Burning for your touch (ЛП)
Это доставляет ему удовольствие?!
Эвен добирается до свитера и не знает, снимать ли его тоже. Он замечает, что под ним у Исака надета футболка, так что решает снять. Он освобождает обе руки, а потом, когда наконец стягивает свитер через голову и пытается приподнять Исака, чтобы вытащить из-под него пуховик, Исак обхватывает Эвена руками за шею и притягивает к груди, обнимая его.
Тепло. Электричество. Всё это горит в его сердце, но не обжигает его тело. Эвен теперь чувствует разницу.
Исак не обжигает его сейчас. Он впускает Эвена в свой жар, освобождает для него место, обволакивает своим теплом, молит об успокоении, облегчении, освобождении.
Исак цепляется за него изо всех сил, и Эвен хочет подарить ему весь мир.
— Больно! Так больно! — хнычет Исак. — Обними меня, пожалуйста.
Сердце Эвена разбивается от этого признания, от уязвимости, от полной капитуляции. Исак никогда бы не попросил обнять его так, если бы не был полностью лишён способности дышать, существовать.
— Блядь… — выдыхает Эвен, прежде чем обвить руки вокруг спины Исака. Он поднимает его, потом перекатывается на бок, укладывает Исака на себя. Последнее, чего Эвену сейчас хочется, — это раздавить его.
И он обнимает его. Обнимает Исака так крепко и так сильно, что у него болят кости. Эвен обхватывает ногами его ноги и вздыхает, когда Исак обвивается вокруг него, всё ещё дрожа и хныча.
— Пожалуйста… — снова умоляет Исак, и Эвен не знает, чего он хочет, не знает, в чём нуждается, поэтому просто гладит Исака рукой по спине, массирует, успокаивает боль, овладевшую им.
Эвен обнимает его, и прикасается, и укачивает, пока дыхание Исака не выравнивается, пока он сам не остаётся единственным, кто дрожит.
Смущённый собственным возбуждением и недостатком самоконтроля, Эвен перекатывает Исака на его половину кровати, когда тот засыпает, потом уходит прогуляться.
.
Эвен возвращается к завтраку. Он замёрз и чувствует себя идиотом из-за того, что заснул, сидя у дерева.
Когда он заходит в коттедж, те немногие, кто уже проснулся, либо ухмыляются, либо смотрят на него с тревогой.
— Что? — хмурится он.
— Чувак, ты что, трахнул Вальтерсена прошлой ночью? — спрашивает Вегард, отчего двое парней за его спиной разражаются смехом.
— Что?! — Эвен чуть не давится от этих слов.
— Что это были за стоны, бро? Да и как вам удалось? Вы что, вместе порнуху смотрели? Ты надевал перчатки, чтобы дотронуться до него? — ухмыляется Вегард.
— Что за хуйню ты несёшь? Он заболел, ты, мудила! — шипит Эвен и уходит из гостиной, чтобы проведать Исака.
.
— Так, какого хера ты делаешь? — Микаэль накидывается на него, когда Эвен снова обувается у входной двери.
— Я спущусь в ближайший город, чтобы купить лекарства в аптеке, — отвечает он.
— Попроси кого-нибудь из парней тебя отвезти.
— Там снег валит. Они не смогут вести машину в таких условиях.
— А что заставляет тебя думать, что ты в таких условиях сможешь идти?
— Ничего страшного, это ерунда, — пожимает плечами Эвен.
— Нет! Ерунда — это то, что Исаку плохо. Он только что сказал тебе, что может подождать, пока кто-нибудь достанет ему лекарства, которые он забыл дома.
— Этот парень врёт, как дышит. Я вчера спал рядом с ним. Это не ерунда. Ему очень больно.
— Но почему именно ты должен горы свернуть, чтобы добыть для него обезболивающее? Это бред. Что если ты упадёшь и сломаешь себе что-нибудь?! — восклицает Микаэль. — Позволь мне хотя бы пойти с тобой.
— Нет, ты должен присматривать за ним. Я не доверяю этим козлам.
— Эвен…
— Микаэль, со мной всё будет нормально. Я вернусь через пару часов, ладно?
.
Эвен приходит к выводу, что это глупое решение, минут через двадцать после начала спуска с горы. Он больше не чувствует пальцев, лица, ног, и ему становится по-настоящему больно. Ещё больше беспокоит тот факт, что снег доходит уже до икр и он не видит протоптанной дорожки для спуска, не говоря уже о том, что он вообще практически не видит, куда идёт.
Эвен идёт сквозь снег, тащит свои длинные и слабые ноги, продолжает двигаться вперёд, шаг за шагом. Он идёт, и идёт, и идёт, пока ему не становится тяжело дышать, пока мысли не спутываются в непонятный клубок.
Эвен думает, как много времени понадобится людям, чтобы найти его тело, если он остановится и ляжет в снег. Он думает, сколько времени пройдёт, прежде чем люди вообще заметят, что он ушёл. Он думает о Микаэле, который не хотел его отпускать. Возможно, он испытает облегчение, узнав, что Эвен наконец умер, что на этот раз всё получилось. Ему не нужно будет притворяться, что всё нормально, когда к нему пристаёт его предполагаемый лучший друг, не желающий уважать границы. Мику не нужно будет притворяться, что ему есть до Эвена дело.
Эвен думает о матери, о том, как она сейчас несчастна. О том, как её муж — его отец — оставил их из-за него. О том, как мать никогда не винила его, ни разу. О том, как она беззаветно любит его, но совсем не любит себя. Эвен думает о ней. Он думает о своих друзьях, которые шутят над тем, что он сумасшедший, и нянчатся с ним, словно он может разбиться, относятся к нему, как к фарфоровой статуэтке. Он думает о том, как низко ценит себя, что бросил вызов метели, чтобы достать лекарства парню, который, вероятно, терпеть его не может. Он думает о своих рубцах и шрамах, где кожа пульсирует, прося добавить туда новых. Он думает о том, насколько он слабый, о том, как его мозг не даёт ему жить. О том, какой он фальшивый, о том, что чувствует себя одиноким и нелюбимым. О том, что не верит, что кто-нибудь полюбит его настоящего, о том, что ему до гробовой доски придётся скрываться под маской.
Эвен не просто так не любит холод. Он всегда сокрушает его. Всегда напоминает обо всех проблемах, обо всём неправильном в нём.
Плачущий философ. Эвен задумывается, кто разбил сердце Исака, возможно ли, что это та же сущность, что разбила его собственное.
Эвен стоит на коленях в снегу. Слёзы кристаллами застыли на его щеках, вокруг его ресниц, и это причиняет боль. Он не должен плакать в такой холод. Не должен. Хотя это так приятно. Сладкое освобождение.
Эвен ещё минуту обдумывает возможность сдаться, но потом поднимается на ноги. Его мама и друзья не переживут, если с ним что-то случится. А Исаку нужны его лекарства.
.
Эвен добирается до города с ужасной головной болью, и его предлагают отвезти обратно в коттедж вместе с лекарствами.
Однако ему не доводится отдать их Исаку. Он даже не может проверить, как он. Потому что в тот момент, когда он добирается до коттеджа, он падает ничком на землю.
.
Эвен просыпается на диване, который должен был делить с Микаэлем, и его трясёт. Микаэль объясняет, что это, вероятно, гипотермия. И что ему нужно принять ванну.
— Как Исак? — спрашивает он.
— Да какая разница, Эвен?! Почему ты не вернулся, когда увидел, насколько всё плохо? Какого чёрта?!
Эвен просит Микаэля набрать ему ванну. Его по-прежнему трясёт, когда он выходит из неё. Голова по-прежнему раскалывается. Он чувствует себя ужасно. Но когда Арвид говорит, что то, что он сделал для Исака, очень круто, Эвен немного гордится собой.
Он решает, что всё пройдёт во сне. И ему снятся белые небеса, белые горы и холод, проникший в кости. Эвену снятся его демоны, его самые потаённые страхи. Эвену снится, что он сдаётся, что он отпускает себя.
Эвен чувствует, что тонет, и тонет, и тонет. И он надеется, молится той божественной силе, что присматривает за этим миром, что это мимолётно, преходяще, что это не начало депрессивного эпизода, что в этом нет ничего плохого, что это просто побочный эффект гипотермии.
.
Микаэль приносит ему ужин, потом пытается заставить поболтать с мамой по видеосвязи, но Эвен отказывается. Он не хочет, чтобы она видела его таким.
Он перебирается в комнату Исака, потому что ему нужно спать, а все тусуются вокруг дивана, на котором он лежит. И он не думает об этом или о том, где же сейчас Исак. Эвен концентрируется на том, чтобы заглушить собственные мысли.