Burning for your touch (ЛП)
— Ну, например, почему вчера позвонила школьная медсестра и проинструктировала меня, чтобы я намазала кремом грудь своему девятнадцатилетнему сыну?
Грёбаная Айли.
— Я сделал кое-что во время физкультуры, — пожимает плечами Эвен. — Я поранился.
Слова заставляют его поморщиться. Я поранился. Мать, очевидно, замечает, потому что на мгновение её улыбка меркнет.
— Как это возможно получить солнечный ожог во время урока физкультуры? — спрашивает она, возвращая улыбку на лицо. В этом нет никакого смысла, в том, что она улыбается. Возможно, она не хочет выглядеть грозной, но подобная реакция заставляет Эвена тревожиться.
— Хм… Это немного сложно объяснить.
— Ты можешь мне рассказать, — убеждает она его.
Эвен не хочет врать своей маме. Она и так уже столько делает для него, поэтому последнее, чего ему хочется, — обманывать её. Но он не знает, как объяснить, что в школе появился новичок с загадочным кожным заболеванием и что Эвен бросился ему на помощь. Он не знает, как объяснить это, не разочаровывая её, не вызывая подозрения, что Эвен мог специально подвергнуть себя опасности. Эвен не вынесет, если ему снова придётся её разочаровать.
— Я не знаю, как объяснить, — бормочет он, яростно тыкая вилкой в омлет.
На кухне повисает гнетущая тишина, но в какой-то момент мать её нарушает.
— Администрация школы прислала мне письмо. Они объяснили ситуацию, — говорит она, и, хотя её голос звучит мягко, Эвен резко поднимает голову.
— Что? Какую ситуацию?
— О новом ученике. Они объяснили, что он плохо себя почувствовал, в результате чего потерял сознание, и что его нужно было доставить в кабинет врача, — она проговорила эти слова так, словно прочла написанный текст. Эвен задумывается, не репетирует ли и она их разговоры до завтрака. — Они объяснили, что вы с Муттой вызвались отнести его туда.
Эвен не знает, как интерпретировать тон матери. Он всё ждёт, что она покажет своё разочарование, но в её голосе звучит чуть ли не гордость. И когда Эвен поднимает глаза, она ему улыбается.
— Я горжусь тобой, — говорит она, и Эвен любит её всем сердцем. — Ты такой бескорыстный и чудесный. Мой смелый мальчик.
Она наклоняется вперёд и, схватив его за подбородок, легонько трясёт. Глаза Эвена широко раскрыты, но ему удаётся выдавить из себя улыбку. Он так сильно любит её.
— Я беру пример со своей мамы, — говорит он, когда она отпускает его подбородок. Тогда она подходит к нему и целует в лоб, и он позволяет ей.
Сегодня хороший день.
.
Эвену интересно, придёт ли Исак сегодня в школу. Мутта ранее написал в групповой чат, что пропустит день, потому что по-прежнему испытывает боль, и врачи в больнице сказали ему отдохнуть. А Адам ударился в обсуждение теорий заговора, когда Эвен сообщил, что чувствует себя нормально.
«Что если он может контролировать, кого обжигает? Что если он пожалел Эвена? Твою мать, а что если у Эвена тоже есть суперспособности? Что если Эвен не чувствует боли?»
«Блядь, Адам, заткнись».
Сегодняшний день обещает быть интересным.
По какой-то странной причине идти в школу приятно. В наушниках Эвена играет саундтрек из фильма «Ромео + Джульетта», и он чувствует странное оцепенение, когда добирается до Radiohead и их «Talk Show Host».
«Я хочу стать кем-то другим, иначе я взорвусь». Да, я тоже.
Он уже собирается погуглить текст песни целиком, когда за пару кварталов до школы на него из засады нападают Адам и Юсеф.
— Подожди! Прости, бро. Тебе больно?! — восклицает Адам, когда Эвен морщится и старается отклониться от его рук. — Как ты? Ты уверен, что всё нормально?!
— Всё в порядке. Я просто не ожидал нападения. Вот и всё, — смеётся Эвен, снимая наушники. — Как дела, парни?
— Теперь хорошо, когда ты здесь, — со вздохом отвечает Юсеф. — Мутта сегодня прогуливает, так что мне пришлось всю дорогу слушать болтовню этого психа.
— Кого это ты называешь психом, сам псих! — отзывается Адам, а Эвену снова хочется исчезнуть отсюда.
«Псих», «сумасшедший». Тебе всё равно когда-нибудь придётся поговорить с ними об этом.
— Как дела у Исака? Ты с ним говорил? — спрашивает Юсеф спустя какое-то время. Он препирался с Адамом — точнее Адам жаловался, что Юсеф постоянно его игнорирует — и Эвен пропустил минут пять; несмотря на то, что он смеялся и в нужные моменты кивал головой, его мысли вернулись к происходящему лишь после упоминания имени Исака.
— Хм, я не знаю, — отвечает Эвен, внезапно смутившись.
Он так и не спросил Исака вчера, как он себя чувствует. Он думал лишь о себе. Он совсем не такой бескорыстный и чудесный, каким считает его мама. Ему становится стыдно.
— Интересно, придёт он сегодня или нет, — говорит Юсеф.
.
Исак не приходит в школу, и ещё несколько людей останавливаются, чтобы спросить, как Эвен себя чувствует, и сказать, что он «вчера выглядел круто». В основном это девушки, и Эвен улыбается и немного болтает с ними. Ему нравится давать людям возможность чувствовать себя значимыми и уделять им внимание, когда они подходят к нему. Но в этом нет искренности, он общается с ними из вежливости и доброты.
Эвен продолжает вытягивать шею, гипнотизируя взглядом двери и окна кабинетов, в которых сидит, надеясь увидеть закутанного в семь слоёв одежды Исака, бегущего по коридору. Но когда он вспоминает, что физически ощутил бы его присутствие, если бы тот пришёл в школу, он сникает. Он совсем его не чувствует.
Что если связь разрушилась?
По какой-то странной причине эта мысль пугает его ещё больше.
— Ты о чём замечтался? — спрашивает Элиас, щёлкая пальцами у него перед глазами.
— Просто думаю, понимаешь ли ты, что та второкурсница никогда не скажет тебе да, — усмехаясь, отвечает Эвен и наблюдает, как остальные парни начинают ржать. Он в восторге. На мгновение он в восторге.
К концу дня Эвен чувствует себя измотанным, уставшим, расстроенным, обеспокоенным и вялым, словно он потерял кусочек себя. Он вытаскивает телефон и ищет в инстаграме страницу Гераклита. «Пользователя с таким именем не существует». Он снова хмурится.
Он отправляется в кабинет врача, чтобы спросить, что случилось с Исаком накануне, после того, как Эвен ушёл. Его любимая медсестра Айли — та, что осматривала Эвена, — улыбается ему и предлагает присесть.
— Ты же знаешь, что я не могу тебе этого сказать, — мягко отвечает она, поправляя тёмные волосы, стянутые в как обычно идеальный хвост.
— Вы можете мне сказать то, что видели остальные. Эта часть не является конфиденциальной, — говорит Эвен. — Я просто хочу знать, в порядке ли он.
Это признание удивляет его самого. Звучит так, словно он волнуется за Исака. И, вероятно, так и есть. Он просто ещё не понял, как это интерпретировать.
— Он в порядке, — она снова улыбается, облокачиваясь на стол и упираясь подбородком в руки. — Ему стало лучше, как только мы выгнали всех отсюда. Мы дали ему обычное обезболивающее.
— Что с ним случилось? Почему ему было плохо?
— Боюсь, что не могу тебе этого сказать.
— Понимаю, — отвечает Эвен, хотя и чувствует раздражение. Он уже собирается встать и уйти, когда она снова обращается к нему.
— Я не могу тебе сказать, но, возможно, знаю того, кто может.
— Хм?
— Ты всегда можешь спросить его, — говорит она, наклонив голову вбок, и ямочки на её щеках становятся особенно заметны. — Я уверена, он это оценит.
Эвен немного краснеет от её тона. Он не уверен, на что она намекает, но начинает нервничать.
— Значит, вы его не знаете, — смеётся он, надеясь, что она поймёт шутку и отпустит его с крючка.
— Да нет, знаю, — отвечает она. — Возможно, Исак и кажется сильным малышом, но он будет очень счастлив, если ты захочешь с ним пообщаться. Поверь мне.
— Хм. Ладно.
Эвен покидает кабинет с каким-то странным чувством. Он растерян и практически уверен, что Айли знает что-то, чего не знает он. Он вытаскивает телефон и снова ищет Гераклита. Ничего. Он вздыхает, открывает Гугл и печатает «Гераклит», надеясь найти ещё какой-нибудь аккаунт в соцсетях, может быть, на Фейсбуке. Всё, что он находит, — статьи о философе-досократике. Разумеется.