ты можешь меня чувствовать, поэтому я стал проверять свою теорию. Проходил мимо классов, где ты был, чтобы посмотреть, будешь ли ты наблюдать, так как почувствовал, что я зашёл в здание. Пытался попадаться тебе на глаза, чтобы понять. Не знаю. Пробовал разные вещи, чтобы получить достаточно эмпирических доказательств.
Эмпирические доказательства. Ну что за человек.
— И? Ты сделал такой вывод? Что я мог тебя как-то чувствовать? — кривится Эвен. Он пытается быть злым, но сомневается, что выражение его лица соответствует тону. — Ты принимаешь наркоту или что?
— Не срывайся на мне, как какой-то обиженный ребёнок. Я серьёзно, — говорит Исак, его глаза темны и спокойны, а слова режут Эвена по живому. Меня что, так просто читать? — Как бы то ни было, каждый раз, когда я смотрел на тебя, ты уже смотрел на меня. И каждый раз, когда я прохожу мимо, ты очень сильно напрягаешься, стискиваешь зубы.
— Ты использовал меня, как лабораторную крысу, эти несколько недель, — замечает Эвен, начиная осознавать произошедшее.
— Ничего личного. Я просто наблюдал за тобой и пытался понять, — парирует Исак.
— Как у тебя вообще появилась такая идея? Это что, уже происходило с кем-то кроме меня? Другие люди тоже… чувствуют тебя?
— Нет. По крайней мере я об этом не знаю, — пожимает плечами Исак.
— Тогда как ты вообще можешь делать такое заключение?!
— Потому что я чувствую тебя, — говорит Исак, и кажется, что он выдыхает слова, которые очень долго хранил в себе. — Чувствовал тебя с первого дня здесь.
После этого они оба замолкают, Эвен старается осмыслить слова Исака, а Исак пытается перестать краснеть. Эвену интересно, является ли это проблемой для Исака, его румянец, связано ли это с его чувствами, и если да, то с какими именно.
— Чувствуешь меня как? — спрашивает Эвен.
— Думаю, так же, как ты меня.
— Ты не знаешь, как я тебя чувствую. Я тебе не говорил, — замечает Эвен скорее для себя. Он понимает в этот момент, что Исак, вероятно, очень хочет узнать, но отказывается спрашивать Эвена прямо. Он хочет выведать это у него. — Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал.
— Я был бы признателен, — говорит Исак.
— И что я получу? — Эвен машет рукой, показывая на пространство между ними. — За это?
— Ты не тот человек, который делает вещи в обмен на другие вещи, Эвен, — отвечает Исак, и это как удар ниже пояса, снова, всегда. Его слова.
— Ты меня не знаешь, — слабо возражает Эвен.
— Знаю. Я отлично справлялся со своей домашней работой последние несколько недель. Как ты думаешь, почему я активно участвовал во всех этих скучных лекциях?
Эвен не может точно сказать, издевается ли Исак над ним сейчас.
— Я не понимаю, издеваешься ты сейчас надо мной или нет, — признаётся он, и по какой-то причине его слова рассеивают убийственное выражение в глазах Исака. Эвен не может видеть его насквозь, и иногда ему кажется, что Исак тоже не может этого по отношению к нему.
— Я… Нет, не издеваюсь, — спокойно отвечает Исак. — Я не всё время следил за собой. Я читал об этом, пытался основывать свою теорию на чём-то конкретном. Не знаю. Может, на физике. Я думаю.
— На физике.
— Каждое действие имеет равное ему по силе противодействие. Третий закон Ньютона.
Эвен вспоминает ответ Исака на уроке в тот день. Исак пытался намекнуть ему, что он тоже его чувствует?
— Я пытался намекнуть на физике, но ты не понял, — говорит Исак, снова отвечая на его мысли.
— Я думал, ты больше по философии, а не по наукам, — выпаливает Эвен, потому что у него закончились слова. Он ужасно устал всего лишь от простого разговора с Исаком.