Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ)
Засовываю телефон обратно в карман и неуверенно берусь за ручку входной двери.
— Вы куда?
Вопрос резонный. Тянет ответить: «На площадь труда», как это обычно делает мой сосед по лестничной клетке, когда сбегает от жены к приятелям, а та вопит ему вслед: «Ты это, алкаш несчастный, куда намылился?» Но мама с самого раннего детства вбивала в меня, что говорить в любой ситуации следует вежливо, что такие вот «простонародные», а значит априори грубые выражения не могут быть использованы хорошо воспитанными людьми, а тем более девочкой моего «социального статуса».
В итоге я ничего не говорю и только дергаю дверь, которая, естественно, оказывается заперта. Тьфу ты! Ну что ж у меня все всегда именно так?!! Поворачиваюсь к своим мучителям.
Смотрят на меня с интересом. Вот ведь… Очередное шоу. На ковре опять-таки Анна Унгерн, и неуправляемая дверь.
Оставляю ее в покое. Мстительно пихнув плечом Стрельцова, который на свою беду оказался на моей дороге, возвращаюсь в гостиную и плюхаюсь обратно в кресло. «Цыганочка с выходом» не удалась. То есть «цыганочка»-то получилась, а вот с выходом — проблема.
Те четверо тоже возвращаются. Девица подсаживается ко мне и смотрит участливо. Только этого мне не хватало!
— Ань, вы не переживайте. Они всегда такие, а потом ничего… Сейчас они перестанут Ваньку валять и изображать из себя крутых мачо, все вам объяснят, и мы все вместе решим, как нам правильно будет поступить.
И меня-то она совершенно верно просчитала, и мужиков своих, как видно, отлично знает. Все-таки не дура, хоть и «прицесска». Страшное сочетание. Просто-таки убойное.
Внезапно из радио-няни доносятся какие-то похрюкивания, переходящие в повизгивания. Девица вскакивает, подбирает свою длинную вечернюю юбку и стремительно удаляется наверх. Я остаюсь наедине с мужиками. Смотрим друг на друга. Молчим. Заговаривает Стрельцов. Он у них вообще самый общительный. Итальянец говорит только по делу, а Федор так и вовсе предпочитает молчать.
— Ань, а давайте мы все хором перейдем на «ты»?
— Давайте. Только вы уж не побрезгуйте, объясните, из-за чего все, и по какой такой причине мне требуется охрана…
И они наконец-то объясняют. Корень всего свалившегося на меня зла, как выясняется, в прошлом. Среди увлеченных кладоискателей уже давно бытует легенда, что клады барона Унгерна — заговоренные. В руки не даются. Прячутся и ускользают. Это я знала и без них, а вот остальное оказывается для меня новостью. В неких заграничных архивах не так давно находится документик. Из него явствует, что еще далекие предки легендарного барона славились тем, что все свои схроны, все свои подвалы и лари заговаривали… на собственную кровь. Или, если вернее — на кровь рода, так что в случае гибели одного из семьи Унгернов, другой вполне мог, произведя несложные манипуляции, а именно — сбрызнув своей кровью известное место схрона, или окропив заветную дверь, «расколдовать» их и завладеть тем, что спрятал родственник. Что-то типа современной проверки идентичности по рисунку сетчатки, или по отпечатку пальца.
Какому-то мудрецу из современных кладоискателей тут же приходит в голову очевидное: а что как барон Унгерн, пряча свое золото, использовал ту же методу? Все бросаются искать прямых потомков некогда великого рода… И обнаруживают, что их по сути и не осталось.
— Всего несколько человек по всей Европе. У нас в России и вовсе один. Как я понимаю теперь — ты.
— Так значит все это со мной затевалось только ради того, чтобы заиметь мою кровь?
— Именно. И поэтому тебя придется охранять. Они ведь не успокоятся.
— И сколько вы сможете меня охранять?
— Будем надеяться недолго. Прижмем этого твоего Павла, и все будем знать точно. Большинство-то кладоискателей люди, хоть и двинутые на своем деле, но нормальные. Ну будут терроризировать тебя по телефону и канючить по почте, но чтобы вот так… Это просто отморозки, блин, какие-то! Их надо найти… Ну и объяснить, как они неправы. А как найдешь-то? Да и когда?..
На этот мой вопрос отвечает уже не балагур Стрельцов и даже не итальянец, а молчавший до сих пор Кондратьев. И ответ его краток:
— Завтра.
* * *Ночевать остаюсь здесь. Мне отводят отдельную спальню с личной ванной. Хозяйка большого дома Ксения Ванцетти, уложив ребенка, лично приносит мне зубную щетку в упаковке, полотенца, одноразовые тапки в пакетике и даже чистый хлопковый халат.
— «Какой Версаль!»
— Чувствуйте себя как дома. В этом крыле Викусю не должно быть сильно слышно, так что выспитесь и отдохнете, а то на вас лица нет.
— Давайте тоже на «ты», а то как-то мужчины ваши мне «тыкать» будут, а вы…
— Давай. «Ты» сближает, — улыбается. — Да и из всех мужчин в этом доме мой — только один. Егор — Машкин, а Кондрат у нас — ничейный. Кот, который гуляет сам по себе.
— Я слышала, как к нему обращались «майор».
— Да, он у нас мальчик серьезный. Спецназ. СОБР.
Я не знаю, что такое СОБР и честно признаюсь в этом.
Ксения смеется и объясняет: контора солидная, в отличие от ОМОНа операций по разгону митингов и вообще наведению порядка не ведет. То есть против мирных граждан не воюет. Специализируется на борьбе с организованной преступностью во всех ее проявлениях. Отбор в состав подразделения строг и включает множество этапов. Среди требований к претендентам: каждый должен иметь определенные достижения в том или ином виде спорта (понятно, что в первую очередь приветствуются не пинг-понг или спортивные танцы), отслужить в армии и, как ни странно это слышать мне, решившей было, что Федор и читает-то с трудом, получить высшее образование. Кроме того важны и психологические качества кандидата. Служат в СОБРе только офицеры. И Федя среди них — далеко не последний человек.
— И очень надежный.
Ксения улыбается еще шире. Я думаю о своем: мама, если узнает, кто именно меня увез от Сашки, будет в шоке. Мало того, что она терпеть не может военных, так ещё и глубоко презирает тех, кто зарабатывает себе на жизнь, как она говорит, «тем, что кулаками машет». Последняя надежда:
— А какой институт Федор заканчивал?
— Не знаю. Он никогда особо об этом не говорил, а мне как-то и в голову не пришло интересоваться. Он и сейчас где-то учится…
«Прицесска» — одно слово. В голову ей, видите ли не пришло.
— А чего вы вообще ввязались в эту историю с кладами?
Присаживается на кровать и как-то смущенно трет нос. Как кошка лапой.
— Да ты понимаешь, Ань… Нам-то с мужем уже и не надо вроде ничего. Острых ощущений на всю жизнь обоим хватит. (Это каких же это интересно? Что-то не верится…) А вот Стрелок с Кондратом заскучали что-то. Раньше-то у них жизнь куда интенсивнее в смысле разных перипетий была… Вот и решили придумать для них какое-нибудь необычное дело, развлечь их как-то, а может, если повезет и денег на этом заработать. Стрелок, как и мой муж, туристическим бизнесом занят, но по старой памяти любит… тряхнуть стариной. А Кондрат… Ему, по-моему, вся эта история с кладом просто интересна. Как ребенку волшебное приключение. Не знаю. Мне о нем судить трудно. Хочешь, спроси его обо всем этом сама.
— Его спросишь…
— Да, Кондрат у нас молчун. На службе, видно, выговаривается. И вообще, при всем своем этаком внешнем простецком панибратстве, человек непростой. Снаружи — вот он я такой, весь из себя свой в доску, открытый как банка с тушенкой в руках голодного туриста, а на деле — вещь в себе… Зато никогда ни словом не обидит, как Стрелок, ни делом, как… — Прикусывает губу, отворачивается, потом встает и уходит. Видно вспомнила о чем-то малоприятном. Про мужа?.. Выходит, «прицесски» тоже плачут?
* * *Долго воюю с душевой кабиной, которая больше всего похожа на какой-то космический зонд, а не на устройство, созданное для того, чтобы просто поливать человека струйками водички. Но зато, когда мне наконец-то удается разобраться, удовольствие получаю потрясающее. А ведь они такое себе каждый день могут позволить! Но мне все равно лучше. Они, небось, уже и не ценят, а я просто-таки тащусь.