Burning for your touch (ЛП)

Однако Исак находит его. В какой-то момент он оказывается рядом, сидит у кровати и просто смотрит на него.
— Почему ты это сделал? — спрашивает он.
— Тебе было больно, — бормочет Эвен.
— Блядь, Эвен! — стонет Исак, но выглядит при этом застенчивым, практически счастливым.
— Какая самая приятная вещь, которую для тебя когда-либо делали? — спрашивает Эвен, натягивая одеяло до подбородка. Ему слишком холодно.
— Кое-кто спустился с горы, чтобы добыть для меня обезболивающее.
Эвен улыбается.
— Хорошо. Я люблю соревноваться, — отвечает он, пусть и слабо.
— А ещё ты безрассудный, и импульсивный, и тупой, и сложный, и я никогда не могу понять, ты хочешь меня ударить или обнять.
— Чаще всего и то, и другое. Единство в многообразии, верно? Твой приятель Гераклит.
— Он не мой приятель! — Исак закатывает глаза.
— Скажи, почему тебя нравится Плачущий философ?
— Ты его погуглил.
— Да, — кивает Эвен. — Так что ответь мне.
— Потому что мне кажется, что он похож на меня.
.
Эвен засыпает, а когда просыпается, то чувствует, что к его спине прижимается тёплое тело, согревающее его.
ИСАК.
У Эвена голая грудь, а Исак полностью одет, укутан в обычные слои, и он согревает его, водя пальцами, закрытыми перчатками, вверх и вниз по его рукам.
«Ты меня не обожжёшь».
Исак не причиняет ему боль. Исак согревает его, прикасается к нему, воспламеняя изнутри и утешая.
— Исак.
— Я знаю, знаю. Но я уверен, что не обожгу тебя, если буду в перчатках и одежде и если достаточно сконцентрируюсь. К тому же ты до сих пор очень холодный, и всё, что может поднять температуру…
— Исак… — повторяет Эвен, на этот раз желая прервать ход его мыслей.
— Да?
— Сними перчатки.
— Что?
— Поверь мне, — бормочет Эвен. — Ты меня не обожжёшь. Я это знаю. Просто сними их.
Исак так и делает, хотя и нерешительно. И когда он понимает, что от лёгкого прикосновения пальцем Эвен не морщится от боли, он начинает взволнованно трогать его с нарастающим энтузиазмом.
— Как это возможно? — спрашивает Исак и, кажется, он сейчас задохнётся.
Думаю, я создан для тебя, а ты создан для меня.
Эвен снова засыпает, а когда просыпается, он лежит на груди Исака, уткнувшись носом в изгиб его шеи, и слушает его тихое дыхание. Ему совсем не больно. В положении их тел чувствуется умиротворение и мягкость. Правда, Исак спит, и Эвену хотелось бы знать, бодрствовал ли он, когда они легли так.
Уже поздно, по крайней мере если судить по отсутствию звуков в доме.
.
— Он говорил, что огонь — это Архэ́, — рассказывает Исак, когда просыпается, и они отстраняются друг от друга. — Гераклит. Он говорил, что огонь является первопричиной всего, единственной стихией, подчиняющей себе всё. Думаю, поэтому он мне так сильно нравится.
— Думаю, теперь он мне тоже нравится, — кивает Эвен. Огонь. Огонь — это центр вселенной. — Плачущий философ.
— Да.
— Я тоже чувствую себя, как он, — продолжает Эвен. — Правда, только в части «плачущего».
Исак смеётся, потом поворачивается на бок, чтобы посмотреть на Эвена. Его ресницы кажутся нереально длинными в мягком лунном свете, проникающем из окна.
— Нам нужно поспать, — шепчет он, робко улыбаясь, словно знает, как сильно Эвен хочет его сейчас.
— Да. Нужно.
.
Они просыпаются снова посреди ночи, горя в объятьях друг друга. Исак в футболке, а грудь Эвена обнажена. Исак утыкается лицом Эвену в шею, словно вдыхает его запах, а Эвен скользит руками по его спине, заставляя издавать тихие, едва различимые звуки. Исак такой отзывчивый, что реагирует на всё, на малейшее прикосновение. Он настолько изголодался по ласке, что Эвену хочется кричать.
— Я не понимаю, что происходит! Я схожу с ума! — хнычет Исак в ухо Эвена, впиваясь пальцами ему в бок.
— Ты не всегда меня обжигаешь.
— Но почему? — спрашивает Исак, ведя кончиком носа по подбородку Эвена, заставляя его крепче сжимать объятья.
— Наука, — выдыхает Эвен, потому что не знает, что ещё сказать, слишком поглощённый близостью Исака, неприкрытой страстью, потребностью и нежностью, которые он испытывает. — Нам нужно проводить больше экспериментов.
— Да, — вздыхает Исак, скользя губами по ключицам Эвена, но даже не пытаясь их поцеловать. Он просто касается их ртом и постоянно извивается, словно не может поверить в происходящее. Эвен понимает, что всё это для Исака в новинку. — Нам нужно делать это почаще.
— Это, — повторяет Эвен. — Наука.
— Наука, — соглашается Исак, зарываясь пальцами ему в волосы, и практически взвизгивает, когда Эвен обвивает руками его талию и притягивает ближе к себе. — Это наука, не гомосексуальность.
Эвен заливается смехом, и они продолжают обниматься, пока не засыпают.
Когда они наконец просыпаются утром, их ноги и руки переплетены, и сердце Эвена ещё никогда не было настолько наполнено чувствами. Исак выглядит таким красивым этим утром, настоящим, простым, но от этой простоты щемит сердце. Он слабо улыбается во сне, повернув голову к Эвену. К Эвену, которому не хочется его будить, хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался.
Поэтому он смотрит на Исака ещё какое-то время, осторожно нажимает пальцем на кончик его носа, заправляет пряди волос ему за ухо. От Исака захватывает дух, когда он не строит козни, и Эвен краснеет, как влюблённый мальчишка.
Исак придвигается ближе, и лишь когда их тела соприкасаются, Эвен замечает.
Ох.
Что это? Стояк?
Исак распахивает глаза, стоит только этой мысли оформиться в голове, и Эвен видит, как унижение и смущение отражаются в его зелёных глазах. Он видит отчаяние, боль, непонимание, скрытые и противоречивые чувства. Он видит его стыд. Он видит его сомнения. Он видит его страхи.
«Я не такой. Я не гомосексуал».
Исак выглядит напуганным, словно его вынудили раскрыть тайну. Он выглядит так, словно сейчас взорвётся, словно сейчас разрыдается.
Исак. Плачущий философ.
Насколько ты одинок? Насколько одиноким ты чувствуешь себя?
Эвен хочет потянуться к нему, успокоить, сказать, что в этом нет ничего страшного, что всё в порядке, что ему нечего стыдиться, что у него всё будет хорошо, что его отец не сбежит, что его мать не расстроится, что его сестра не перестанет его любить, что друзья не бросят его, что это нормально.
Но Эвен и себя-то не может в этом убедить.
И на этот раз, когда Исак плачет, лёжа в кровати в объятьях Эвена, его глаза не пусты. На этот раз он полностью сокрушён.
Плачущий философ.
Эвен протягивает руку, чтобы дотронуться до него, но Исак пихает его в грудь, а потом выбегает из комнаты, давясь сдерживаемыми рыданиями.
И Эвен лежит на спине, поражённый и задыхающийся, с красным отпечатком руки Исака на груди.
Ему больно. Даже больнее, чем когда Эвен дотронулся до него в Хэллоуин.
На этот раз Эвен не сам обжёгся.
На этот раз Исак обжёг его.
========== Глава 6 - Философия страдания - часть 1 ==========
Завтрак проходит мучительно неловко, и Эвен изо всех сил старается не следить за каждым движением Исака. Он жуёт свои хлопья и не позволяет себе морщиться, ни разу, хотя чувствует жжение — ожог на груди в буквальном и переносном смыслах требует определённого внимания, но он пока не готов это признать, не говоря уже о том, чтобы разбираться с ним.
Где-то посреди рассказа Вегарда о волшебных сиськах какой-то второкурсницы, Эвен сдаётся и начинает откровенно пялиться на Исака, который в данный момент не обращает на него внимания. На Исака, который отпускает шутки и, смеясь, откидывает голову назад, продолжая прятаться за Арвидом.
Арвид.
Эвен его ненавидит. Он не уверен, что ненавидел кого-то раньше, но подозревает, что сейчас испытывает именно это чувство. Он не понимает, когда самый отъявленный мерзавец в школе подобрался так близко к Исаку, в прямом и переносном смысле. Эвен не понимает, почему он оказался так близко к Исаку. Почему он не морщится. Почему он больше его не боится. Почему он заставляет его смеяться. Как ему удаётся заставить его смеяться.