Приказано - спасти... (СИ)
Анастасия Ивановна судорожно вздохнула, будто пытаясь сдержать слезы, но справилась с собой и продолжила говорить:
— Мы стали отходить в глубь леса. Но немецкие снаряды продолжали взрываться и в лесу и на поле. И близким взрывом меня контузило. Отступившие красноармейцы смогли унести меня с другими ранеными назад, за реку. Немцы нас преследовать не рискнули. Когда очнулась — рядом была Фира. Потом она пошла за мной сюда.
Немцы, же, видимо решили, что танк с отрядом пришел по берегу от Преображенского, и брод не нашли. Или и не искали. Немцы не торопятся, понимают, что нам деваться некуда…
Так что, если пойдете маленькой группой — глядишь вам и удастся проскочить по лесу.
— А почему из вашей дивизии никто больше не пытался уйти через брод? И вы сами?
Анастасия Ивановна пристально глянула на Семена:
— Командование повело бойцов дивизии на прорыв в другом месте. Хотя, какой, там дивизии. Одно название. Технику всю, так там и пришлось бросить. И раненых пришлось оставить, кто не мог идти сам. Не знаю, удалось ли им прорваться…
А идти я и сама не хотела… Командиром того сгоревшего танка, был мой муж…
Семен вышел из барака наружу. Плотно притворил за собой дверь. Нужно было обдумать новые сведения. Посмотрел на ЗиС, все так же ожидавший хозяина на краю вырубки и решил, что лучшего места для размышлений он не найдет.
Сел в кабину, положил руки на руль и задумался: "Вот значит как. Брод все же есть. И дно там твердое, раз танк прошел. Но какая глубина? Ведь ЗиС, по проходимости, танку в подметки не годится. Одно хорошо, если путь через реку такой "хитрый", то немцы его могли и не разглядеть. Однако, нужно все проверять самому. Пока у меня есть преимущество: я знаю, что немцы сунутся сюда только завтра днем. Пойдут вдоль реки, где-то напротив Преображенского ввяжутся в бой и, видимо, получат по зубам. Так как, в тот раз, я видел, как они отходили назад на Ядрицу, вынося своих раненых. И еще, завтра с обеда начнется дождь, который к вечеру перейдет в ливень. И это будет мой последний шанс на прорыв. Что здесь происходило дальше, я не знаю. Если не удастся использовать этот "туз в рукаве", придется играть с немцами на равных. А у них все козыри на руках. И результатом проигрыша будет вовсе не щелбан.
Только бы переправить раненых через реку и пересечь дорогу. И не попасть в засаду, как тот отряд, про который рассказала санитарка. Дальше — леса, там не найдут. И даже если не удастся дойти до своих, можно будет выйти в какую-нибудь глухую деревушку. Не бросят, помогут.
А еще нужно попытаться найти топливо и продукты. Вот, хорошо, что моя машина использовалась тогда для перевозки раненых. По приказу, мне залили топливо из резерва. Иначе, стоял бы с пустым баком.
Но если пытаться прорваться — то нужна еще горючка. И оружие.
Решено, нужно брать Фиру и ехать смотреть брод. Конечно, это риск — лучше бы пешком, но у нас уже нет времени"
Опять "ЗиС" громыхает бортами, двигаясь по узкой лесной дороге. Ветки скребут по кабине и кузову, и сорванная листва сыплется в выбитое стекло правой дверцы. Двигатель обиженно подвывает всеми шестью цилиндрами и тянет, тянет машину по глубоким колеям. Несмотря на задувающий сквозняк в кабине жарко.
Семен крутил тугую баранку руля и время от времени косился в сторону своей пассажирки. Фира сидела, неестественно выпрямившись и глядя прямо перед собой. "Как будто лом проглотивши" — хмыкнул внутри Семена ехидный Лексеич.
Оставить раненых и уйти с Семеном Фира отказалась категорически. Все попытки объяснить, что так будет лучше для всех, наталкивались на глухое упрямство. В конце концов, военфельдшер Сиваков своею властью объявил девушку мобилизованной в Красную Армию. И отдал приказ довести Семена до брода, провести разведку и потом вернуться в лагерь. Вопрос об уходе был отложен до получения результатов разведки. Прямому приказу старшего по званию, свежеиспеченный красноармеец Дольская Эсфирь Михайловна была вынуждена подчиниться. Но свое неодобрение тактики командования выражала очень явно, хотя и, слава Богу, молча.
Дорога пошла вниз, сделала резкий поворот… И Семен, до судороги в колене, вжал в пол тугую педаль тормоза. Однако автомобиль продолжал катиться вперед, нацелившись пробкой радиатора прямо в выщербленный задний борт остановившегося посреди дороги ГАЗ-АА. Механические тормоза без гидроусилителя не могли мгновенно остановить тяжелую машину. Только вывернув руль вправо Чекунов смог избежать столкновения со стоящим на дороге грузовиком. "ЗиС" уткнулся передком в кусты и заглох.
— Твою ж дивизию!!! Понакупили прав, а ездить не умеют!!! — Семен выскочил из кабины и обежал стоящий грузовик…
Остановился. Выругался. Сплюнул под ноги. "Черт, надо быстрее отвыкать от мирных привычек". Прислушался к лесному шуму. Хотя в ушах все еще гулко отдавался лихорадочный стук сердца, но, вроде бы, ничего подозрительного не слышалось. Повернувшись, полез в кабину за карабином. Пассажирка сидела на месте, зажав руками лицо и подозрительно хлюпая носом.
— Фира, ты что?
— Что, что… странно гнусавым голосом ответствовала красноармеец Дольская — дурак ты, и ездить не умеешь. Посадили пацана за руль…
Семен возмущенно набрал воздуха в грудь, что бы поставить нахалку на место — и тихо выдохнул его обратно: "А ведь действительно, кто я для нее сейчас — пацан восемнадцатилетний".
Тем не менее, не обращая внимания на протесты Фиры, Семен отвел ее руки от лица и облегченно вздохнул: видимо при резком торможении девушка просто ткнулась лицом в лобовое стекло. И теперь из опухшего носа текли две тоненькие струйки крови, размываемые потоком слез. Заставив "раненую" сесть, откинув голову назад, Семен вручил ей чистую тряпку.
— Сиди здесь, я скоро приду.
— А ты куда? Я с тобой — Фира зашевелилась на сиденье, и пришлось придержать ее за плечи.
— Сиди. Там наши машины брошенные. Посмотрю и вернусь.
Взяв карабин наизготовку, Семен двинулся вперед. Картина внезапно остановленного движения разворачивалась перед ним. Автомобили стояли на дороге или съехав на обочину. И не только автомобили. Вот застыл трактор с прицепленной пушкой. А вот и брошенная трехдюймовка с передком. Два танка и трактор виднеются на просеке. Один танк прицеплен тросами к трактору. Еще машины. Трехтонки и полуторки. Оставленные своими хозяевами, с раскрытыми дверцами кабин, с поднятыми створками капотов, и просто замершие на дороге — как будто в ожидании зеленого сигнала светофора. Нет ни разбитой, ни горелой техники. Просто колонна, ждущая сигнала к началу движения. Но сигнала не будет. Люди ушли. Остались только машины, мертвое железо.
Шуршит трава под ботинками красноармейца. Семен медленно идет вдоль ряда оставленной техники, примечая следы ушедших людей.
На обочине, в потухшем костре ветерок шевелит обрывки недогоревших тетрадей, завернутых в гимнастерочную ткань. Возле штабного автобуса валяются рассыпанные литеры походной типографии. На деревьях развешаны поблескивающие медью духовые трубы. Армейское снаряжение, автомобильные принадлежности, одежда и конская упряжь — все это лежит на дороге и в лесу, как на прилавке гигантского магазина. Исправное и сломанное, нужное и бесполезное — разнообразное имущество смешалось на узкой полосе лесной дороги.
Здесь не было боя. Не пикировали на колонну, хищно выставив обтекатели шасси, немецкие "Лаптежники". Не рвались снаряды тяжелой артиллерии. Не сталкивались автомобили, пытаясь уйти от чужих танков. Просто, все это описывалось одним словом — "окружение".
Техника нужна Красной Армии для победы. И отступающие красноармейцы тащили по болотам машины и орудия, трактора и танки, подставляя свои плечи под железные махины. Булькала вонючая трясина, трещали бревна хлипкой гати, вхолостую прокручивались колеса и гусеницы, разбрызгивая черную торфяную жижу. Но колонна шла вперед, на соединение со своими. И когда уже вышли на твердый грунт, и до фронта оставался десяток километров, выяснилось что в болотах потеряно самое важное. Время.