Дочь моего врага. Цвет горечавки (СИ)
Если у меня все получится, это будут духи даже сложнее тех, что на занятии сделал Джерт. Непростая задача, но тем интереснее ее решать!
Сконцентрировавшись, я занесла тыльные стороны ладони над самым первым подносом, на котором лежал лайм. Что-то мягкое и тёплое обволокло мои ладони, а затем над цитрусом взвился в воздух небольшой яркий эфир зелёно-жёлтого цвета.
Получилось!
Стараясь удержать тёплый воздух, который обволок мои пальцы, я проделала то же самое с мандарином, луговой травой, кумкватом и ревнем, вытянув из каждого его эфир. Затем настал черёд следующего ряда: жасмин, пион, тубероза, базилик и горечавка без труда расстались со своими эфирами, образовав следующий ряд разноцветных облачек, зависших в воздухе над кафедрой.
С извлечением базовых нот моего аромата было сложнее. Наверное, я выдохлась с непривычки… Тепло почти покинуло мои ладони, а работы оставалось достаточно — последний ряд содержал больше всего элементов. Ваниль, амбра, бобы тонка, дубовый мох… Золотистый эфир мускуса и желтый мимозы я тянула уже из последних сил!
ГЛАВА 5. Афродизиак
Но я смогла! И вот они, эти эфиры, в три строгих ряда парят передо мной. Я не стала жонглировать ими и перебирать, как Джерт, потому что понимала, не смогу: у меня слишком мало опыта, эфиры схлопнутся, перепутаются и я не смогу осуществить задуманное.
Быстро утерев локтем выступивший на лбу пот, я принялась за дело: сначала соединила в один эфир верхние ноты, затем ноты сердца, а затем и базовые. Так странно и здорово было управлять веществами, совсем не касаясь их!
Закусив от усердия губу — только бы все не испортить, ведь у меня почти получилось! — я осторожно соединила облачки в одно. А затем, не теряя времени, протянула к нему ладони.
Яркие ощущения накрыли с головой: я увидела начало лета, когда солнце светит особенно ярко и ласково, ещё не выгоревшая трава мягким ковром стелятся под ногами, а первые летние цветы пьянят своим запахом. И в ту же секунду в моих руках вместо эфира оказался вполне себе материальный прозрачный округлый флакон с ярко-синими духами внутри и крышкой в виде жёлтого бутона!
Вне себя от радости, я открыла крышку и, закрыв глаза, вдохнула только что созданный мной запах.
Он врывался в душу, искрился, увлекал, чтоб напоследок окутать чувственным шлейфом. Он был потрясающим!
Внезапно тишину запаховарни нарушил очень неприятный звук. Я открыла глаза и с ужасом увидела Кириаки, которая стояла в дверях, прислонившись к косяку, и насмешливо хлопала в ладоши.
— Поздравляю, Горечь, ты только что создала шедевр! — усмехнулась блондинка. — Совсем неплохо для девственницы, магия которой запечатана и которой запрещено окунаться в источники Хеб…
Похолодев, я поняла: эта мерзавка знает! Знает! Отпираться бесполезно! Моя богиня! Вот и все, я могу попрощаться с храмом. Кириаки расскажет Джерту все, в этом можно не сомневаться, меня с позором изгонят, и тогда Аррисакский простиль с его священной проституцией покажется мне самой лучшей и завидной долей!
Мысли вихрем неслись в голове. Не отдавая себе в том отчета, я прижала к груди духи, как будто надеясь на их помощь, и пролепетала:
— Откуда знаешь?
— Ты так наивна, Горечь! — засмеялась Кириаки. — Думала, я не замечу, что ты куда-то шастаешь по ночам? О, следить за тобой было так интересно и забавно. В гроте ты так страстно обнимаешь статую рыбака, как будто хочешь, чтобы он тебя поимел…
И блондинка снова залилась неприятным смехом. А я… я была просто убита. Получается, и Деспоина знает, они ведь с Кириаки лучшие подруги, а раз знает Деспа, значит, знают все прихрамовые девушки…
Моя богиня!
Кириаки ступила в запаховарню и медленно обошла меня по кругу, беззастенчиво разглядывая:
— Богиня дала тебе много магии, Горечь, много сил… Но это тебе не поможет. За неповиновение твои лохмы обстригут, лишат тебя магии, а затем отправят в диктерион, где ты и твоя щёлочка будете безраздельно принадлежать лишь хозяину борделя и до конца жизни обеспечивать его золотыми монетами. Ты же знаешь, что негодных послушниц, которых изгнали из храма, ждет незавидная судьба? А знаешь, что с тобой сделают в диктерионе? Для начала твою девственность продадут какому-нибудь жирному господину. Он отымет тебя во все твои девственные дырочки. Он не будет с тобой нежен, поверь мне… Затем тебя купят трое слуг какого-нибудь лорда. Ты будешь ещё свежая и будешь дорога, но они скинутся втроем и поэтому им хватит. Они не озаботятся прелюдией, уж поверь мне, они сразу приступят к делу и всю ночь будут трахать тебя своими вонючими членами в рот, лоно и попку одновременно! А затем клиентов будет больше и больше, твои щёлочки растянутся и перестанут быть чувствительными, со временем ты подешевеешь в цене, и кончишь самой грязной подзаборной шлюхой со Двора Чудес!
Она говорила вкрадчивым голосом, рисуя эти страшные картины, а я пыталась сдержать подступающие к горлу слёзы. Я не буду плакать перед ней! Ей не удастся напугать меня!
Вообще-то удастся… Уже удалось, ибо от ее слов меня затрясло от ужаса…
А Кириаки вдруг улыбнулась и провела ладонью по моим волосам:
— Но всего этого, моя наивная маленькая Горечь, ты сможешь избежать, если сделаешь для меня духи. А то, у меня, видишь ли, с запаховарением, в отличие от тебя, как-то не сложилось… И тогда я обещаю, что никто не узнает о твоем маленьком секрете.
Что? Да это шантаж чистой воды!
И это шанс!
— Не понимаю… — я закусила губу. — Да ты можешь попросить об этом кого угодно из послушниц…
— Не могу, Горечавочка, не могу, — покачала головой блондинка. — Я не сказала главного — в мои духи ты должна положить квинтэссенцию — самый сильный афродозиак из шкафчика Джерта.
Теперь ясно, в чем подвох! Афродозиаки добавлять в духи строжайше запрещено — ведь это вещество во сто крат усиливает половое влечение в тому, кто ими подушился. Хеб против искусственного желания, она за истинные чувства и страсть… Но Кириаки решила нарушить этот запрет!
Что ж, я сделаю то, что ей нужно — иного выхода у меня нет… По правде говоря, условие, выставленное блондинкой за ее молчание не такое страшное, как я ожидала…
— Шкаф заперт браслетом Джерта, — пожала плечами я. — Все равно афродизиак из него не достать!
— Да что ты говоришь? — ухмыльнулась Кириаки и подняла вверх указательный палец, на котором небрежно болтался тот самый браслет. — Стащила у него во время последнего Ритуала Дарения, жрец и не заметил…
— Ладно, — твердо сказала я. — Я сделаю духи, которые тебе нужны. С твоим Даровым цветком? С альстрёмерией?
Ответ блондинки меня просто поразил:
— Мне все равно, с даровым или нет, главное, чтоб там был афродизиак, и мужчина, едва вдохнув этот аромат, тут же терял голову от желания!
— Но как же так? — удивилась я. — Твой Даровой цветок…
— Даровой цветок — не даровой цветок, — пробормотала Кириаки, поднося браслет к запретному шкафу, отчего он засветился зелёным сиянием, и створки легко распахнулись. — Мне абсолютно все равно…
Она поднялась на цыпочки и достала черную продолговатую колбу, в которой плескалось сильнейшее вещество — концентрат из растительных масел и химических соединений. Подойдя к кафедре, бухнула колбу прямо передо мной.
— Так как мы с тобой теперь почти что, как сестры, Горечь, скажу свой секрет, — усмехнулась Кириаки, глядя мне прямо в глаза. — Я не собираюсь больше оставаться в этом глупом храме и жить так, как велит митера и жрец… И быть оттраханной только им! В постели он, конечно, бог, но я хочу свободы, Горечь! Мне до смерти надоели эти ритуалы и глупые занятия, и мне безумно хочется увидеть мир за стенами храма и попробовать других мужчин! Благодаря изготовленным тобой духам, они будут желать меня, и обеспечат мне красивую и безбедную жизнь. И да — я хочу носить любые цвета! Мне, например, очень нравится цвет твоей горечавки! Первое, что я сделаю, оказавшись на воле — закажу себе платье такого цвета. Не тунику и не хитон. Платье, черт его раздери! Я хочу платье!