Дочь моего врага. Цвет горечавки (СИ)
— Да, это бог царства мертвых, — кивнула я. — Нас, понимаете, тут хорошенько натаскивают про богов — кто в каких отношениях с Хеб и все такое… В Сорпии культ подземного мира, и камень они выбрали соответственный. Больная бирюза считается камнем с отрицательной энергетикой. Ее можно носить только уверенным в себе людям, которые достигли своих целей, иначе камень будет лишь только вредить. Джерт нам его показывал. Необычный зеленоватый цвет с причудливыми прожилками. Вот такие у вас глаза.
Аеск чуть приблизился, не глядя при этом на меня, но я видела, как внимательно он слушает.
— Даже не знаю, можно ли расценивать это как комплимент, — усмехнулся он.
Страшно смущаюсь, осознав, что лучше мне было держать рот на замке. Сравнила его глаза с камнем мира мертвых, да еще так подробно все объяснила. Ай да я! Возможно, митера Хтония в чем-то и права была, когда давала нам наставления.
— Можно, — вдруг говорю я и открыто поднимаю на него взгляд. — Больная бирюза — необычный камень.
ГЛАВА 9. Когда цветет горечавка
Тут двери атриума распахиваются, и появляется группа мужчин, из которых явно выделяется один и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что это Арриксакский Верховный жрец со своей свитой. Он просто огромен, даже по сравнению с Джертом… Это гора мышц, а череп его гладко выбрит. На Верховном нет ничего, кроме узенькой полоски ткани, едва прикрывающей его мужское достоинство и не оставляющей пространства для фантазии, но его кожу щедро покрывают светящиеся татуированные узоры, такие же, что и на статуе Хеб. Все мужчины из его свиты, а их четыре человека, так же гладко выбриты и растатуированы, правда, у них и тату поменьше и одежды на них побольше.
В целом, гости мне почему-то видятся дикарями. Они жадно смотрят на послушниц, а сам Верховный задерживает долгий взгляд на Серпоине. Митера Хтония рассказывала, что арриксакские женщины не отличаются красотой, потому гостей, попавших в настоящий женский цветник (ну, не считая, конечно, меня), можно понять.
Джерт с Верховным обмениваются ритуалом приветствия, после чего бритоголовый прикладывается к шампанскому, текущему из лона Хеб, и пьёт очень долго, после чего утирает рот тыльной стороной ладони и снова кидает взгляд на красноволосую Серпоину, и я замечаю, как она быстро стреляет глазами в его сторону.
Извинившись, лорд-маг Аеск Ланфорд покидает меня, подходит к Джерту и Верховному, и они начинают о чем-то вполголоса говорить. Ну, а я все-таки возвращаюсь к своему пончику.
Праздник идет своим чередом, послушницы заводят ритуальные танцы и песни, в которых участвуют все, кроме Аеска Ланфорда. Это проявление непочтения к Хеб, но почему-то никому до этого нет и дела. Как странно, он не захотел танцевать и не стал… Разве можно так открыто изъявлять свою волю?
Я вот, к примеру, тоже не хочу, потому что не умею, но должна. Впрочем, внимания на меня никто особо не обращает, кроме лорда-мага. Один раз мы с ним встречаемся глазами, и в его сквозит насмешка. Представляю, о чем он думает! Страхолюдина, да ещё и двигаться совершенно не умеет, как пингвин — никакой пластики. Я осознаю, что рядом с другими девушками, которые по грациозности сейчас могли бы обойти любого из семейства кошачьих, я выгляжу нелепо и смешно.
В конце ритуала Джерт берёт за руку Серпоину и торжественно подводит ее к Арриксакскому Верховному жрецу.
— Я объявляю эту ночь, ночь, когда наша Блестящепрядая Богиня появилась на свет, ночью любви и наслаждения, в честь почитания Хеб!
Верховный смотрит на красноволосую, и в его черных глазах разгорается пожар, а Серпоина улыбается ему — загадочно и маняще. Четверо мужчин из свиты жреца так же выбирают себе послушниц на эту ночь, причем девушки не выглядят испуганными, а, скорее, наоборот, возбуждёнными. Может, даже больше, чем сами гости.
А затем, о моя богиня, Джерт берёт за руку меня и выводит в центр круга. Неужели началось? Неужели мое самое дикое и самое потаённое желание начинает сбываться? Сейчас он скажет о том, что лишит этой ночью меня девственности во имя Хеб!
— Среди послушниц есть девушка, с которой ещё не побывал мужчина, — медленно говорит жрец, и все взгляды обращаются к нему. И ко мне. — Блестящепрядая, наша богиня Хеб говорит мне, что настал ее черёд. Лишить девственности этот прекрасный цветок — великая честь!
С замиранием сердца я слушаю его речь, но не могу не заметить, что при словах «прекрасный цветок» среди послушниц и гостей раздаются смешки. От этого мне хочется плакать.
Но ничего! Сейчас он скажет! Скажет всем им, что сегодня ночью я буду с ним!
— И эту великую честь я доверяю нашему почётному гостю — лорду-магу Аеску Ланфорду, — заканчивает свою речь Джерт, отступает от меня и берёт за руку Эрлеа, на лице которой расплывается довольная усмешка.
До меня даже не сразу доходит смысл его слов, но затем…
Джерт только что от меня отказался. Отдал другому мужчине, незнакомцу, которого я вижу второй раз в своей жизни! Все смотрят на меня, и, кажется, потешаются, смеются.
Глупышка! Думала, ты достойна такого красавца, как Джерт?
Уже не сдерживаясь, всхлипываю. Я так верила, так надеялась и все напрасно…
— Благодарю за оказанную честь, жрец, — Аеск Ланфорд вопросительно изгибает бровь. — Но обязательно ли это?
— Обязательно ли принимать честь, оказанную вам, лорд-маг, лично мною и великой богиней? — тонко усмехнулся Джерт. — Вы вправе отказаться. Даже более того, я вас пойму. Что ж, это право ваше. В таком случае, если в эту ночь охотников лишить Маргери девственности не нашлось, то по моей договоренности с Верховным жрецом Арриксакса, она отправляется в Арриксакский простиль.
Моя богиня! Джерт унизил меня, втоптал в грязь! При всех показал, насколько я никчёмна, некрасива, никому не нужна… За что он со мной так? Арриксакский простиль… храмовая проституция… Бесконечное сидение в зале ожидания клиента — вот что меня ждет…
Плачу гроше. Мне так больно… Так горько…
— Нет, — раздаётся вдруг отстраненный голос Ланфорда и он повторяет. — Нет. Я беру ее.
ГЛАВА 9
Когда цветёт горечавка…
— Значит, тебя зовут Маргери… — медленно произносит он, пару минут молчит и добавляет негромко. — Хорошее имя. Оно тебе подходит. Такое же ласковое и наивное, как ты сама.
Джерт в сопровождении радостно скалящейся Эрлеа лично препроводил нас в одни из лучших покоев в храме. Мне в этом видится злая ирония, насмешка… Впрочем, кому интересно мое мнение? Все, что Джерту от меня надо — это простыня с кровавым пятном на утро следующего дня, свидетельствующая о том, что акт состоялся. И я действительно была девицей.
Я велела себе не смотреть на него, пока он вел нас по коридорам храма. Иначе у меня просто разорвалось бы сердце от боли, от голодной тоски. Жрец с такой легкостью отдал меня этому некрасивому незнакомцу… Наверное, даже со своими вещами он обращался бережнее.
В интерьере нашего храма принята скромная незатейливость, много пустого пространства, тёплые пастельные оттенки, легкие линии, кованая мебель, намеренная склонность к упрощению, даже аскетизм… Но не в этой комнате, которая убрана в непривычном для меня городском стиле.
Богатая мебель, особое внимание к мельчайшим деталям (вроде причудливых морских раковин на каминной полке), изящные обои, дорогой ковер с затейливым узором на полу, мягкие пуфы, рояль и… огромная кровать под балдахином, застеленная шёлковыми простынями тёплого цвета спелого персика с небрежно уложенной на них нежнейшей овечьей шкурой, напоминающей сливочное облако. Шелк и шерсть — странное, варварское сочетание, но здесь оно не смотрится неуместным.
В эту постель хотелось нырнуть, как в сказку, как в дивный иной мир… Если б не мужчина на ней…
Маг-лорд Аеск Ланфорд сидит на краю кровати, скрестив длинные тонкие пальцы, и смотрит на меня, стоящую посреди великолепного и совершенно непривычного убранства комнаты.