Кожное лекарство (ЛП)

А затем его рука, казалось, без вмешательства сознания скинула варежку и отбросила в сторону засов.
Первым, что мальчик услышал, было дребезжание и звон цепей. Затем — хриплое дыхание, больше напоминавшее стон кузнечных мехов.
Мальчишка замер. А стоит ли идти дальше?
«Чёрт возьми, Джеймс Ли Кобб, — эхом отозвался в его голове голос, — это ведь то, чего ты хотел! Ты ведь хотел посмотреть ужасу прямо в глаза и не сметь отвести взгляд? Разве не так? Не так?»
Именно так.
Цепи снова загремели, и мальчик услышал шорох.
Джеймс Ли медленно-медленно открыл дверь, полагая, что его мозгу нужно будет привыкнуть к открывшемуся зрелищу. Это как купание в прохладном озере ранней весной — в воду лучше заходить постепенно.
Дверь распахнулась, и в лицо мальчику ударила волна горячего, зловонного воздуха. Он вонял, как червивое мясо, кипящее на плите.
Ноги перестали держать мальчика, и смелость улетучилась в один момент.
В мерцающем свете фонаря он ясно увидел…
Увидел свою мать.
Она была прикована цепью к полу и старалась уползти от падающего света, как гигантский червяк. Её тело стало мраморно-белым, влажным и блестящим, как мякоть гриба. На её коже виднелись раны и язвы, которые разъедали плоть до костей.
Сложно было сказать, свисала ли с неё изорванная одежда или это были лохмотья её собственной кожи.
Волосы женщины были грязно-серыми и спутанными, а глаза — просто бездонными дырами, прорезанными на пергаментном лице.
Но больше всего Джеймса Ли поразили не глаза, и не запах, и не фекалии, и не грязная солома вместо постели, и даже не разбросанные крошечные кости животных… У женщины, казалось, были щупальца.
Как у одного из тех морских монстров из книги, которые целиком заглатывают корабли.
Длинные жёлтые отростки разворачивались и сворачивались, как часовые пружины.
А потом… Потом Джеймс Ли понял, что это её ногти.
Должно быть, они были сантиметров шестьдесят в длину — твёрдые, костлявые наросты, которые вылезали из её пальцев и ложились на пол, как скрученные змеи.
Джеймс Ли вскрикнул. Женщина открыла шелушащиеся губы, обнажая серые гнилые зубы, которые торчали их изъеденных, кровоточащих дёсен, как старый штакетник. Она издала кряхтящий звук, напоминающий хрюканье свиньи.
А потом она потянулась к мальчику, словно узнала его, и её ногти застучали друг о друга, как кастаньеты.
Джеймс Ли быстро захлопнул дверь.
Вернул засов на место.
И побежал вниз по снегу, через ежевичные заросли, огибая засохшие дубы и перепрыгивая через упавшие бревна.
Он бежал всю дорогу до дома, а добежав, заколотил по дереву кулаками.
Дядя Арлен распахнул дверь, впуская мальчика в безопасное тепло и не переставая спрашивать, что случилось.
Но Джеймс Ли не мог ему ответить.
* * *
В Озарке существовала прекрасная традиция рассказывать истории.
Иногда о достоинстве человека судили по тому, как усердно он работает и как хорошо может сплести рассказ.
Поэтому неудивительно, что Джеймс Ли знал истории о призраках и привидениях, об ограх-людоедах, живущих в глубинах леса, и о дьявольских кровососущих кланах, населявших тайные пещеры.
Для всего, что жители не понимали или понимали частично, существовала диковинная история.
Это было поселение, где сказки и мифы были неотъемлемой частью повседневной жизни. В них были ведьмы, водяные, лешие, целители и маги — все, о ком когда-либо слышало человечество.
А в чём Озарк никогда не испытывал недостатка — это в ведьмах.
Некоторые из них были злыми, некоторые — добрыми. Одни — настоящими, другие — выдуманными.
Стоит только спросить у любого жителя деревушки, где найти ведьму, и он укажет вам на это место… Или на того, кто может этой ведьмой быть.
Дети в школе рассказывали о старике по имени ведьмак Геллер, который жил в какой-то туманной лощине, куда мало кто отваживался заходить. Он мог изгонять бесов и призывать их, лечить болезни и заставлять волосы расти.
Джеймс Ли решил, что это очередная байка… Но однажды он отправился в город.
Дядя Арлен выбирал еду.
Джеймс Ли стоял на тротуаре, бросая на улицу камешки.
Внезапно у него возникло чертовски неприятное чувство. У него закружилась голова, и родимое пятно на спине начало гореть огнём.
Он развернулся и увидел, что на него пристально смотрит седой старик. Он был похож на старого и грязного фермера в лохмотьях. В нижней челюсти у него сохранился один-единственный золотой зуб, который поблёскивал на солнце.
— Малец… На тебе метка, — произнёс он. — Она лежит на тебе, и тебе никуда не деться…
Потом вышел дядя Арлен и потащил Джеймса Ли прочь.
И даже после того, как он забросил мальчишку на телегу, и они выехали из города, Джеймс Ли чувствовал, что эти глаза смотрят на него; чувствовал, что отметина на его спине горит, как угли в печи.
Дядя Арлен кричал, бушевал и предупреждал Джеймса Ли не разговаривать с незнакомцами, потому что однажды «это будет плохой человек, он придёт к нам на ферму и перережет всем глотки».
Джеймс Ли спросил:
— Это был он? Ведьмак?
— Ничего подобного, чёрт тебя дери! Ведьмаков не существует!
Но Джеймса Ли уже было не заткнуть.
— Говорят… говорят, он может делать всякое. То, чего не могут остальные. Может… Может, если мы приведём к нему ту сумасшедшую женщину, он сможет её вылечить?
За такие слова Джеймс Ли получил от дяди Арлена кулаком в челюсть. А когда они приехали домой, был наказан ещё хуже.
Когда дядя Арлен закончил экзекуцию, Джеймс Ли лежал на земле и истекал кровью.
— Никогда, никогда, никогда больше при мне не упоминай этого человека, слышишь?! — крикнул дядя Арлен. — Этот языческий, дьявольский ведьмак приносит лишь боль и разрушение! Он не может вылечить никого и ничего; всё, что он несёт — это девять кругов ада!
После этого Джеймс Ли больше не упоминал о колдуне Геллере.
Даже тётушка Маретта смотрела теперь на него по-другому. Она не была холодна, но любовь и тепло, которые Джеймс Ли знал раньше, исчезли.
Иногда мальчику казалось, что она его боится.
И однажды ночью он услышал, как дядя Арлен сказал:
— Что я тебе говорил, женщина? Подобное притягивает подобное.
Хотя он не упоминал о странном старике, Джеймс Ли никогда не переставал думать о нём и о той, что жила в хижине на холме.
Дни превратились в недели, которые обернулись месяцами и годами.
Все ответы на интересующие Джеймса Ли вопросы мальчик получил от старого самогонщика по прозвищу Чокнутый Мартин. Чокнутый Мартин знал ведьмака, который жил в лощине известной — и не безосновательно — как «Пол-акра ада».
И вот однажды летним днем Джеймс Ли совершил «паломничество».
Ему потребовалось несколько часов, чтобы сориентироваться в грязных тропках, испещривших тёмный лес. Но, в конце концов, в лощине, где не пели птицы и не жужжали насекомые, а растительность выглядела серой и мёртвой, он нашёл хижину колдуна.
Геллер сидел у огня.
— Подходи, малец, присаживайся, — произнёс старик, даже не глянув в сторону Джеймса Ли. — Я знал, что ты придёшь. Рано или поздно, тебе пришлось бы. Поэтому присаживайся. Люди поговаривают, что я кусаюсь, но ты этому не верь.
Джеймс Ли сел к костру, стараясь не смотреть старику в глаза.
У Геллера на коленях лежала скрипка, и он играл медленную, меланхоличную мелодию, а сам без умолку болтал о своём урожае и о том, как он растёт, и о том, что это будет хороший год, если Бог убережёт их от пожаров и заморозков.
— Вы сказали, что на мне лежит метка, — выдавил Джеймс Ли после того, как понял, что старик — не монстр-людоед, каким его выставляли жители. Он был простым стариком, который жил в странной лощине и беспокоился о своём урожае.
— Я помню, малец, я помню, — он положил скрипку обратно на колени. — Твой папа… Хотя нет, твой дядя… Да, дядя… твой дядя разозлился, когда ты со мной заговорил, не так ли?