Четвертый брак черной вдовы (СИ)
— Иди-ка своей дорогой, — бросил он цыганке. — Не доверяю я вашему племени, — а потом обернулся к жене: — Держите кошелек покрепче, кошечка, иначе обчистят — и не заметите.
— Какой недоверчивый, — усмехнулась цыганка, — у тебя и счастья нет, потому что ты никому не доверяешь. Дай грошик, Нана тебе всю-всю правду расскажет, — она подошла к Хоэлю почти вплотную, так что можно было без труда нырнуть взглядом в глубокий вырез пестрой кофты, из которого торчали груди — высокие, круглые, как апельсины, и такие же золотистые от загара и смуглоты. — Драконьи глаза смотрят вдаль зорко, очень зорко, — продолжала цыганка нараспев, полуопуская ресницы, — только того, что рядом — не замечают. Смотри не вдаль, смотри рядом, а то потеряешь свое счастье
— Благодарю, но в предсказаниях мы не нуждаемся, — перебила ее Катарина, доставая медяк и протягивая цыганке. — Оставьте нас в покое.
Цыганка обернулась к ней так стремительно, что золотистые груди упруго колыхнулись, и это взбесило Катарину еще сильнее.
— Возьмите деньги и оставьте нас, — повторила она твердо, но цыганка словно ее не услышала.
— Ты, донья, тоже прячешься, — насмешливо сказала она, небрежно забирая из руки Катарины монетку и засовывая ее за широкий пояс.
Катарина невольно схватилась за маску, проверяя — плотно ли сидит.
— Вы оба прячетесь. Только от смерти не спрячешься, — цыганка растянула губы в улыбке — медленной, торжествующей, — смерть везде найдет, в любом обличье. А тебя и искать не надо, нежный цветочек, — она по-прежнему смотрела на Катарину. — Смерть рядом. Прошлое вернулось, и хватит ли у тебя сил встретиться с ним?
— Не говоришь хорошего — не говори и плохого, — сказал Хоэль мрачно. — Уходим, донья. Мне надоело слушать пустую болтовню.
Но Катарина медленно, как во сне, вынула из кошелька серебряный динарий. Цыганка выхватила блестящий кругляш и сунула за щеку, игриво кося глазами.
— Зря испугался, красавчик, — поддела она Хоэля, — Нана ведь всего-то и сказала, что смерть рядом. Но рано или поздно, она придет за каждым из нас. Разве не так?
— Может и так, — буркнул он, собираясь уйти.
Но цыганка подалась к Катарине и сказала совсем тихо:
— Бойся того, кто обманул смерть! Он нанесет удар в спину!
Катарина вздрогнула, а в следующее мгновение Хоэль уже схватил цыганку за плечо, отстраняя от жены.
— Пошла вон, дамочка, — сказал он угрожающе. — Тебе уже заплатили, так что язык в руки — и хромай отсюда.
Цыганка весело оскалила на него белые зубы-миндалины и скрылась в толпе, мелькнув босыми пятками.
— Что она там вам наболтала? — участливо спросил Хоэль у Катарины. — Забудьте, они же все вруньи — цыганки эти. Кошелек на месте?
Но Катарина смотрела вслед гадалке и только коснулась ладонью кошелька, двигая рукой, как в странном оцепенении.
— Эти вертихвостки любой ерунды настрекочут, лишь бы денег выудить, — сказал Хоэль, — зря вы ей столько дали. Хватило бы и медяка.
Над площадью звонко пропела труба, что означало, что представление вот-вот начнется, и только тогда Катарина очнулась. Они с Хоэлем стали пробиваться к сцене, но прежней радости в душе женщины уже не было. «Бойся того, кто обманул смерть», — эти слова так и вертелись в голове, и забыть их не было никакой возможности. Не о Хоэле ли говорила цыганка? Разве он не избежал смерти? И разве у нее, Катарины, были все основания ему доверять? Он сказал, что повинен в смерти жены
— Эй, — легонько встряхнул ее Хоэль. — Вы же не верите гадалкам?
— Нет, конечно же — нет, — Катарина смущенно улыбнулась.
И в самом деле — кто верит цыганкам с их предсказаниями?
Она встряхнула головой, прогоняя тревогу. Сейчас она будет смотреть пьесу, а все остальное — подождет.
Справа и слева от сцены стояли кресла — там располагались благородные доны, решившие поразвлечься, благородными господами были заняты и балконы, выходившие на площадь. Катарина уже не в первый раз видела там королевского наместника, бальи и начальника городской стражи. Они сидели важные, не обращая внимания на простолюдинов, толкущихся внизу.
Простолюдинам не полагалось даже лавок, не то что кресел. Зато Катарина и Хоэль устроились возле самой сцены, так что никто не заслонял им обзора. Хоэль поставил жену перед собой и, невзирая на ее протесты (довольно слабые, впрочем), обнял, уберегая от локтей соседей.
Занавес пополз в сторону, и на подмостки выскочили артисты — все в масках, все в лоскутных костюмах — таких ярких, что рябило в глазах.
Постепенно Катарина забыла о тревогах, увлекшись представлением, хотя знала пьесу от первого до последнего словечка. История была пресмешная — о хитрой трактирщице, которая кокетничала сразу со всеми постояльцами, беззастенчиво выуживая у них деньги. Актриса, игравшая трактирщицу, была прирожденной кокеткой — лучшей героини и придумать было невозможно. Но больше, чем игра актеров, Катарину занимали зрители — она смотрела на горожан, собравшихся поглазеть на пьесу, чаще, чем на сцену.
Похоже, всем нравится?
Это была далеко не первая пьеса, которую Гарсиласо представлял публике, но всякий раз Катарина с ревностью и страхом следила за поведением зрителей. Они смеются? Скучают? Плачут?
Каждая шутка вызывала смех, и это было хорошо. Да что там! Это было прекрасно! Она осмелилась посмотреть на мужа — тот, прищурившись, глядел на сцену и улыбался углом рта. Хоэль по-прежнему держал ее в кольце рук, и Катарина чувствовала себя, как пташка, которую огромный орел взял под крыло. Никто не толкал ее, людское море словно омывало их с двух сторон, разбиваясь о Хоэля, будто волны о заградительный камень.
Находчивая трактирщица подшучивала над богатым и тупым поклонником, но Катарину вдруг перестал занимать забавный диалог. В какой-то момент муж стал обнимать ее особенно крепко, прижимаясь всем телом Но, может, причина была в том, что он хотел защитить ее от толпы?..
Только Хоэль вдруг скользнул ладонями по рукам женщины — легко, еле заметно, чуть подвинул бедрами, и Катарину от макушки до пяток обдало жаркой волной, потому что она ощутила неоспоримое свидетельство мужской страсти.
11.
Маски прячут заговор
Будь Катарина невинной девушкой, она бы не поняла, что происходит. Но дело-то в том, что невинной девушкой она давно не была, и знала, как сложены мужчины, и что происходит с ними во время страсти, не по рассказам престарелых тетушек.
Она замерла, даже перестала дышать, и словно ослепла и оглохла, хотя в глаза так и бил свет фонарей, а музыка гремела, сотрясая сердце.
Дон Дракон хотел ее. Несомненно, хотел.
Вот он тяжело содрогнулся, а потом наклонился, чуть не коснувшись губами ее шеи. Катарина почувствовала жаркое дыхание на коже и закрыла глаза, чувствуя томление и дурноту. Его близость пугала и радовала одновременно. И эти объятия были так не похожи на объятия ее бывших мужей. Никакой деликатности, никакой нежности. Казалось, он с трудом сдерживался, чтобы прямо здесь и сейчас не взять ее, как дикий зверь.
Одна лишь мысль об этом, заставила колени Катарины подломиться. Она бы упала, если бы Хоэль не подхватил ее поперек туловища.
— Поосторожней, кошечка, — услышала она его хриплый голос у самого уха. — Вам плохо? Хотите уйти?
Его голос действовал на Катарину, как медленная, изысканная, страстная пытка. И его руки держали ее так крепко, и сам он был так близко — просто нестерпимо близко
— Отпустите меня, — еле выговорила она, царапая лубки на его руках.
Он понял и тут же разжал объятия. Катарина покачнулась, сделав шаг вперед. Прочь от него — от его жаркого, сильного тела, такого твердого, словно каждый мускул был из железа
Но свобода не далась даром. Один из зрителей тут же налетел на благородную донну, толкнув в плечо и не заметив, Катарина неуклюже завалилась на кого-то, получила тычок в бок и, бормоча извинения, отшатнулась в другую сторону. Веревочка, удерживающая маску, лопнула, и кусочек черного бархата, сберегавший тайну своей хозяйки, упал в пыль и исчез под ногами зрителей.