Князь

горлу подкатил комок. На полу, свернувшись калачиком, лежала девушка. Поверх её было накинуто платье и тоненькая стёганая жилетка. Рядом, обхватив и прижавшись к ней, лежала пожилая женщина в ночной рубашке, седые волосы которой спадали на мертвенно-белое лицо. Укрыв замерзающую девушку своей одеждой, согревая своим телом, она до последнего дыхания пыталась спасти её. Один из парней попятился к выходу:
– Ох, матерь… Это ж нянька её – Анфиса.
– Какая нянька? – Костя повернулся в его сторону.
Парень отшатнулся от перекошенного гневом и беспомощностью лица военного, стоящего на коленях возле женщин.
– Ну, так это… не родная она ей – кормилица. Их к нам из под Львова сюда в тридцать девятом от границы выслали. Родители-то, как по пакту земли присоединили, утекли к буржуям, а её, с чахоткой, бросили. Вроде как крест на ней поставили, а Анфиса выходила. Даже к ведьме, на болото водила хворь изгонять. Ну, это так, бабы шептались.
– Ясно, – подняв на руки тело девушки, он двинулся к выходу. – Женщину возьмите, похоронить хоть по-человечески надо.
Шагая по дороге, он с надеждой вглядывался в лицо Лизы, но с каждым шагом всё ясней осознавал, что чудес не бывает. От бессилияслёзы текли по его щекам, а ноги становились ватными. Он из последних сил держался, пока не встретился с Тёмой. И тут… Череда событий после этой встречи закружила в своём вихре. Он выпал из реальности и потерял счёт времени в череде калейдоскопа картинок. Осознание пришло лишь в хате Матрёны, когда он смотрел на мирно посапывающую девушку. Мысли заработали с удвоенной скоростью. Преображение Тёмы из наивного студента в рассудительного и уверенного в своих поступках молодого человека, полностью отдающего отчёт в том, что он делает, удивило Костю. Он скрупулёзно начал выстраивать его портрет, и результаты его слегка озадачили. Собрав в единую мозаику все картинки их недолгого знакомства, он задумался. Получалось, что под маской наивного представителя сибирских народностей скрыта какая-то тайна. Какая? Враг с перспективой долгосрочного внедрения в наше общество? Образование, полученное в советском ВУЗе, узаконивает его как специалиста. Обретение нужных связей в институте, студенческое братство крепко, на долгие года, определяет социальную адаптацию. Профессия врача позволяет беспрепятственно перемещаться, не вызывая подозрений. Но что-то в этих выводах смущало Костю. Ну не чувствовал он в нём врага, а своей интуиции он доверял. Тайны, тайны, тайны – они есть у всех. Личные, глубоко спрятанные, а потому сокровенные, не предназначенные для посторонних ушей. Перед глазами Кости промелькнули картинки его детства…
Огромный красивый дом, по которому было так легко убегать от противных нянек, которые пытались его накормить очередной, пользительной для его светлости, кашей. Мама, молодая и красивая, отгоняющая его веером, когда он пытался спрятаться за её пышным платьем:
– Констант, вы попортите мне воланы.
Смеющийся отец, подхватывающий его на руки и усаживающий себе на плечо:
– Нам, мужчинам, не пристало прятаться за женские юбки. Мы встретим опасность, глядя ей в лицо.
И лихо подкрутив ус, он с Костей проходил мимо склонившихся в книксене наставниц в столовую, где они начинали дегустировать кашу на предмет годности к употреблению. В результате чего вся она оказывалась в желудке «его светлости». Потом тревожные дни, хмурый отец и заплаканная мама. Ночные сборы и десять дней пути на Тамбовщину, откуда был родом отец. Бесконечные переезды, чужие дома и страх в глазах их бывших знакомых, пытающихся побыстрей от них избавиться. Два года спокойной жизни в удалённом поместье дальних родственников и страшный голод из-за засухи. В 1920 году папа попрощался с ними и ушёл с другом детства Александром Антоновым: «защищать Россию от красных». А они, собрав узлы, отправились в Тамбов, где было не так голодно и имелась хоть какая работа. Смерть отца в 1921 году в результате подавления восстания и пустые глаза матери после ночного визита в их маленькую комнату на окраине города человека, принёсшего эту весть. Долгие месяцы существования в нищете и тот роковой день весной 1924 года, когда соседка сообщила хозяевам квартиры, где они снимали комнату, что их съёмщицу зарезали бандиты прямо возле хлебной лавки. Потом Костю выставили из комнаты, а все вещи забрали за уплату жилья и началась у девятилетнего парня беспризорная жизнь. Сбившись в стаю волчат, таких же как он «осколков революции», они под вагонами поездов колесили по стране, клыками вырывая у неё всё, что было нужным для жизни. И с каждым днём их зубы становились всё острей, а аппетит всё больше. И неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не встреча Кости с Александром Яковлевичем. Попав в Ленинграде под очередную облаву, они шумной толпой «братьев по несчастью» в набитой битком комнате с зарешеченным окном строили планы побега из очередного приюта. Дверь в помещение открылась, и на пороге застыл коренастый мужчина в кожанке. Окинув пристальным взглядом притихших мальчишек, он повернулся к сопровождающему:
– Что тут, наши клиенты есть?
Молодой парень в выцветшей гимнастёрке устало махнул рукой:
– Не, шпана одна. Сейчас по приютам распихаем, они опять сбегут и так, пока до зоны не добегаются. Ну, а кто и под…– он вздохнул, – безнадёга, одним словом.
– Ясно. – Он повернулся к выходу. – Les fleursde larévolution. (Цветы революции)
– La révolution dévore toujoursses enfants. (Революция всегда пожирает своих детей)
Комиссар резко повернулся, встретившись взглядом с подростком. Чистый, ладно подогнанный костюм, чуть насмешливая улыбка, между пальцами катает хлебный мякиш.
– Знаешь, кто такой Дантон?
– Куда нам – сирым и убогим. Тем более, это не его метафора.
И чья же?
Пьера Верньона, правда, звучит иначе, но смысл передан верно.
Да, «…как бог Сатурн пожирает своих детей».
Вам виднее, кто вас сожрёт.
Ещё секунду задержавшись взглядом на парне, глава Чрезвычайной Комиссии по борьбе с бандитизмом вышел, закрыв дверь. Подождав, пока сопровождающий закроет дверь, задумчиво прошептал:
– Интересный «француз». Коля, что по нему известно?
– «Щипач», крутился возле «Астории», в «гастроли» недавно, южный загар ещё не сошёл. Накрыли на «хате», во время облавы по адресам ночёвок. Деятельные старушки им там платную «гостиницу» устроили. У нас пока чистый, что по соседям – не знаю, нужно запрос делать.
– Как зовут?
– По кликухе – «Князь», а по имени чёрт его знает. У них для каждого случая имена разные.
– Ясно. Князь, говоришь? Вот что, когда распределишь эту гопоту, аккуратно, чтоб перед своими не засветить, доставишь его ко мне. Когда распределять будете?
– Завтра.
– Значит, завтра я буду у себя.
Александр Яковлевич Ярцев перечитывал сводки происшествий за ночь, когда в дверь постучали.