Четвертый брак черной вдовы (СИ)

— Да, кое-чего мне не хватает для завершения образа, — важно согласился Хоэль.
— О, какие вам известны слова! — не удержалась от иронии Катарина. Она была зла на него — за то, что он позволял себе слишком многое, и на себя — за то, что позволяла ему все это.
Но коляска уже остановилась, и супруги отправились в ювелирную лавку. В отличие от лавки модистки, здесь было сумеречно из-за закрытых наглухо окон. Внутри горели свечи, поставленные в массивные канделябры, и сухонький дон Тинчо рассматривал через увеличительное стекло какой-то невзрачный камешек, похожий на грязную льдышку.
Когда звякнул дверной колокольчик, дон Тинчо поднял голову и отложил лупу и камешек на бархатную подушку, потирая сморщенные ладошки. Он был похож на мавра — такой же темный, но совсем невысокого роста, лысоватый, с козлиной бородкой.
— Доброго дня! Чем могу служить? — приветствовал он посетителей.
Катарина без слов указала на мужа, и дон Тинчо немедленно обратился к нему:
— Вам угодно что-то определенное, ваше сиятельство?
Тихо фыркнув, Катарина отошла к витрине, освещенной двумя плоскими светильниками. Как любую женщину, ее не могли оставить равнодушными блеск драгоценных камней и золота, но сегодня украшения ее мало интересовали. Отвернувшись, она внимательно прислушивалась к разговору мужа и ювелира, глядя на их отражение в витрине.
— Мне угодны два обручальных колечка, добрый дон, — сказал Хоэль, снял шляпу и почесал макушку. — Я недавно скоропостижно женился
— Скоропалительно!.. — выдохнула Катарина.
— и мы не успели обзавестись кольцами.
К чести ювелира — он и глазом не моргнул, и даже не улыбнулся.
— Думаю, у меня есть, что вам предложить, — сказал он. — Что предпочитаете? Рубины — как знак страсти? Или сапфиры — как знак чистой любви?
Катарина оглянулась через плечо, насмешливо наблюдая за мужем, который раздумывал — какая же любовь осияла их брак.
— Знаете что, — произнес, наконец, Хоэль, — не очень люблю камни эти, на половину руки. Есть простые золотые кольца? Чтобы за пальцы не цеплялись?
— Найдется все, что вам нужно, — мельком взглянув на руку Хоэля, а потом на руку Катарины, ювелир достал из-под прилавка две бархатные коробочки. Откинув крышки, он показал содержимое Хоэлю, и тот довольно крякнул.
Несколько золотых монет перекочевали в сморщенную ладошку дона Тинчо, а Хоэль поманил Катарину пальцем:
— Подойдите-ка сюда, донья Кошеч Подойдите, вобщем.
— Не стоило себя утруждать, добрый дон, — сказала Катарина, но подошла.
Хоэль вытащил из одной коробочки крохотное колечко. При свечах оно блеснуло гладим бочком — тонкое, плоское, безо всяких украшений.
— Дайте лапку, — попросил Хоэль, и, не дождавшись, сам взял Катарину за руку и надел ей кольцо. — Ух, — восхитился он, — как влитое!
Вроде бы ничего обычного — просто примерка кольца. В лавке, а вовсе не в церкви. Да еще таким грубияном и невежей. Но Катарина ощутила сердечный трепет. Что-то было в этом древнем жесте — почти мистическое, дикое, и Хоэль не торопился отпускать ее руку.
— А теперь ваша очередь, — он перевернул руку Катарины ладонью вверх и положил на нее кольцо — такое же гладкое, но побольше размером и потолще.
— В этом нет никакой необходимости, — тут же воспротивилась Катарина. — Вы сами вполне можете его надеть.
— Где же видано, чтобы муж сам себе надевал кольца? — изумился Хоэль. — Ну же не упрямьтесь. Давайте-давайте!
— Право, не надо
Ювелир деликатно отвернулся, и Катарина торопливо схватила кольцо и надела на палец мужу.
— Все? Вы довольны? — спросила она сердито.
— Весьма, — Хоэль широко улыбнулся и вдруг поцеловал кольцо на своей руке, а потом наклонился и поцеловал кольцо на руке жены.
— Что это вы?! — пробормотала Катарина, которую от прикосновения мужских губ к ладони бросило в жар.
— Это старинный обычай, — пояснил Хоэль, не сводя с нее глаз. — Разве вы не знаете о нем, донья?
— Впервые слышу, — он высвободила руку из его пальцев и отошла к витрине. Щеки горели, сердце стучало, как сумасшедшее.
А виновник ее волнений снова вступил в переговоры с ювелиром.
— У нее будет черное платье, — объяснял он, облокотившись на прилавок, — вроде ночь. Все черное, только по подолу серебряная и золотая канителька. Надо бы разбавить эту унылость чем-нибудь. Чем-нибудь поярче
— Сапфиры! — не утерпела Катарина и опять принялась разглядывать украшения на выставке.
— О! Говорит — сапфиры! — обрадовался муж.
— Есть кое-что, как будто точно по вашему заказу, — кивнул дон Тинчо.
Тут же откуда-то из темноты выскочил юный подмастерье, ювелир прошептал ему пару слов на ухо, и юноша скрылся в маленькой боковой двери. Он вернулся через минуту, поставив перед Хоэлем плоский футляр. Крышка была откинута, и Хоэль погрузился в созерцание предложенного товара.
Катарине не терпелось посмотреть, но она усилием воли приняла самый равнодушный вид. Пусть не думает, что ее волнуют подарки, сделанные на ее деньги. Ну, почти на ее. Но золотое колечко так сладко холодило руку, и так приятно было ощущать его тяжесть на пальце. Как будто и в самом деле они женаты То есть женаты, конечно Но как будто — по-настоящему
— Нет, так ничего не понять, — сказал Хоэль недовольно. — Это надо смотреть на ней самой. Дайте зеркало!
Тут же было поставлено огромное овальное зеркало, и Катарине пришлось вернуться к прилавку.
— Расстегните ворот, — попросил ее муж, — а то на черном будет не видно, а на том наряде у вас вырез по самые э-э красивый вырез.
— Не говорите глупостей, — осадила она его. — Все можно прекрасно разглядеть, ничего не расстегивая.
— Да что вы все спорите? — он преспокойно взял ее за плечи и поставил напротив зеркала, а потом в два счета расстегнул несколько крючков на черном платье жены и, не успела Катарина даже ахнуть, приспустил ей ворот платья, обнажив шею.
— Это уже неприлично!.. — зашипела Катарина.
— Да бросьте, — Хоэль извлек из футляра ожерелье, — на маскарад вы пойдете не как монашенка, поэтому и строить ее из себя не надо.
Катарина приготовилась спорить, но тут он осторожно обвил ее шею золотой цепочкой, к которой крепились три крупных темно-синих сапфировых кабошона, обрамленных полупрозрачными жемчужинами и сапфирами поменьше и посветлее.
Ансамбль был нежным, изысканным, и Катарина сразу поняла, что он подойдет к ее костюму как нельзя лучше. Она легко прикоснулась к великолепным камням, чуть поудобнее устроив центральный в ямочке на шее, а потом в зеркале встретилась взглядом с Хоэлем.
Он смотрел на нее жадно и сразу же опустил глаза, словно занявшись замочком на ожерелье, но Катарина вздрогнула, и он не мог не заметить этой дрожи.
— Вам нравится, донья? — спросил он тихо, а пальцы его тем временем коснулись нежной женской кожи под затылком и легко прочертили вниз — до тех пор, пока не помешало застегнутое платье.
Катарина молчала, понимая, то сейчас ее ответ прозвучит двусмысленно. Нравится? Да? Нет? Что нравится — ожерелье или то, что он гладит ее так нежно, так призывно?
Все же она ухитрилась заговорить громко, и не дрогнув голосом:
— Ожерелье великолепно, мы возьмем его.
Повторять не пришлось. Невежа-Хоэль все понял и убрал руку. Положив покупку в футляр, он хотел помочь жене застегнуть платье, но она прекрасно справилась сама. Заплатив, Хоэль сунул футляр под мышку, и вместе с Катариной они покинули лавку.
Только когда коляска тронулась и поехала по направлению к Каса-Пелирохо, Катарина решила, что можно прочитать небольшое нравоучение:
— Впредь прошу вести себя прилично, — заговорила она тихо, чтобы слышал только муж, — то, что вы сегодня говорили и делали — и у донны Пурьетты, и у дона Тинчо — это возмутительно. Понимаю, что за свою жизнь вы привыкли к обществу женщин низшего сорта, хотя ваша жена, как я помню, была благородной достойной донной
Хоэль, до этого глазевший на городские улицы, всем своим видом показывая, что его ничуть не трогают разглагольствования жены, довольно резко повернул голову и посмотрел на Катарину так пристально, что женщина смутилась. Смутилась, но закончила то, что намеревалась сказать: