Burning for your touch (ЛП)

Эвен не понимает, что происходит между Исаком и Арвидом, и почему его вообще это волнует. В голове крутится множество самых невероятных вариантов, потому что он не может объяснить себе, что могло свести двух парней, которые так явно презирали друг друга и даже однажды публично схлестнулись. В этом нет никакого смысла. Если только…
Что если у него такая же связь с Арвидом? Что если я не единственный?
Эта мысль заставляет кровь застыть в жилах. Заставляет брови сойтись на переносице, а сердце разбиться. Наполняет его грустью и непонятным чувством, вероятно, похожим на ревность. Это абсурд, но Эвен чувствует себя преданным и убитым горем, и, вероятно, разочарование написано у него на лице, потому что Микаэль вдруг обнимает его за плечи, слегка сжимает и спрашивает, что случилось.
— Ничего, — пожимает плечами Эвен и делает глубокий вдох, понимая, что ведёт себя нелепо.
И когда он снова находит глаза Исака — потому что он не может этому сопротивляться, потому что взгляд Исака требует внимания, магнитом притягивая к себе, — Эвен видит в них ярость.
Ну а ты-то почему злишься?
Теперь они сверлят друг друга сердитыми взглядами. Эвен знает, что ему, наверное, стоит прекратить, что они привлекают к себе ненужное внимание, что люди и так уже болтают о них и ночной истории со стонами. Но он не может отвести глаза, не может оторвать взгляд от Исака, может лишь продолжать смотреть, цепляться за него, как какой-то истосковавшийся по вниманию, томящийся от любви дурак, готовый позволить объекту своей привязанности снова и снова топтать его самолюбие, если он хотя бы таким образом признает его существование.
Вообще Эвен не назвал бы Исака объектом своей привязанности, но томление по нему, поселившееся в его сердце, сводит с ума. Исак только что бросил его в кровати в жалком состоянии, с настоящим ожогом на груди, просто ушёл, ничего не объяснив и не извинившись. И вместо того, чтобы расстроиться, Эвен беспокоится, он беспокоится, и ревнует, и страдает по нему, придумывая истории о сокрушённом и сломленном мальчике.
Эвен всё романтизирует, и Исак прав. У него действительно комплекс спасителя.
Микаэль снова касается его плеча, на этот раз более ощутимо. И это прикосновение возвращает Эвена обратно, даёт ему опору, сильный запах Микаэля наполняет собой его сознание, когда тот наклоняется к нему.
— Почему вы с Исаком сверлите друг друга взглядами? — шепчет он.
Брови Исака ещё сильнее сходятся на переносице.
Ох. Он тоже это чувствует.
— Это не так, — отвечает Эвен, продолжая смотреть на Исака. Так странно перешёптываться с лучшим другом и в то же время глазеть на кого-то, кто тоже не может оторвать глаз, хотя всё утро отказывался обращать на него внимание. На кого-то, кто обнимал его ночью, а потом сбежал весь в слезах.
— Эвен, я не хочу выпытывать или давить на тебя. Но ты можешь, ну, знаешь, поговорить со мной обо всём, — неловко говорит Микаэль. Честность и нервозность, сквозящие в его голосе, заставляют Эвена оторвать глаза от Исака и наконец посмотреть на друга. Тихий рэп, доносящийся из колонок, теперь практически не слышен. — Я знаю, что я не очень-то хорош в этом и что ты бы предпочёл поговорить с Муттой. Но я надеюсь, ты знаешь, что я тоже могу тебя выслушать.
Эвен чувствует себя ужасно, потому что всего несколько минут назад Микаэль практически перестал существовать для него. Когда он гипнотизировал Исака взглядом, Мик был лишь посторонним шумом, всего лишь двумерным второстепенным персонажем, у которого нет собственной истории.
Микаэль, его лучший друг, который сейчас кажется просто знакомым. Микаэль, который приехал сюда, чтобы подстраховать его. Микаэль, которому кажется, что он что-то ему должен. Микаэль, который не понимает, что происходит с Исаком и просто хочет помочь.
— Я знаю, — говорит Эвен, слабо, но искренне улыбаясь ему. — Я потом тебе расскажу. Обещаю.
— Ладно. — Микаэль кивает, робкая улыбка растягивает его губы. — Просто вы с ним не давали всем спать прошлой ночью, когда трахались. Так что это меньшее, что ты можешь сделать…
— Ох, заткнись! — смеётся Эвен и отпихивает его.
— Нет, ну просто это впечатляет! — фыркает Микаэль. — Уверен, если бы ты захотел присоединиться к этому дерьму рюссов, ты бы выиграл во всех конкурсах. Замутить с кем-то, к кому в буквальном смысле нельзя прикоснуться? Это уже какой-то новый уровень.
Смех замирает в горле Эвена, ему кажется, что сердце сжимается в груди. Он не перестаёт смеяться. Он продолжает хихикать до тех пор, пока ему не становится невыносимо терпеть фальшь в этом звуке. Потом, когда двое человек присоединяются к их разговору, Эвен снова смотрит на Исака, надеясь, что он не слышал слов Микаэля.
Вероятно, не слышал, по крайней мере если судить по тому, как он смеётся с Арвидом в другом конце комнаты. И он больше не сверлит Эвена сердитым взглядом.
Исак не слышал.
.
Эвен смеётся над каким-то нелепым мемом с Матсом — парнем, которого он может терпеть, — когда Исак проходит мимо, не удостоив взглядом, и незаметно для всех сосредоточенно проводит указательным пальцем по его плечу.
Незаметно для всех кроме Эвена, который сдерживает желание подпрыгнуть на месте, и поморщиться, и, возможно, вскрикнуть.
Он что, только что?!..
Исак обжёг его. Он на самом деле обжёг его по пути в комнату. И он сделал это специально. Исак бы никогда не стал так просто водить указательным пальцем по людям. Когда он вообще снял перчатки?
— Ты в порядке, чувак? — спрашивает Матс, вероятно, забавляющийся ошарашенным выражением лица Эвена.
— Я. Э-э-э. Я…
Матс ржёт, откидывая назад свою бритую голову, захлёбывается хохотом, заставляя Эвена чувствовать себя смущённым и немного раздражённым.
— Что смешного? — спрашивает он, разыгрывая весёлое изумление.
— Ты пойдёшь за ним или как? — говорит Матс.
— В смысле?
— Чувак, Исак реально чуть пальцем тебя не порезал, а ты даже с места не сдвинулся. Очевидно, он требует твоих услуг. И он, должно быть, в отчаянии, раз так неуклюже делает это на глазах у всех.
Эвен оборачивается и видит, что ещё несколько парней, сидящих на полу и на диване, смеются. Так что Исак оказался не таким уж ловким.
.
Эвен не знает, чего ждать, когда идёт в их комнату. Он думает, попросит ли Исак оставить его в покое и никогда больше не приближаться к нему, или предложит какое-нибудь нелепое научное объяснение своему очевидному возбуждению утром. Он думает, потребует ли Исак перестать на него смотреть или забыть о двух ночах, которые они провели, обнимаясь. Он пытается придумать, зачем Исак призывает его сейчас, да и вообще, призывает ли, может, он просто хотел его обжечь.
Он злится. Наверное, он обжигает меня, когда злится.
Когда Эвен заходит в комнату, Исак стоит спиной к двери, так что Эвен неловко переминается с ноги на ногу в дверном проёме и ждёт.
— Сядь, — приказывает Исак, роясь в рюкзаке с таким же логотипом «Blue Ruin», что был на эко-сумке, которую он оставил матери Эвена.
— Что?
— Сядь на кровать, — поясняет Исак, и его голос звучит отстранённо, бесстрастно, холодно, будто он только что не обжёг Эвена в гостиной.
— Ты только что обжёг меня.
— Ну ты же вообще намёков не понимаешь, — вздыхает Исак. — Я не знал, что ещё сделать.
— Что? — хмурится Эвен. — Каких намёков?
— На кровать, — повторяет Исак, игнорируя его вопрос. И несмотря на раздражение, Эвен делает, как ему сказали, и садится на край кровати.
Исак поворачивается и подходит к нему, держа в руках одноразовые перчатки, бинты, мази и прочие средства для лечения ран.
— Что ты…
— Сними рубашку, — говорит Исак, безразлично глядя на него из-под полуприкрытых век.
— Что?
— Подними рубашку, Эвен. Я хочу посмотреть, насколько всё плохо.
Точно. Ожог.
Эвен нехотя поднимает белую футболку, хмурясь и отрывисто дыша. Потом, когда Исак садится перед ним на корточки, морщинка между его бровями исчезает, сменяясь румянцем на щеках.