Драгоценный дар
Ясно. — Что и говорить, Марк с каждой минутой, с каждым следующим словом Вирджинии видел, что существовало немало других возможных подозреваемых, но ни одного из них толком даже не допросили, кроме Кристин. Почему? Потому что дельце вытанцевалось как раз такое, что было на руку неуважаемому господину генеральному прокурору? Похоже, так оно и есть. Что же касается дочери покойного, то она была главным свидетелем обвинения. — Ну хорошо, Джинни, я понял, ты не могла никому ничего толком сказать, даже если бы кто-то и хотел слушать. Но теперь я внимаю твоим словам как небесному откровению. Так что давай вернемся к твоему рассказу о служанке. Какова все же была ее роль в доме? Судя по всему, не только готовить и пыль вытирать.
Нет, конечно нет. Она была скорее домоправительницей. Готовкой занималась Габриэлла, она же убирала практически весь дом, кроме спальни мужа. Это да покупка всего необходимого, ну и еще забота о постельном и столовом белье было обязанностью Эдвины. Она и несла себя по дому гордо, словно… — Молодая женщина пожала плечами, пытаясь подобрать сравнение, но сдалась и махнула рукой, так ничего и не придумав. — Ты, наверное, скажешь, что у меня болезненное, извращенное воображение, но мне иногда приходило в голову, не была ли она любовницей Лайонела?
Вполне вероятно. Я бы сказал, более чем просто вероятно. Извини за бестактный вопрос, но каковы были сексуальные пристрастия твоего мужа? — спросил Марк.
Лицо несчастной молодой женщины вспыхнуло, словно его окатили кипятком. Она тяжело сглотнула, кинула быстрый взгляд на Марка, снова сглотнула, облизнула мгновенно пересохшие губы. Как, неужели и через это унижение ей придется пройти? Но как сказать ему? Ему, этому мужчине, который внезапно стал для нее самым дорогим человеком на свете! Как описать тот позор, то бесчестье, которым она покупала благополучие сводного брата?
Он… Нет, Марки, не спрашивай, не могу! Я лучше умру, чем… — Вирджиния спрятала пылающее лицо в ладонях и отчаянно затрясла головой.
Марк сидел, потрясенный ее яростной вспышкой, и молча смотрел, как сотрясаются хрупкие плечи этой женщины, которую ему хотелось заключить в объятия и унести куда-нибудь далеко-далеко, где никто не найдет, и спрятать там от безграничной жестокости мира. Как мог всеми внешне уважаемый и почитаемый бизнесмен, президент многочисленных фондов, чье состояние выражалось восьмизначным числом, так обращаться с ней — чудесной, нежной, ласковой Джинни?
Он заскрипел зубами от ненависти к покойному, вскочил, кинулся к ней, упал к ее ногам, схватил тонкие руки и заставил посмотреть ему в глаза.
— Джинни, я люблю тебя, люблю больше всего и всех на этом чертовом свете. Твой подонок муж заслужил то, что с ним случилось. Даже если это сделала ты, я тебя не буду ни винить, ни презирать. Я бы жизнь отдал, чтобы быть с тобой, а он… он был на тебе женат и так мучил! Так терзал! Да я бы сам, собственными руками убил эту грязную скотину, клянусь!
Ее карие глаза, неотрывно следившие за ним, засияли огнем любви, а губы приоткрылись, взывая и моля. И он не сдержался, да и не хотел сдерживаться. Пусть на миг, на мгновение, но он покажет, докажет Вирджинии, что она может быть любимой.
Их поцелуй был долгим и сладостным. Сердца бились в унисон, руки, лихорадочно переплетаясь, гладили, ласкали, брали и давали. Они задыхались от невыносимой, невыразимой, несказанной смеси страсти и нежности, два одиноких, измученных жаждой путника в пустыне под названием Жизнь, нашедших и обретших друг друга в прохладном благотворном оазисе у источника по имени Любовь…
Пронзительный телефонный звонок помешал поцелую перерасти в нечто большее. Марк указал Джинни на трезвонящий аппарат, вопросительно вскинул брови. Она недоумевающе пожала плечами и показала: ответь ты.
Их безмолвная беседа была прервана появившейся на пороге Габриэллой.
— Мистер Бернштейн спрашивает, здесь ли детектив Стэтсон, и если здесь, то может ли он поговорить с ним. Что я должна ответить?
Марк поднялся с колен, несколько смущенный, что их застали в таком положении.
— Я возьму… — Голос его сорвался, не дав закончить фразу с первой попытки. — Я поговорю с ним здесь. Благодарю вас. — И, дождавшись, когда служанка выйдет, снял трубку. — Стэтсон слушает.
— Марки, еще раз здравствуй. — Голос Бернштейна был мрачнее и утомленнее, чем при первом их в этот день разговоре. — Хотел предупредить тебя по поводу встречи. Мне тут необходимо отлучиться на пару-тройку часов. Вернусь в офис не позднее пяти тридцати и буду ждать твоего звонка. Так тебя устроит?
— Да, вполне.
— У тебя все в порядке? Есть прогресс?
— Все узнаешь, когда увидимся. И учти, разговор будет серьезный, — предупредил его Марк.
— Это уже кое-что. А то я подустал от пустой болтовни.
— Меняй профессию. В твоем деле почти все пустая болтовня, хоть и стоит немало.
— Эй, приятель, помилосердствуй, хоть ты не втыкай нож в спину. И так тошно…
— Извини, Эдди, я не хотел. Самому не очень весело. Ладно, договорились, позвоню.
Он быстро вернулся к Вирджинии, наклонился, обнял и написал:
Это Эдди. Мы должны встретиться с ним сегодня вечером и обсудить, что делать дальше.
Карие глаза раскрылись широко-широко, губы, чуть припухшие от пылкого поцелуя, вздрогнули.
Ты собираешься скоро уходить?
Он расслышал жалобные нотки в холодном мерцании букв на мониторе и нежно чмокнул любимую в щеку.
Настоящий мужчина всегда уходит. Но лишь затем, чтобы вернуться. Ясно?
О Марки, я верю, что ты настоящий мужчина, — выдохнув, написала Вирджиния и кокетливо покосилась на него. — Почувствовала, когда ты прижимал меня. Но почему бы тебе не доказать это окончательно прямо сейчас?
Увы, ее коварный призыв не произвел на него желанного впечатления.
Если бы я сделал так, как ты просишь, то доказал бы лишь то, что я настоящий самец. А настоящий мужчина это нечто совсем другое. Он в первую очередь думает о том, как защитить любимую, и лишь затем — как удовлетворить ее физически. Ясно, соблазнительница?
Джинни хихикнула, потом удовлетворенно вздохнула.
Ты даже не представляешь, Марки, как удивительно я себя чувствую. Словно меня окружили теплым и мягким облаком, удивительно нежным и в то же время абсолютно твердо-непроницаемым для окружающего мира. Это облако — твоя забота. И мне в нем спокойно и надежно. Впервые в жизни.
Вот и отлично. Но чтобы так было всегда, мы сейчас должны продолжить нашу работу. Согласна? — спросил Марк.
Что ж, как скажешь, — покорно ответила она.
Итак, вернемся к этой Эдвине. Если она была любовницей твоего мужа, то почему он ее выгнал?
Понятия не имею. Неужели ты думаешь, что он обсуждал со мной свои решения? Мое положение в этом доме было почти таким же бесправным, как у Габриэллы. С одной лишь разницей — я вынуждена была терпеть его в своей постели.
Марк грозно нахмурился, непроизвольно сжал кулаки.
Почему ты не подала на развод? Если бы у тебя был приличный адвокат, он смог бы добиться, чтобы ты получила кругленькую сумму.
Ха! Лайонел предупредил меня, что, если я попытаюсь «выкинуть», как он выразился, нечто подобное, он добьется аннулирования брака. И знаешь, я ему поверила. Может, и зря, но… В конце концов, он требовал от меня не так и многого. Я научилась терпеть и справляться с его требованиями.